Луис Уэйн и токсоплазматы from outta space

Сегодня исполняется 157 лет со дня рождения одного из главных кошачьих художников нового времени, Луиса Уэйна. Возможно мы бы так и не знали бы о нём, если бы не учебники психиатрии, в которых рисунки Уэйна демонстрировались в качестве примера прогрессирующего заболевания и если бы не бессменный предводитель Cur­rent 93, Дэвид Тайбет. Тайбет был одержим картинами Уэйна в той же степени, как и картинами Спейра, но Уэйну посвятил куда больше в своём творчестве – любовь к кошачьему художнику росла с самого детства. О конспирологическом кошачьем следе в жизни Уэйна и Спейра мы вспоминали ранее, поэтому обратимся к летописям «Эзотерического подполья Британии»:

Луис Уильям Уэйн родился в Лондоне в 1860 году и в 21 год начал публиковать свои работы. Вначале он рисовал реалистичные портреты диких животных, затем обратился к собакам, а потом — к кошкам, после смерти от рака его кошки Эмили, рядом с которой все это время находился ее друг Петр Великий. Популярность кошачьих рисунков привела к серии успешных детских ежегодников, а их образы начали появляться на различных сувенирах. Однако Уэйн, вынужденный содержать пятерых сестер, не был успешным бизнесменом, всю свою жизнь оставаясь почти без денег. Одна из сестер в 1900 году попала в психиатрическую клинику, утверждая, что ее поразила «смертельная проказа» и что она видела несколько убийств. Со временем психическое самочувствие Уэйна также ухудшилось; он становился все агрессивнее и считал, что духи направляют на него потоки эфира. Уэйн верил, что он, как и его любимые кошки, «полон электричества». В тот год, когда его сестра оказалась в клинике, он написал: «Мой кот Петр — маленькая электрическая батарейка, жена — батарейка побольше, и большая притягивает электричество от маленькой; прохождение потока от одного тела к другому порождает тепло (…) Мне кажется, основная цель его умывания — это завершение электрической цепи». Остаток жизни с 1924 года он провел в психиатрических лечебницах, где создал свои лучшие работы. В 1939 году Луис Уэйн умер.

«Во время своего заключения он изображает кошек перед изысканными зданиями в итальянском стиле, возможно, воплощая видения зеленых садов различных больниц, в которых побывал, — писал Тибет в статье об Уэйне, опубликованной в весеннем выпуске домашнего фэнзина Ника Кейва The Wit­ness за 2000 год. — Изгибающиеся наэлектризованные кошки с огромными глазами. Обычно Уэйн записывал названия картин на обратной стороне как руководство для печатников, но в конце 1920‑х он излагал там свои восторги и переживания: „Подхватит прыгающий мячик, мягко покатает его из стороны в сторону. Цель — в глазах каждого котенка. Глаза смотрят прямо на мячик — катится к лапкам — прыгает домой, где прячется“. Двери в Кэтленд раскрылись, и он поспешил вернуться в свой истинный дом». Эта литания Уэйна открывает альбом Cur­rent 93 Of Ruine Or Some Blaz­ing Starre, где Тибет, взывая к его милосердному духу, пытается следовать за ним в рай, «пусть даже на вратах написано Бедлам».

И резюмируем мемориальный пост перводом текста песни C93 «Blood­bells Chime» от Михаила Боде:

 

Что есть продай — раздай котятам.
На могилу Луиса молока плесни.
Тот же час в Котландию тропинка
Откроется тебе.

Ясный свет внутри.
Ясный свет внутри.

Высоко над радугой-дугой
Леденцовый наш кораблик.
Ясный свет внутри
До утра гори.

Льется, льется
Ясный свет!..
(До утра гори.)

Видишь, дети встают из луж
И трут глаза — в них грязь и ночь
Спи-усни,
Угомон тебя возьми.

Нет покоя мне: хочу мечтать, словно в юные года!
Ко мне пришла — так юна и так чиста.
Кровокольчики звенят.

Замечать их я не стану.
Замечать их мне нельзя.
Кровокольчики звенят.

Томми Кэткинз салютует нам
Из окопов Кошачьей мировой,
Где застыл, застыл навеки.
Он жениться и не думал.
Но — сердца зов, родимый дом…

Кровокольчики звенят.
Кровокольчики звенят.