Алмазный мост на Шёлковом пути: буддийская секта Дандарона внутри Красной Железной Тюрьмы

В этот раз в рубрике «Фиолетовый треугольник», посвящённой разноплановым религиозным сектам или оккультным группам, преследуемым государством, мы (довольно поверхностно) рассмотрим как нельзя более подходящий тематический пример — тантрическую буддийскую секту Бидии Дандарона, возникшую в СССР в 60‑е годы. По крайней мере, определение «секта» как нельзя лучше подходит к группе советских граждан, которые объединились в своём желании практиковать настоящие тантрические методы под началом гуру, в роли которого выступил бурятский буддолог и наследник мятежных лам Бидия Дандарон.

Чем такая история могла закончиться в атеистическом тоталитарном государстве — в целом понятно. Однако данная секта подарила СССР и миру целую плеяду буддологов и востоковедов, у которых были не книжные, а вполне практические знания о настоящей тантрической традиции.

Наследник теократического государства, мелькнувшего было на осколке распавшейся Империи; харизматический лидер советской тантрической секты; тюремный узник, трижды отсидевший в СССР по различным политическим статьям; буддолог, философ и, наконец, простой человек со своими страстями и страхами — история Бидии Дандарона широко известна в узких кругах постсоветских буддистов старой закалки, но за пределы этих кругов не выходит.

Это выглядит немного странным, учитывая вклад, который сам Дандарон и его ученики привнесли в отечественное и мировое оккультурное пространство. Достаточно сказать, что учеником Дандарона, получавшим у него тантрические посвящения, был известный философ Александр Пятигорский, срочная эмиграция которого из СССР стала как раз следствием гонений на “сангху Дандарона”.

Имена других учеников тоже могут сказать многое тем, кто изучает ныне буддизм и тантру: Линнарт Мялль, Андрей Донец, недавно ушедшая из жизни Фарида Маликова и другие ученики Дандарона обогатили постсоветский буддизм множеством глубоких исследований и переводов. Все эти люди в своё время имели отношение к так называемой “секте Дандарона”, которая за небольшой срок своего существования успела опробовать модель тантрического сообщества в условиях гонений со стороны государственной махины. Но начнём издалека.

Кодунай эрхидж балгасан

Северный буддизм (а именно — тибетская версия Ваджраяны в монастырском изводе школы Гелуг) стал одной из четырёх “официальных” религий Российской Империи после присоединения территорий, на которых жили исповедующие его калмыки и буряты. Происходили эти процессы в “эпоху императриц”, а в качестве отправной даты признания буддизма в России упоминается указ императрицы Елизаветы 1741 года, в котором регулируются отношения с бурятскими ламами, которые с этого момента отличаются верноподданическими настроениями. Хорошей демонстрацией этих настроений является признание бурятами императрицы Екатерины II воплощением бодхисаттвы Белой Тары — но такое прагматичное подобострастие вообще не является каким-то уникальным исключением для гелугпинского клира, так как в своё время маньчжурский император был признан тибетскими ламами воплощением бодхисаттвы мудрости Манджушри (от имени которого, кстати, и происходит самоназвание “маньчжуры”), а уже в XIX веке некоторые тибетские ламы признали английскую королеву Викторию воплощением буддийской гневной охранительницы Шри Дэви (Палден Лхамо).

Но вовсе не все влившиеся в имперскую семью народов “буддисты по рождению” вели себя так смиренно. На коронации Николая II в 1896 году произошёл интересный инцидент с участием группы бурятских лам, прибывших в составе региональной делегации: во время аудиенции, когда все склонились в поклоне перед новым императором, один из лам (необычайно высокого для бурят роста) остался стоять прямо, глядя на Николая II. Другие ламы пытались заставить нарушителя этикета склониться, дёргая за полы одеяния, — но безрезультатно.

Инцидент замяли, сообщив представителям Министерства внутренних дел, что возмутитель спокойствия, лама Лубсан-Сандан Цыденов, впал в состояние шока и его поведение “объясняется лишь последст­вием чрезмерно патриотического чувства, создавшего потерю созна­ния и умопомешательство при встрече с царской особой, и что данный случай является результатом того, что он никуда не отлучал­ся из захолустного уголка и не бывал в культурных центрах, что он считал свидание с царём редкостью и наилучшим счастьем”. За инцидент на бурятскую делегацию наложили штраф — несмотря на объяснения, в целом удовлетворившие министра МВД Горемыкина.

Но сам Цыденов затем поясняет землякам свой поступок иначе: “гелонг (ординированый буддийский монах) не обязан поклоняться царю — христианскому и мирскому, поэтому неуча­стие буддийских монахов в данном поклонении не является преступным деянием, но вот поклонение буддийской делегации, в частности Хамбо-ламы Иролтуева, гелонга и главы буддийского духовенства Сибири, как раз являет­ся отступлением от закона Винаи (нравственного кодекса монашества) и служит позором”.

Цыденов ещё до инцидента в Петербурге известен своими странностями и своеволием, достойным не буддийского монаха, а буддийского юродивого мистика — йогина-махасиддха. После того как Цыденов становится учеником прибывшего на краткое время в Кижингу тибетского наставника Джаяк-гэгэна, он получает посвящение в тантру Ваджрабхайравы и быстро достигает в ней значимых знаков продвижения.

Во время общения с Джаяк-гэгэном (который, кстати, сильно младше Лубсана-Сандана) Цыденов приходит к выводу, что бурятский буддизм нужно реформировать: от монастырско-обрядоверческого формата школы Гелуг, годного в основном для обслуживания религиозных потребностей населения, в сторону трансформирующего йогического идеала истинной Ваджраяны — с акцентом на индивидуальной тантрической практике в отшельничестве.

Он принимает решение сочетать тантры школы Гелуг (ту самую тантру Ваджрабхайравы — чрезвычайно гневного воплощения бодхисаттвы Манджушри) с передовыми достижениями других школ тибетской Ваджраяны — практикуемой в школе Сакья тантрой Хеваджры, методом Махамудры из школы Кагью и заимствованным из школы Ньингма учением Дзогчен, а также практикой Чод.

После возвращения из столицы Цыденов уходит в медитативный затвор, который продлится 23 года, — вместе с ним в затворничество уходит сформировавшаяся группа единомышленников и почитателей. Авторитет Цыденова продолжает укрепляться, даже учитывая его самоустранение от мирских контактов: в 1908 году ему предлагают прервать отшельничество и стать настоятелем Кижингинского дацана, но его позиция однозначно антиклерикальна: «Дацан — это сансара».

Пока Цыденов находится в медитативном затворе, в Тибете умирает Джаяк-гэгэн, “идамовский учитель” Цыденова (то есть передавший тантрический метод Ваджрабхайравы, который Цыденов избрал в качестве своей основной психопрактики), но бурятский лама планирует вскоре встретиться с Джаяк-гэгэном: он объявляет, что Джаяк-гэгэн целенаправленно переродился на бурятской земле, причём — в семье одного из главных сподвижников Цыденова, Дорже Бадмаева. Родившемуся вскоре после смерти Джаяк-гэгэна мальчику дают имя Бидиядара (бурятская версия санскритского “Видьядхара” — “держатель знания”). Отец Бидиядары-Бидии, Дорже Бадмаев, занимается внешними контактами общины затворников, сплотившихся вокруг Цыденова.

Однако Цыденову и всей общине вскоре приходится прервать отшельничество — после произошедшей Октябрьской революции и разгоревшейся затем Гражданской войны. В 1918 году на территории Забайкалья происходят массированные боевые столкновения между Красной армией и частями белогвардейского атамана Семёнова, который стремится привлечь на свою сторону бурят. Формальный начальник будущего диктатора Монголии, барона Унгерна, генерал-лейтенант Семёнов насильно пытается рекрутировать бурятское население в свою армию, несмотря на то, что при царской власти кочевые буряты не подлежали призыву. Семёнов грозит бурятским старейшинам массовыми репрессиями, если под знамёнами Белой гвардии не окажется нужного количества бурятских рекрутов. И это не пустые угрозы: подчиняющиеся Семёнову генералы Унгерн и Тирбах известны тем, что во время карательных рейдов истребляют целые непокорные деревни в Забайкалье.

Старейшины Цагатского, Богольдунского и Хальбинского хошунов были обеспокоены таким положением дел, поэтому обращаются за советом к Цыденову. Тот предлагает в условиях безвластия Гражданской войны создать на территории хошунов собственное теократическое государство по тибетскому образцу и решительно отказать Белой и Красной армиям в их притязаниях. 23 апреля 1919 года на съезде, проведённом на горе Челсана, объявляется о создании теократического государства Кодунай эрхидж балгасан, главой которого провозглашается Лубсан-Сандан Цыденов, принявший титул Дхармараджи (властителя буддийского Учения). На всякий случай Цыденов назначает в качестве преемника Дорже Бадмаева, а также заявляет о полном отказе от насильственных мер — данное положение закреплено в “конституции” теократического образования балагатов.

Буквально через пару недель в ставку Цыденова, который всё это время продолжал находиться в затворе, прибывает полковник Корвин–Пиотровский во главе вооружённого отряда семёновцев, которые и арестовывают Цыденова со свитой. Во время допросов самопровозглашённый Дхармараджа обосновывает свои действия тем, что “был уверен — отныне открыт широкий путь организации любого государства либо политического общества или организации в порядке революционных действий”. Цыденова и других членов теократического правительства балагатов помещают в тюрьму, но буквально через месяц большую часть задержанных освобождают, а затем выпускают из тюрьмы и Цыденова с Бадмаевым — после того как они оба признаны белогвардейской медкомиссией душевнобольными. Также Цыденов обещает белогвардейцам оставить теократические амбиции и вернуться в отшельничество. Но отпущенного из тюрьмы Цыденова встречают с почестями, а во время торжества по случаю освобождения на почётном месте рядом с Цыденовым сидит маленький Бидия Дандарон, перерожденец Джаяк-гэгэна.

Балагаты продолжают самоорганизовываться, пусть и без громких деклараций, поэтому в течение следующих двух лет Цыденова и его сподвижников попеременно арестовывают различные стороны конфликта Гражданской войны. После третьего по счёту ареста в тюрьме от тифа умирает Дорже Бадмаев — и Цыденов в послании из заключения спешит объявить своим наследником его сына, Бидию Дандарона. Восьмилетнего ребёнка в июле 1921 года возводят в сан наследника государства Кодунай эрхидж балгасан, а управлением теократией при нём занимается правительство из мятежных лам.

Затем ОГПУ арестовывает 11 членов теократического правительства и балагаты предпринимают последнюю попытку сохранить независимость — решают пренебречь принципом ненасилия и организуют вооружённую попытку отбить захваченных лам у ОГПУ. Эта попытка проваливается, но советские власти принимают существование балагатского движения со всей серьёзностью. Согласно внутренним документам ОГПУ, приходится осуществлять целый комплекс гибких мер для работы с нелояльным населением:

Правление Бурят–Монгольской автономной области. Сов. секретно, 30 декабря 1921 г., № 6751, г. Чита, в главное управление ГПО.

В настоящее время в Верхнеудинской тюрьме содержится глава теократов лама Цыденов, официально именующий себя Царём трёх царств. Будучи не вполне изолированным, Цыденов имеет постоянную связь со своими приверженцами и через особых посланцев изрекает свои предсказания и проч. По существу лама Цыденов является не более как марионеткой в руках стоящей за его спиной группы кулачества, бывших людей, вроде Бониева, Вамбо Цыренова. Эта кулаческая группа, в течение десятка лет через отшельника Цыденова эксплуатировавшая фанатически настроенную бурятскую массу и сколотившая на этом своё материальное состояние, не желая расстаться с былыми привилегиями и выгодами и подняла так называемое теократическое движение.

После работ Шиловской комиссии теократическое движение как будто затихло. На самом деле главари всё же продолжают работать на местах среди населения. Они ведут определённую агитацию, иногда провоцируя тёмную массу на эксцессы, созывают нелегальные собрания и проч.

Всё это они делают от имени Царя трёх миров ламы Цыденова, якобы по его распоряжению. Для вящей славы дела они отправляют целые возы подарков и пожертвований. Нужно сказать, что они работают очень тонко и хитро. С одной стороны, убеждают Цыденова, что он именно «Царь трёх царств», с другой, убеждают тёмную массу, что Цыденов — воплощенец, который в конечном итоге победит своих врагов, воцарится в своём величии.

Под влиянием подобной агитации население теократического района в данное время находится в приподнятом настроении в ожидании новых событий, нового движения.

В данном случае наша задача состоит в том, чтобы своевременно предупредить новые осложнения, новое движение.
В этом отношении необходимо:

1) выяснение, урегулирование взаимоотношений группы населения в теократическом районе;

2) широкая агитация, выясняющая сущность и цели движения;

3) плановая изоляция главарей;

4) централизация и усиление милицейского аппарата.

Для устранения влияния Цыденова его отправляют в ссылку в Ново-Николаевск, где он вскоре умирает от плеврита в мае 1922 года. Остатки балагатского движения окончательно удаётся ликвидировать лишь к 1927 году.

Наследник в изгнании

Маленький Бидия в 20‑е годы ходит в школу, причём сверстники в Кижинге и их родители помнят о статусе Дандарона среди балагатов, поэтому обзывают его “наследником” и всячески пытаются задирать и унижать — “наследнику” часто приходится драться. Из-за большого количества таких конфликтов семья переезжает в Кяхту, где Дандарон заканчивает обучение в кооперативной школе, после чего в начале 30-ых едет поступать в Ленинград, где начинает учиться на факультете авиационного приборостроения. Одновременно он ходит на лекции восточного факультета Ленинградского государственного университета и активно общается с бурятской диаспорой.

В то время ещё не разгромлен буддийский дацан в Ленинграде: советское правительство тогда пока ещё планирует экспортировать революцию в Тибет, поэтому сохраняет остатки ламского духовенства в относительной неприкосновенности. В дацане Дандарон встречается с его настоятелем, Агваном Доржиевым (который обучался в своё время у того же бурятского ламы, что и Сандан Цыденов, — у Нямнанэ-бакши). Агван Доржиев после общения с Дандароном пишет рекомендательное письмо к преподавателю тибетской филологии Андрею Вострикову, рекомендуя ему принять Бидию Дандарона для обучения тибетскому языку и литературе.

В кругах бурятской молодёжи, в которых вращается Дандарон, периодически вполголоса обсуждаются идеи о создании панмонголистского государства, объединённого общей религией, — и он с энтузиазмом участвует в этих обсуждениях. В первые же дни 1937 года всё это становится для Дандарона приговором: по доносу бурята-комсомольца его обвиняют в том, что он “ведёт активную контрреволюционную националистическую работу под лозунгом объединения жёлтых рас в целях подготовки вооружённой борьбы против советской власти, отторжения от СССР Бурят–Монгольской АССР и создания единого государства монгольских рас, проводит вербовку учащейся в военных и гражданских вузах молодежи в ячейки подпольной панмонгольской националистической партии”.

Дандарону “везёт”: крепкое физическое здоровье позволяет ему перенести изуверские пытки и при этом не оговорить никого из своих знакомых. Находясь в политической тюрьме НКВД на Шпалерной, Дандарон мельком видится со своим учителем тибетского, востоковедом Востриковым, который находится там же по другому делу, — его здесь тоже пытают, а потом и вовсе расстреливают. Дандарону же по 58–й статье УК СССР дают десять лет исправительно-трудовых лагерей, а донёсшим на него землякам — по десять и по шесть лет:

Именем Союза Советских Социалистических Республик 3 июня 1937 года военный трибунал Ленинградского военного округа в закрытом судебном заседании, в расположении военного трибунала Ленинградского военного округа в составе председательствующего: т. Зейдина; членов: капитана Зинченко и т. Парфенова при секретаре — военном юристе Козлове, рассмотрев дело № 018 по обвинению Дандарона, Рандалона, Батомункуева и Галданжапова, установили следующее.

Дандарон, сын ламы, будучи враждебно настроен против политики ВКП(б) и советской власти и являясь убеждённым сторонником панмонгольского националистического движения, повёл активную работу по созданию контрреволюционной националистической группы, которая и была создана в 1936 г., приговорил: на основании ч. I, ст. 58–10 УК Дандарона Бидию Дандаровича и Рандалона (Доржиева) Цыдена Доржиевича — обоих — заключить в тюрьму сроком на 10 лет, поразив каждого из них в политических правах, предусмотренных ст. 31 УК по п. «а», «б», «в» и «г» сроком на 5 лет.

Батомункуева Балбара и Галданжапова Ширапа Галданжаповича, каждого, лишить свободы на 6 лет с поражением в политических правах на 3 года.

Красная Железная Тюрьма

Ещё будучи в тюрьме НКВД под следствием, Дандарон читает в тамошней библиотеке (состоящей из конфискованной у репрессированной интеллигенции литературы) “Закат Европы” Шпенглера — эта книга повлияет на его взгляды о коллективной карме народов. Нахождение в сталинском лагере во время войны даёт много пищи для прочих буддийских размышлений Дандарона, тут он иронично сокрушается по поводу своего желания попасть на фронт: «Я понимаю, что любовь к Родине — это клеша [омрачение]. Но я ничего не могу с собой поделать, люблю Родину и за Родину стал бы воевать».

Впрочем, скоро лагеря доканывают з/к Дандарона: его отправляют на лечение, а в 1943 году ему удаётся добиться актировки — списания из лагеря по инвалидности (предлогом для этого служит открытая форма туберкулёза). После освобождения он сначала выкарабкивается из тяжелейшего состояния, ищет своего сына, переданного в чужую семью, а с окончанием войны пытается жить мирной жизнью. Однако к нему приставлены информаторы МГБ, которые всячески пытаются обнаружить в действиях Дандарона следы антисоветской деятельности, памятуя о его неблагонадёжном прошлом “наследника теократов”. Измученный невозможностью получить нормальную работу даже в удалённых районах страны, Дандарон однажды в сердцах заявляет при очевидном агенте МГБ, что работает разом на английскую и американскую разведки, — и в 1949 Дандарону по ст. 58 УК СССР дают новые десять лет лагерей.

58–10. Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст.58–2 — 58–9), а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания влекут за собой — лишение свободы на срок не ниже шести месяцев.

Те же действия при массовых волнениях или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении: наказание аналогично статье 58–2.

Во второй раз отсидка проходит в более интересной компании: послевоенные сталинские лагеря полны военнопленных, интеллигенции и политзаключённых. Дандарон здесь знакомится с философом-евразийцем Василием Сеземаном, они начинают обмениваться знаниями: Дандарон преподаёт Сеземану буддийскую философию и логику, а Сеземан читает Дандарону лекции по западноевропейской философии. В лагере у Дандарона появляется также своя религиозная община — обстоятельства её появления ученик Дандарона, философ Александр Пятигорский, пересказывал так:

Буддийской работе помог чудной случай. После разгрома Квантунской армии летом 45-го «с налёта» хватанули лам из какого-то якобы сопротивлявшегося монастыря. Те из них, кто доехал до лагеря, стали на долгие ночи и дни буддистическими собеседниками и сотрудниками Дандарона. В течение нескольких лет Дандарон руководил этими занятиями. Это не было испытанием буддийских принципов или этических идеалов; скорее, это явилось особым опытом, произведённым людьми над самими собой, ибо только в таком опыте и можно видеть сущность практического буддизма (любой эксперимент над кем-либо, кроме себя самого, в буддийской этике запрещён абсолютно, будь то эксперимент физиологический, психологический, этический или социальный). Вспоминая о лагере, Дандарон часто повторял, что странствующему из рождения в рождение буддисту очень полезно родиться в России. И, смеясь, добавлял: «Заметьте, я говорю “буддисту”, а не “буддистам”», — это очень значимая поправка.

(из эссе Пятигорского «Уход Дандарона»)

Также Пятигорский рассказывал, что именно в Тайшетской тюрьме у Дандарона появляются первые ученики-европейцы, причём весьма неожиданные: среди них бывший группенфюрер СА Ригель (который после освобождения из лагеря и возвращения в Германию якобы кардинально меняет свою жизнь и идёт работать санитаром в психиатрическую больницу) и польский журналист Вольдемар Кокошка. Последний по освобождению и репатриации вывезет на Запад написанную Дандароном в лагере рукопись “Необуддизм”, где была сделана попытка синтезировать буддийское учение с актуальными тогда научными и философскими представлениями. Для того чтобы вывезти книгу, перед своим освобождением Кокошка намеренно ранит себя в руку, чтобы под бинтами спрятать листы рукописи — это удаётся. Всё это укрепляет Дандарона в намерении передать сокровища Ваджраяны на Запад, неся европейцам буддийскую проповедь на их языке.

“Тантра — на Запад!”

После смерти Сталина политические уголовные дела массово пересматриваются — и в 1956 году Дандарон выходит на свободу, а затем начинается процесс его реабилитации по прошлым уголовным делам. Однако с трудоустройством после лагеря, как и со спокойной жизнью, всё очень непросто: у бывших заключённых нет возможности получить желаемую работу, сложности с регистрацией ограничивают в перемещениях, а за самими бывшими политическими з/к ведётся неусыпный контроль органов.

В такой ситуации помогают лагерные знакомства — в Москве Дандарона привечает бывший белогвардеец, профессор химии Позняков. Но наиболее важна для Дандарона встреча с Натальей Ковригиной, приёмной дочерью другого его лагерного товарища, Василия Сеземана. Дандарон влюбляется в Ковригину, и в течение двух лет длится их роман в переписке (эти письма потом станут книгой “Письма о буддийской этике”). В этих письмах Дандарон проявляет себя как вполне себе обычный человек, одержимый страстью — однако это чувство очевидным образом вдохновляет его на подвижническую деятельность. Ковригина становится первым человеком, которому Дандарон даёт буддийское тантрическое посвящение на воле, абхишеку Ваджрасаттвы. Это посвящение дано Ковригиной практически сразу же после знакомства с Дандароном, затем она уезжает в Вильнюс, а спустя два года выходит замуж — и их общение с Дандароном сразу же прекращается.

Параллельно Дандарон знакомится с Юрием Рерихом, которому наконец разрешили вернуться в СССР из Гималаев: Рерих, впечатлённый знаниями Дандарона, предлагает ему принять участие в работе над совместными проектами по изучению источников на тибетском языке. Всё это время Дандарон мотается между Москвой и Улан-Удэ в бесплодных попытках устроиться на работу по своему основному профилю — поближе к тибетологии и буддизму. Но вскоре Рерих скоропостижно умирает от инфаркта, зато через знакомство с ним у Дандарона появляются новые ученики — ученик Рериха, индолог и философ Александр Пятигорский, а также выдающийся буддолог и санскритолог, Октябрина Волкова.

До этого в ученики Дандарона в основном попадают люди из богемной среды советских художников — в том числе любимый ученик Дандарона, Александр Железнов. Теперь же ячейка дандароновцев есть даже в Музее истории религии и атеизма СССР, который располагается тогда в Казанском соборе.

Постепенно вокруг Дандарона собирается всё больше интересующихся буддизмом и духовным самосовершенствованием: среди этих людей как филологи и востоковеды, пришедшие через академический интерес, так и заинтересовавшиеся йогой и саморазвитием — зачастую это совсем неожиданные персонажи с полукриминальным прошлым, но сильным внутренним религиозным устремлением.

Поэтому, когда Дандарону дают работу в Бурятском институте общественных наук, то центр жизни сообщества учеников Дандарона переносится в Улан-Удэ. В течение следующих нескольких лет это сообщество постепенно начинает функционировать как полноценная тантрическая секта.

Тайная Колесница

Когда вокруг Дандарона появляется существенная группа заинтересованных в Ваджраяне людей, то он фактически начинает осуществлять планы своего предшественника, Цыденова, который хотел распространять йогическую форму буддийского тантризма — в пику “дацанской учёности” лам и “дацанскому обрядоверию” прихожан.

Эта форма истинной Ваджраяны по своей сути сугубо маргинальна — как с точки зрения обывателя средневековой Индии, так и с точки зрения современности, а тем более — атеистического советского общества. Например, Ваджраяна (как и другие тантрические традиции) делает акцент на безусловном почитании гуру, беспрекословном ему повиновении — и это ещё самый безобидный аспект, который даже при полной безупречности личности Учителя может стать пунктом обвинений в создании деструктивной религиозной группы. Но помимо этого, в Ваджраяне есть множество прочих элементов, которые призваны декондиционировать адепта, сломать его привычные представления о действительности, чтобы затем выстроить новые — в соответствии с тантрическими философией и практикой. Под это заточены психопрактики, включающие нарушения социальных табу.

Конечно, если для жителя средневековой Индии ритуальное употребление говядины/конины и алкоголя являлось поистине серьёзным нарушением социальных догм, то современный европеец даже может не понять, в чём тут подвох. Однако когда в том же ритуале тантрического пиршества используются собачатина и человечина с кладбищ (как то предписывается в некоторых тантрах) — то эффект с лёгкостью достигается, даже если субстанции всего лишь визуализируются.

И таких аспектов ритуальной и медитативной практики, работающих через этические парадоксы и внешне конфликтующих с этическими установками Махаяны и общества, в Ваджраяне множество. Поэтому Ваджраяна считается наиболее быстрым путём трансформации, но и наиболее опасным. Как гласит популярная присказка тантрического буддизма, “путь Тайной Мантры — как полый ствол бамбука: попавшей внутрь змее (ученику) после этого открыты только дороги вверх и вниз”. Вниз же сорваться очень просто, но (как считается в Ваджраяне) это приемлемая цена вступления на высший путь, на который можно вернуться даже из глубочайшего ада для оступившихся тантриков — что уж говорить о мимолётных страданиях этого мира, риске сумасшествия и полной потерянности для “нормальной” социальной жизни.

В связи с тем что настоящая тантрическая практика всегда опасна возможностью быть не понятой обществом, она во все времена должна осуществляться тайно, а группы людей, ею занимающиеся, должны блюсти конспирацию. Это вполне объясняет другое название Ваджраяны — Тайный Путь или Колесница Тайной Мантры.

Дандарон наверняка хорошо понимал весь риск любой религиозной деятельности в СССР, однако начал претворять свои давно лелеемые идеи в жизнь — то ли он почувствовал ослабление контроля со стороны государства на излёте “хрущёвской оттепели”, то ли решил, что терять ему нечего. Однажды у него было видение Лубсана-Сандана Цыденова, который сказал ему: “Раньше йогам являлись, мешая созерцать, мары в виде различных чудовищ, так было у индийских махасиддхов. У твоих учеников будет иначе. Для них препятствием будет закон страны. Но их внутренние переживания будут такие же, как и раньше у индийских и других йогов”.

Хулиганство советских йогинов

Закон страны и вправду был препятствием, но инфильтровавшие все сферы научной и духовной жизни спецслужбы до поры сквозь пальцы смотрели на то, как разномастная группа интеллигентов, художников и пролетариев практикует тантру, беспрекословно подчиняясь дважды сидевшему по политическим обвинениям наследнику теократического квазигосударства. Поэтому, настоящие проблемы у общины Дандарона возникли только тогда, когда объединились между собой два негативных фактора: враждебное отношение к Дандарону со стороны земляков и растущий фанатизм учеников Дандарона.

Для бурятских интеллигентов и для властей не было секретом паломничество к Дандарону его учеников. Пятигорский вспоминает это так:

Что очень характерно для отношения к Дандарону местных бурятских властей, так это то, что они ненавидели его именно за его принадлежность к их духовной традиции, к традиции, ими же самими и отвергнутой. Что касается другой, важнейшей стороны его проповеди, — проповедуемого им философского универсализма буддизма, — то эта сторона была им просто недоступна, ибо они уже отступились от традиции. И Дандарон как бы служил живым напоминанием об их отступничестве от прежней культуры и о невозможности реального принятия ими никакой другой, хотя сам он, будучи человеком глубоко позитивного склада, никогда не имел в виду упрекать их за это.

(из эссе Пятигорского «Уход Дандарона»)

Это само по себе могло бы и не привести ни к чему серьёзному: деятельность “сангхи Дандарона” не была политической, они не были диссидентами, а основные религиозные гонения приходились тогда на долю христиан. Но в дело вступил второй фактор — поведение учеников начало нарушать конспирацию тантрической группы. Главным демаскирующим фактором стали поступки любимого ученика Дандарона, Александра Железнова, в котором Дандарон даже признал перерождение своего отца, Дорже Бадмаева. Железнов много и усердно практиковал, но его поведение порой напоминало подражание “йогинам безумной мудрости”: так, однажды он вылил таз нечистот из сортира на алтарь другого ученика Дандарона, Виктора Пупышева, из-за того что на алтаре Пупышева на центральном месте стояла фотография не Дандарона, а другого бурятского ламы, Гатавона, у которого Пупышев также получал учения. Также Железнов проводил импровизированные инициации для новых учеников:

Последним учеником Бидии Дандаровича стал вильнюсский психолог Антанас Данелюс. В одну из первых ночей после приезда в Бурятию Железнов и Мялль устроили Антанасу допрос с пристрастием. При этом сами выступили в роли работников КГБ, окружающих буддийского Учителя, и делали вид, что, зная все об Антанасе, вербуют его. Выдумал эту провокацию Железнов, а Мялль с удовольствием подыграл ему. Мялль с восторгом описывал перипетии ночного разговора, приговаривая: «Вот это был настоящий дзэн». Антанас выдержал ночное испытание и был допущен к Учителю.

(из воспоминаний Владимира Монтлевича)

И таких поступков было множество, но в основном они ограничивались пределами “сангхи Дандарона” — выглядит это так, как будто Железнов сам примеривал роль гуру в плане декондиционирования и переформатирования сознаний других. Но иногда конфликтные ситуации с Железновым случались за пределами закрытого круга учеников Дандарона. Жена Дандарона, Софья Сампилова, а также её сын Дандар недолюбливали Железнова и прочих учеников за “хулиганскую деятельность”. Судьбоносным же стал конфликт Железнова с бывшим учеником Дандарона, математиком Петром Дамбадаржаевым, которого Дандарон стал упрекать за “сползание в Хинаяну”. В определённый момент Железнов и Мялль отправились “поговорить” с Дамбадаржаевым, чтобы “образумить” его. Результатом беседы стало обращение жены Дамбадаржаева в милицию: Железнов устроил скандал с лёгким рукоприкладством, это и стало последней каплей.

После этого события принимают угрожающий для “сангхи Дандарона” оборот: арестовывают Железнова, а также другого ученика, Василия Репку. Следствие даёт ход раскручиванию дела по статье №227 УК РСФСР — “Создание группы, причиняющей вред здоровью граждан”.

Создание группы, деятельность которой, проводимая под предлогом проповедования религиозных вероучений, сопряжена с причинением вреда здоровью граждан или половой распущенностью, а равно руководство такой группой или вовлечение в неё несовершеннолетних — наказывается лишением свободы на срок до пяти лет со ссылкой или без таковой, с конфискацией имущества или без таковой.

В этот момент вся группа Дандарона как будто не осознаёт того факта, что вся ответственность ляжет на гуру — да и первоначальные планы органов явно включают желание закрыть учеников: арестовывают также других участников группы, Лаврова, Буткуса и Монтлевича, которые ведут себя нарочито провокативно и неадекватно. Но затем подход следствия меняется:

Следователи МВД и сотрудники КГБ, вняв неординарности происходящего, приняли решение не допускать до суда учеников и судить Дандарона одного. Познакомившись в ходе допросов с Железновым, Лавровым, Монтлевичем и Буткусом, они поняли, что в суде при таком наборе обвиняемых, добиться осуждения Дандарона будет очень трудно, а если и удастся, то судебное разбирательство превратится в фарс. И они решают отсечь арестованных учеников от судебного разбирательства. Применяется отработанная схема: проводится пятнадцатиминутная психиатрическая экспертиза, и все четверо признаны невменяемыми, их участие в суде невозможно, и, как результат, всем четверым назначается принудительное лечение в психиатрических больницах по месту жительства.

Других учеников преследуют: так, опасаясь дальнейшего развития дела, Александр Пятигорский эмигрирует сначала в Израиль, потом в ФРГ, а затем и в Лондон. Дело в отношении тантрической секты действительно является неординарным для СССР: свидетели обвинения, в частности, говорят, что ученики Дандарона учились летать (в зале суда это вызывает смех) и использовали в ритуалах человечину (доказательств чему не нашлось). У следствия остаются в качестве фундамента обвинения только лёгкие побои в отношении двух истцов да косвенное обвинение в мошенничестве — Дандарон предоставляет через Буткуса для музейной коллекции Вильнюса буддийские ритуальные предметы, которые Буткус оформляет как купленные у населения. В итоге суд оставляет единственного обвиняемого — основателя группы, Дандарона, вынося в декабре 1973 приговор:

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда Бурятской АССР в составе председательствующего Иванова А. Л., членов суда Павлова К. П. и Фёдорова Н. Б. с участием прокурора Байбородина А. Ф. и адвоката Немеринской Н. Я., рассмотрев в открытом судебном заседании в г. Улан — Удэ 30 января 1973 г. дело по кассационным жалобам осуждённого Дандарона Б. Д. и в его же интересах — адвоката Немеринской Н. Я., на приговор народного суда Октябрьского района г. Улан — Удэ от 26 декабря 1972 г., которым Дандарон Бидия Дандарович, уроженец села Кижинга Кижингинского аймака Бурятской АССР, бурят, беспартийный, с незаконченным высшим образованием, женат (в семье двое несовершеннолетних детей), был судим дважды в 1937 и 1948 гг. за государственные преступления, но в 1956 г. реабилитирован, до ареста по настоящему делу работал младшим научным сотрудникам рукописного отдела Института общественных наук Бурятского филиала Сибирского отделения Академии наук СССР, проживал в г. Улан — Удэ по ул. Солнечной д. 39, кв. 45, осуждён по ст. 147, ч. 3 УК РСФСР к пяти годам лишения свободы, по ст. 227, ч.1 УК РСФСР к пяти годам лишения свободы с конфискацией имущества и по совокупности в силу ст. 40 УК РСФСР — к пяти годам лишения свободы в ИТК общего режима (отбывание меры наказания в НТК общего режима судом мотивировано) с конфискацией имущества, в частности: постановлено конфисковать ковёр, часы, пишущую машинку «Москва», причитающийся гонорар 345 руб. 88 коп. и другие вещи, преподнесённые в виде подарков, а также изъятые культовые предметы Дандарона, Лаврова, Буткуса, Железнова, Монтлевича и денежные вклады в сберкассах на счетах Железнова и Репки — 2405 руб. 61 коп.

Чёрная тетрадь

Для Дандарона этот приговор становится смертным: шансов пережить в его возрасте третье по счёту заключение в советском лагере крайне мало. Тем не менее он продолжает свою буддийскую активность в заключении: пишет садханы для своих учеников, а также “Чёрную тетрадь” — исследование буддийских Четырёх Благородных Истин с точки зрения общественной кармы. В своём пафосе и настроении данная рукопись напоминает отчасти размышления Даниила Андреева в “Розе Мира” — сказывается общий сеттинг Красной Железной Тюрьмы. Судя по всему, Дандарон отзывчив к другим заключённым и помогает одному из них составить жалобу на пытки со стороны надзирателей. Это становится его последним бодхисаттвическим деянием: прознав про это, его закрывают в штрафном изоляторе, в котором он умирает от побоев в октябре 1974 года. Из-за недостатка информации его смерть мистифицируется и обрастает сверхъестественными подробностями: якобы Дандарон перед смертью погрузился в тукдам (посмертную медитацию), попросив сокамерников не беспокоить его, но персонал лагеря прервал медитацию, посчитав Дандарона мёртвым.

После ухода Дандарона группа постепенно начинает распадаться, но основной костяк поддерживает связи — при этом большая часть участников секты впоследствии посвящают свою жизнь буддологии, буддийской философии или буддийской медицине. Список учеников Дандарона, которые достигли на этом поприще значительных успехов, весьма велик. Нет никаких сомнений, что Дандарон давал непосредственное введение в Ваджраяну на весьма высоком уровне — навряд ли кто-то ещё в СССР (да и в современной России) имел возможность практиковать тантрический буддизм в той мере, в которой это могли ученики Дхармараджи. Удивительно, что группа просуществовала относительно долго, несмотря на пристальное внимание государства ко всем формам религиозной жизни.

Ученики Дандарона также сберегли его наследие — даже “Чёрная тетрадь”, конфискованная после смерти автора и канувшая в архивах КГБ, была добыта после распада СССР и опубликована, как и прочие работы Дандарона как буддолога. Остались также тантрические методы “группы Дандарона”, которые, впрочем, были заточены под конкретную группу людей и конкретный момент времени. Можно однозначно сказать, что намерение принести настоящую тантру на Запад Дандарон осуществил в полной мере: после падения колосса СССР ученики Дандарона продолжили свою деятельность как в России, так и в Европе. На Шёлковом пути из Азии в Европу Дандарон послужил своеобразным мостом: желание реформировать буддизм под современные условия посетило Дандарона ещё задолго до того, как ветер кармы в лице китайских солдат разметал тибетских лам по всему миру, словно семена Учения. Осуществлять свой замысел ему пришлось в непростых условиях — тем ценнее его вклад в строительство алмазного моста в Западную Землю.

О Великий Дхармараджа, Будда-Учитель,
Шри Махасиддха Бидьядара,
Открывший двери на Запад
И распространивший Тантру в Стране Ваджрасаттвы,
Дайте мне два сокровенных сиддхи и сиддхи махамудры!
Да пройдёт тантра на Запад, да будет Сангха едина,
Да реализую я единство шуньяты
И бодхисаттвовской мысли на благо всех живых!

(фрагмент молитвы учеников Бидии Дандарона)