Тибетские трипы со скачками сквозь время и пространство среди взрывающихся звёзд (перевод книги РАУ «Секс, наркотики и магика», часть VI.)

От редакции. Cегодня мы публикуем перевод ШЕСТОЙ ЧАСТИ легендарной книги Роберта Антона Уилсона «Sex, Drugs and Mag­ick: A Jour­ney Beyond Lim­its», — «ТИБЕТСКИЕ ТРИПЫ СО СКАЧКАМИ СКВОЗЬ ВРЕМЯ И ПРОСТРАНСТВО СРЕДИ ВЗРЫВАЮЩИХСЯ ЗВЕЗД» — несколько месяцев назад завершенной переводчиком, благодаря которому ты смог познакомиться с уже почти 90% книги «Ксенолингвистика» Дайаны Рид Слэттери.

Напоминаем, что познавательная и весёлая книга РАУ была несколько месяцев назад издана дружественным проектом «Касталия» и появилась в продаже. Как мы и обещали, по договорённости с «Касталией» с наступлением лета мы начинаем публиковать оставшиеся главы «Sex, Drugs and Mag­ick» на нашем сайте. Следите за обновлениями — следующие главы появятся в ближайшие недели.

Приобрести бумажную версию, буде на то ваша воля, можно, написав напрямую руководителю «Касталии» Олегу Телемскому или в книжных магазинах «Все свободны», «Циолковский», через паблик «Книги по психологии и психотерапии» и, возможно, в иных, неведомых нам пока анклавах реальности.

СЕКС, НАРКОТИКИ И МАГИКА

VI

ТИБЕТСКИЕ ТРИПЫ СО СКАЧКАМИ СКВОЗЬ ВРЕМЯ И ПРОСТРАНСТВО СРЕДИ ВЗРЫВАЮЩИХСЯ ЗВЕЗД

В ходе анализа воздействия ЛСД-25 на человеческий разум была выдвинута разумная гипотеза относительно того, что эти вещества действуют на человеческий компьютер, привнося белый шум (имеется в виду случайным образом варьирующаяся энергия, в которой нет сигнала как такового) в определённые системы компьютера… Этот­ компонент шума, добавленный к обычным сигналам в схемах, делает значения настолько неопределёнными, что повышается возможность появления новых интерпретаций. [курсив в оригинале]

— Доктор Джон Лилли, «Программирование и метапрограммирование человеческого биокомпьютера»

Когда три доктора философии, Тимоти Лири, Ричард Альперт и Ральф Мецнер начали ставить на себе эксперименты с участием ЛСД-25 в Гарварде в 1960 году, они были добропорядочными, ­строго придерживающимися научных традиций психологами. После них доктор Лири стал ­скрывающимся от правосудия беглецом и ревностным приверженцем сексуальной магии Алистера Кроули, преодолев этапы с попытками быть восточным гуру в клёвых шмотках и неистовым революционером в неказистой одежде марксиста. На смену доктору Альперту пришёл «Баба Рам Дасс», приверженец хатха-йоги, придерживающийся традиционных индуистских воззрений. Доктор Метцнер посвящает свою жизнь тому, чтобы учить методам расширения ­сознания, при которых не требуются наркотики, что включает в себя йогу, гадание на картах Таро, сексуальную магию, гадание на «Книге Перемен» и алхимию. Почти наверняка те идеи, с которыми эти люди сталкивались в прошлом, сыграли важную роль в формировании их идей. Но почти также наверняка (они в этом убеждены, и их почитатели и критики тоже склонны верить в это) ЛСД было катализатором, выгнавшим их из кущ учёного мира в ослепительные безоблачные выси неортодоксальности.

Доктор Джоэл Форт постоянно напоминает нам, что приписывать подобное развитие характера исключительно действию наркотика — ненаучно, суеверие. «От марихуаны, — однажды сказал он мне, — волосы не начнут расти». Это правда. И от ЛСД музыкальные интересы не сместятся от Бетховена к тяжёлому року. Тут не поспоришь. Если бы «Битлз» появились в то же время, но стриглись бы коротко и играли бы кул-джаз, во всей наркокультурной тусовке скорее всего были бы популярны короткие стрижки и кул-джаз. Подобные харизматичные герои всегда играют большую роль в распостранении моды на что-либо, чем любой наркотик.

Тем не менее есть некая связь между развитием доктора Лири, доктора Альперта и доктора Метцнера и такими похожими друг на друга историями, как эти:

• доктор Джон Лилли после экспериментов с ЛСД прекратил исследования, связанные с дельфинами, которые прославили его во всём мире, и выпустил всех дельфинов на волю.
• Олдос Хаксли после экспериментов с мескалином и ЛСД резко изменил свой подход к сочинению книг, перестав отдавать предпочтение трагическим и в чём-то пуританским предубеждениям, переполнявшим его произведения с начала 1930‑х годов, и начал писать оптимистичные книги. Он также начал относиться к сексу как к созидательной и приносящей радость, а не как к разрушительной и опасной силе.
• Кен Кизи после экспериментов с ЛСД прекратил писать романы и посвятил жизнь розыгрышам, хэппенингам, рок-концертам и прочим квази-духовным видам творчества.

Подобным историям нет конца. Я познакомился за прошлый десяток лет как минимум с несколькими сотнями любителей кислоты, и во всех из них без исключения произошли настолько же резкие перемены, с моей точки зрения, не всегда благоприятные. Не то чтобы кислота подталкивала человека к определённым идеям (отказу от насилия, восточной мудрости и так далее). Эти идеи просто витали в воздухе в шестидесятых. На самом деле действие кислоты часто было противоположным (к примеру, когда Лири временно стал адептом философии «пристрели копа, взорви здание» подполья «Синоптиков»).

Что чаще всего делают ЛСД, мескалин и похожие психоделики, в особенности после нескольких трипов, так это открывают перед человеком то, что доктор Лилли называет «шумом». Это специальное понятие из области кибернетики, означающее внешние сигналы, не похожие на ­информацию. (Кеннет Стар — выдающийся m’hashka shi­bron franzel ob frimmt). Выражение в скобках начинается с трёх единиц, состоящих из «информации», а продолжается пятью единицами, являющимися всего лишь «шумом». Как отмечает доктор Лилли:

Главный принцип действия, это, по-видимому, то, что человеческий компьютер работает таким образом, что выводит сигналы из шума, а следовательно, создаёт информацию из случайных энергий, в которых сигнала не было… С помощью тщательного анализа «созданной» из шума информации можно выявить, что она находилась в хранилищах информации компьютера…

Читатель, если он является нормальным биокомпьютером, не воспринял предложение «m’hashka shi­bron franzel ob frimmt» как простой шум. Вместо этого он попытался найти в нём некий призрак или некую тень смысла — как минимум он воспринял «ob» как родственное слову «of» и предположил, что первые три слова были адъективным словосочетанием, а «frimmt» — существительным-дополнением. Некоторые читатели, ­возможно, спроецировали из банков данных своих компьютеров гораздо больше и увидели в шуме искажение какого-то хвалебного­ или оскорбительного высказывания, которое они лично отнесли на счёт господина Старра.

Это именно то, что происходит во время ЛСД-трипа. Разница в том, что шум и свежесозданная информация поступают к трипующему не только через буквы на странице, но и посредством каждого из чувств, включая 17 чувств, которые современная наука только что открыла вдобавок к обычным зрению, слуху, осязанию, обонянию и вкусу.

Далее происходит, мягко говоря, уникальное переживание, в процессе которого человек обучается. В традиционном западном образовании мы обучаемся только посредством ушей, глаз и небольшой области лобных долей нашего головного мозга, будучи принуждены сидеть в йогической позе за партой. Обучаясь актёрскому мастерству или танцам или участвуя в спортивных тренировках, скажем, в бейсболе или футболе, мы обучаемся при помощи мышц, нервов, желёз и различных внутренних чувств. Трипуя под психоделическим наркотиком типа ЛСД, мы обучаемся на всех каналах наших биокомпьютеров, мы, на самом деле, обучаемся столь многому и столь быстро, что еле понимаем, чему обучаемся. Зачастую на то, чтобы расшифровать, что именно происходило во время трипа, уходят месяцы.

Мы уже упоминали о дискуссии по поводу того, как называть ­процесс генерирования подобной новой «информации» — психоде­лическим (расширением сознания) или галлюциногенным (бредовой иллюзией). Похоже, это зависит от того, достаточно ли скептичен был субъект во время событий и после них. К примеру, в своей книге «Центр циклона» доктор Лилли рассказывает о новой информации, которая будто бы попала в его мозг от существ из другой галактики. Вообще-то это совсем не редкость во время кислотных путешествий, и среди моих знакомых не один человек столкнулся с таким же опытом. Доктор Лилли подходит к этому как учёный и приводит ровно дюжину теорий относительно того, откуда на самом деле появилась эта информация; он включает сюда, к примеру, настолько же дикое предположение, что её переслали находящиеся на Земле ­телепаты из будущего. Он не может решить, какая из теорий верна, но предпочитает в выборе руководствоваться обычными научными стандартами, а именно выбрать «наиболее экономную» теорию — то есть теорию, в которой вводится меньше всего новых сущностей. Он предпочитает, таким образом, предполагать, что эти впечатления поступили из части его собственного компьютера, которую ­сознание обычно не видит.

С этим не может поспорить ни один скептик. Что мы, однако, скажем о тех, кто признает правильным первоначальное впечатление и уверует в то, что действительно контактирует с неземными разумными существами? Психиатры скорее посчитают, что они галлюцинируют или бредят. Самое большее, что скажут любители научной фантастики, впрочем, это то, что такие люди слишком доверчивы или слишком спешат с выводами: останется возможность того, что они правы. А русские парапсихологи, считающие, что уже продемонстрировали, что обмен телепатическими сообщениями на расстояниях в тысячи километров возможен, естественно, не исключат возможности такого обмена в масштабах галактики и даже между галактиками. Даже в NASA посчитали такую возможность достаточно правдоподобной, чтобы устроить испытание, в ходе которого ­астронавт с луны предпринимал попытки послать телепатические сообщения четырём экстрасенсам, находившимся на Земле.

Что тогда насчёт тех людей (им нет числа), которые в кислотном трипе ­встретили «Бога»? Очевидно, если мы атеисты (как и большинство учёных, хотя в странах, где у власти не коммунисты, они и стараются не заявлять об этом настолько открыто), мы предположим, что человек, сделавший такое заявление, галлюцинировал. Но, предположим, мы верим в Бога. Что тогда? Ответ, видимо, зависит от того, как мы представляем себе Божество – или того, согласны ли мы с мыслью, что Бога может быть легче найти с ЛСД внутри организма, чем с пшеничным хлебом, или бурбоном, или ливерной колбасой внутри организма. Индуисты и христианские мистики, верящие в то, что Бог повсюду, но невидим для нас из-за нашей зацикленной на себе природы, с лёгкостью поверят, что вещество, которое иногда стирает «я», также может сделать виднее Бога.

А теперь что насчёт заявлений вроде этого — его сделал Баба Рам Дасс, некогда доктор Ричард Альперт?

Тим [Лири] абсолютно прав насчёт того, что ЛСД улучшает секс. Перед тем, как попробовать ЛСД, я никогда не оставался в состоянии сексуального экстаза несколько часов напролёт, а под ЛСД у меня это было. Оно усиливает все ваши чувства, а это значит, что вы переживаете сексуальный опыт полностью. Каждая ласка или поцелуй длятся вечно.

Когда Рам Дасс сделал это заявление, попавшее в материал «Плейбоя» о Наркотической Революции, Джон Финлейтор из Бюро по наркотикам и опасным лекарственным средствам с издёвкой спросил: «Рам Дасс, а вы не прихвастнули, с вашим-то возрастом?» Большая часть психологов и психиатров так же скептически относятся к более экстравагантным заявлениям об эротическом эффекте ЛСД от его приверженцев.

И тем не менее та часть, которую сложнее всего принять обычному человеку («сексуальный экстаз несколько часов напролёт»), является ­возможной. На востоке мастера тантрической йоги достигают этого без наркотиков; суфии уже давно освоили это при помощи продуманной комбинации гашиша и йогических приёмов; и в Европе (как мы видим из предыдущих глав) также существовала давняя «оккультная» традиция сексуальной магии, с наркотиками и без, в которой половой акт также растягивается на часы.

Лично я убеждён, на основании услышанного мной и моего ­личного опыта, что такого достичь не запредельно сложно, а различные вещества, включая ЛСД и гашиш, делают эту задачу гораздо легче, стоит только освоиться. Как бы то ни было, многие скептики продолжат обвинения в том, что те, кто заявляют об этом, испытали только хорошо известное субъективное «­растяжение времени». Если экспериментатор ответит, что засекал время по часам, такие скептики скажут, что он галлюцинировал и неправильно увидел время на часах. Пока не будут проведены исследования в лабораторных условиях, этот вопрос не будет закрыт. Но федералы всё ещё настроены на то, чтобы пресекать такие исследования. Если вечность и возможна, они не хотят, чтобы её исследовали учёные.

 

Вечность сегодня

Поэт Уильям Блейк, не принимавший кислоту, давным-давно описал растяжение времени в стихотворении «Прорицания невинного» («Auguries of Inno­cence»):

В горсти уместить бесконечность

И вечность вместить в один час.

В этом истинная суть сексуального опыта под ЛСД, ­не имеющая особого отношения к действительному продлению акта на часы замеряемого по часам времени. С другой стороны, некоторое действительное продление совершенно необходимо, чтобы достичь такого эффекта.

По-видимому, предполагается взаимообратный процесс, в ходе которого растяжение субъективного времени (благодаря действию наркотика и/или йогическим медитативным приёмам) позволяет почувствовать расслабленность без потери сексуального «заряда», что позволяет постепенно растянуть замеряемое по часам время: это в свою очередь позволяет глубже расслабиться — человека переполняет чувство жизнерадостности и благополучия, а страхи, которые иногда служат­ помехой акту, оказываются рассеяны — и это вызывает в человеке всё большее и большее растяжение субъективного времени. Затем цикл бесконечно самовозобновляется, поскольку процесс позволяет ещё дальше ­растянуть замеряемое по часам время.

Причина того, что это многим кажется невероятным, такова, что (несмотря на мощную пропаганду Д.Г. Лоуренса, Вильгельма Райха и нескольких других горластых участников сексуальной революции) аспект нежности в сексе — в христианском и постхристианском обществе — весьма неразвит. Человек, который вполне может быть гурманом, выучившимся «девяноста девяти тонкостям» приёма пищи, будет всё так же сплошь да рядом подходить к сексу с позиции изголодавшегося обжоры, жадно проглатывающего оргазм будто бы в страхе, что без такой нервозной спешки древний хмурый Бог пуритан может заметить, что он делает что-то нечистое. Под увеличительным стеклом ЛСД такая невротическая гонка со временем перестаёт быть возможна: поскольку каждое мгновение длится вечность, невозможно никуда поспешить.

Этот же эффект увеличения, возможно, объясняет, почему некоторые из принимавших ЛСД обнаружили, что для них вещество является подавляющим сексуальное влечение, анафродизиаком. Под таким увеличительным стеклом эти люди сталкиваются со своими негативными взглядами на секс, расширенными и увеличенными, и никак не могут проскочить мимо них на полном ходу. Если подобные пережитки пуританства достаточно сильны, они полностью подавляют половое влечение. Это может быть даже началом запоминающегося бэд-трипа.

Но кислота — несокрушимая сила. Гораздо чаще, согласно рассказам людей, которые обуждали со мной этот деликатный вопрос, бывает, что такой блок на одном уровне всего несколько мгновений спустя растворяется «как по волшебству», когда нейрологическое состояние изменяется. Человек вдруг начинает смеяться и с трудом может вспомнить, где был блок и в чём он состоял. Это случилось с Джейн, чью историю мы рассказывали в прелюдии, а также похожие впечатляющие случаи исцеления от фригидности были задокументированы несколькими психиатрами, применявшими ЛСД-психотерапию, когда это ещё было легально, до времён Новой Инквизиции. (Смотри Т.М. Лин и Дж. Бакмэн, «Лизергиновая кислота (ЛСД) и риталин в лечении неврозов» — T.M. Ling and J. Buck­man, Lyser­gic Acid (LSD) and Rital­in in the Treat­ment of Neu­roses). В подобных случаях кажется, будто «шум» или «новая информация» — бомбардировка чувств незнакомыми сигналами — на самом деле обучила тело ­чему-то на довербальном уровне: чему-то, что убедило его, что старые страхи и напряжённость больше не нужны.

В главе, посвящённой марихуане, я уже предполагал, что сарафанное радио, распостранявшее молву о подобном эффекте в области секса, было весьма важным компонентом зашкаливающей популярности травки в последние несколько десятков лет — задолго до того, как учёные-консерваторы осмелились предположить, что это поставленное вне закона растение таки приносило пользу в сексуальном и общем психологическом плане для многих из употреблявших его. Я также склонен ­подозревать, что подобное сарафанное радио сыграло большую роль в том, что популярность ЛСД только нарастала несмотря на леденящие душу истории про самоубийства и безумие, которыми поливали нас самые влиятельные и авторитетные источники. Как язвительно заметил психолог Уильям Макглотлин, «экспертам» запрещено проводить исследования в этой области, тогда как те, кто занимались такими ­исследованиями, являются нарушителями закона, а следовательно, считаются не заслуживающими доверия — и всё же им должно быть известно что-то, чего эксперты не знают, потому что на их стороне опыт.

(Профессор Макглотлин, между прочим, также проводил любопытное исследование страхов относительно опасности ЛСД. Он обнаружил, что среди профессиональных врачей — в опросе участвовали только ­они — у тех, кто по-настоящему занимался исследованиями с применением ЛСД, когда это было легально, опасения были очень малы. Психологи и психиатры с подобным опытом хоть и не были столь оптимистичны, как восторженный доктор Лири, но всё же гораздо меньше беспокоились насчёт «угрозы ЛСД», чем психологи и психиатры, никогда не занимавшиеся такими исселдованиями. Обычные врачи были, кстати, более встревожены, чем психологи и психиатры. Надо полагать, не получившие никакого научного образования люди — то есть наши ­политики — напуганы больше всех).

 

Секс и единение

Я много раздумывал над проблемой ­сравнения секса под ЛСД с сексом под анашой или гашишем, сексом под стимуляторами типа кокаина, амфетаминов или амилнитрита и обычным­ сексом. Простые определения не смогут передать тонкие различия. Лучшее, что я могу сделать, это предложить читателю таблицу 2 ниже.

Не стоит и говорить, что даже это — чрезмерное упрощение. Некоторые люди, по-видимому, переживают ощущения при сексе под ЛСД, не прибегая вообще ни к каким наркотикам (читайте «Любовника леди Чаттерлей» или «По ком звонит колокол»), у некоторых даже под ЛСД секс не отличается от обычного; у некоторых под действием каннабиса будут все желаемые эффекты, приписываемые каннабису, а у некоторых — только один или два таких эффекта, и так далее. Что самое важное, нужно ­отметить, что для первой попытки заняться сексом под ЛСД или психоделиками, или даже большой дозой наркотиков на основе конопли, характерна сексуальная дисфункция в какой-либо форме («импотенция» или «­фригидность»). Человек оказывается посреди океана новой информации (нервная система «зашумлена», пользуясь термином доктора Лилли), и ему приходится учиться прокладывать в нём курс. Для такого обучения были написаны «Психоделические молитвы по Дао Дэ Цзин» доктора Лири и «Программирование и метапрограммирование человеческого биокомпьютера» доктора Лилли. (Многие полезные программы, называющиеся «ритуалами», можно также найти в руководствах по магике Алистера Кроули, Луиса Каллинга, Израэля Регарди и средневековых алхимиков).

«Психоделические молитвы» доктора Лири, к примеру, можно либо читать вслух (прямо как в традиционном магическом ритуале на манер Кроули и предшествовавших ему колдунов), либо записать на плёнку до психоделического сеанса и воспроизвести во время самого трипа. Они начинаются с шести «молитв для подготовки», которые можно рассматривать как ­самовнушение, направленное против проявлений тревоги, вызывающих бэд-трипы, за которыми следуют семь «подношений атому», попыток перенести­ сознание с обычного объективного уровня на уровень процессов или энергий, наблюдаемых в современной математической физике. (В такой мир энергий часто попадаешь под психоделиками и без подобного ­внушения — смотри опыт физика, друга Джейн из прелюдии. Это посвящение служит для того, чтобы удерживать сознание в таком состоянии и не давать ему отклоняться или колебаться). Следующий раздел, «подношение ДНК», помещает сознание в сугубо биологическое­ энергетическое поле, в котором — как мы отмечали во введении — по-видимому, и происходит переживание «психологической» стороны секса. К примеру, одиннадцатое подношение в этом разделе выглядит следующим образом:

Долина жизни

Врата Нежной Тайны Начала в самом низком месте

Врата Нежной Тайны Врата Тёмной Женщины Врата Нежной Тайны Семя Таящее Всё Живое Врата Нежной Тайны Всегда Непреходящие Врата Нежной Тайны Обратись к ней нежно

Ни толики боли

Когда это исходит из магнитофона и доходит до ушей трипующих вместе мужчины и женщины, это оказывает неслабое ­гипнотическое действие — настолько мощное, что двойной смысл становится достаточно ясен и чётко воспринимаются обе метафоры сразу, «Врата Нежной Тайны» читаются одновременно как спираль молекулы ДНК и спираль строения влагалища.

Следующий раздел «программы» — это «подношение органам чувств, воспринимающим внешний мир» в пяти частях, посвящённое соответственно глазам, ушам, пальцам, носу и языку. То есть тут идёт намеренная настройка на каждое из пяти традиционных чувств по очереди, таким образом несколько упорядочивая на первый взгляд совершенно хаотичный поток новой информации.

В пятом разделе мы движемся по чакрам, которыми пользуются индуистская йога и китайская акупунктура. (Западная медицина их так и не обнаружила, а Алистер Кроули, один из современных мистиков, прямо считал их воображаемыми. Как бы то ни было, и умение некоторых йогов контролировать с помощью мысли изначально непроизвольные процессы в нервной и эндокринной системах, задокументированное различными западными исследователями, и успехи акупунктуры в той же области означают, что эти «воображаемые» узлы в какой-то степени реальны. Русские парапсихологи сейчас утверждают, что у них всё-таки есть доказательства их существования).

Программа чакры секса направляет трипующих к тому, чтобы «парить сквозь вселенную твоего тела», вторично добираясь до остальных чакр, а затем «тихо лежать в скользком союзе мужского и женского». Главное здесь это «тихо лежать» (нужно делать это по меньшей мере несколько минут), потому что конечный результат всего этого программирования просто не проявится без такой интерлюдии с прониканием без движения.

Когда достигается желаемый результат, он более чем оправдывает всё это подготовительное программирование. Те, кто побывали там, поймут, что я имею в виду, все остальные же вправе с радостью наслаждаться своим скептическим отношением. Индуисты называют это «пробуждением Змеи», или, выражаясь менее поэтично, подключением к энергии Кундалини, которая считается мощнейшей силой во вселенной, действие которой может вызывать ещё более невероятные последствия, чем даже действие атомной энергии. Древние жители Мексики, с энтузиазмом экспериментировавшие с психоделическими грибами, называли свою столицу, находившуюся в середине страны, где выращивали грибы, Теотиуакан, что значило «место, где люди стали Богами» и «место, где Змей научился летать». (Кецалькоатль, бог, который, как гласит легенда, обучил этому искусству людей, изображается в виде змея с крыльями). Оккультисты часто говорят о Книге Бытия как о зашифрованной программе сексуальной йоги, а каббалисты, верящие, что написанные еврейскими буквами слова, обладающие одинаковым числовым значением, принадлежат к одним и тем же силам, давно уже заявляют, что змей в Книге Бытия и мессия в книгах пророков Иеремии и Иезекииля — одна и та же сущность, поскольку у них одно и то же число, 358.

В более прозаичном плане (тут мы забудем о предположительно существующем ­змее и гипотетической энергии Кундалини), похоже, возможно описать процессы, разворачивающиеся во время подобных опытов в терминах современной науки. Одну из лучших точек зрения можно найти в обделённом вниманием небольшом шедевре­ психолога Дэвида Коула Гордона, посвящённом мастурбации, под названием «Любовь с самим собой» (Self-Love). Профессор Гордон выдвигает предположение, что переживания «единения» проявляются на множестве уровней и гораздо более разнообразны, чем мы до сих пор ­осознавали. Собственно, он настаивает на том, что многие переживания, считающиеся грубыми или низменными, с неврологической точки зрения совершенно совпадают со вселенским трансом у Будды, Иисуса, Блейка или Уитмена.

Американский футбол, как утверждает Гордон, сменил бейсбол в качестве всенародно любимого спорта, потому что он даёт возможность как игрокам, так и зрителям пережить большее количество этих «­единений». Переживание единения, это, по сути, всего лишь момент высвобождения, следующий за периодом нарастающей напряжённости: во время этой судороги, поток энергии течёт так сильно, что невозможно «вспомнить» об обычном ­различии между «я» и окружающей средой. Некто попросту есть. Неважно даже, является ли этот опыт в обычном смысле приятным или нет — что объясняет, почему мы ожидаем субботнего матча даже несмотря на то, что он может оказаться «неприятным» (наша команда проигрывает) с такой же вероятностью, как и «приятным» (наша команда выигрывает). Суть не в конечной точке, скажем так, а в самом путешествии — в моментах облегчения после напряжённости, таких, как внезапный пас вперёд. Мы так взволнованы, так объединены, когда летит мяч из свиной кожи, что наши железы не разбирают, забивает голы наша команда или другая: мы чувствуем один «кайф» или «вспышку» (как это назвали бы те, кто употребляет наркоту). Профессор Гордон приводит знаменитое высказывание Ника Грека (игрока в покер Никоса Дандалоса) насчёт того, что наибольшее удовольствие после выигрыша в азартной игре ему приносит проигрыш в азартной игре. (Это также объясняет наше загадочное упоение фильмами ужасов или даже спектаклями-трагедиями. Вспышка­ единения — та же самая, каким бы стимулом она ни была вызвана.

Как отмечает профессор Гордон, это также относится и к тому, что действительно ­увлечённые игроки в карты предпочитают стад-покер дро-покеру. В игре в дро-покер всего одно пиковое переживание (этот тот момент, когда наконец открывают карты), но в игре в пятикарточный стад-покер пять пиковых переживаний, а в семикарточном стад-покере их семь.

Эти «маленькие сатори»^[1], как их называет Алан Уоттс, незаурядный религиозный мыслитель, также отметивший их значимость для жизни человека, могут перерастать в то, что можно назвать «средними сатори», при которых человек как целое ещё глубже вовлечён, накапливается больше напряжённости на протяжении более долгого периода, и соответственно более сильным оказывается высвобождение в момент кульминации. И тут мы добираемся до знаменитых «пиковых переживаний», считающихся столь важными в психологии доктора Маслоу и гештальт-психологов: трансцендентных мигов романтической или родительской любви, прорывов в науке и искусстве, экстазах покорителей гор и тому подобного. А когда разрежение «я» становится абсолютным, мы переживаем «истинное сатори», это вселенское сознание, которое изучал канадский психиатр Р. Бекк (R. Bucke), обладавший двумя уникальными преимуществами в данной области исследований: он пережил это сам и мог пронаблюдать, как это происходит с его другом Уолтом Уитменом.

Может показаться странным, что судорога толпы болельщиков на американском футболе, когда игрок пересекает линию гола, может в более слабой форме повторять знаменитое переживание доктора Бекка, когда он, не принимая никаких наркотиков и не практикуя страстные молитвы, йогу или другие методы самопрограммирования, совсем неожиданно обнаружил себя однажды «окутанным облаком цвета пламени», а затем осознал, что «пламя было внутри меня». (Кундалини?) Как он писал потом, пламя полностью поглотило его обычный разум, и он «не только лишь уверовал, но увидел, что вселенная состоит не из мёртвой материи, но напротив, является живой Личностью; я осознал для себя жизнь вечную». (Это психоделический опыт без участия наркотиков, цитата из которого приводилась в конце первой главы).

Во всех этих случаях, повторимся, происходит просто «переживание единения» на разных уровнях ­единения неизменно более высокой ступени. Или, говоря проще, привычка думать о «себе» и «собственном опыте» как отдельно существующих вещах временно забывается под напором шума доктора Лилли (то есть необработанной «информации» или чистой энергии). Но эта привычка выстраивать дихотомию «моих ощущений» и «меня» настолько ­укоренилась, что мы не можем ничего из этого понять, пока не доберёмся до сильного пикового переживания единения вроде того, что было у доктора Бекка — или же намеренно приобретём привычку внимательно подмечать после каждого небольшого переживания единения, что именно мы на самом деле делали и чувствовали­ во время спазма, когда ­умышленное и неумышленное стали одним и тем же.

Как отмечает профессор Гордон, то, что мы все нуждаемся в таких пиковых переживаниях и постоянно желаем их, объясняет многие варианты поведения, совершенно необъяснимые другим образом: вору постоянно грозят позор и тюрьма, но пиковое переживание, Испытываемое им, так сильно, что он становится рецидивистом. Людей всегда удивляет то, сколько работы, размышлений и воображения бывает положено на некоторые преступления, плоды которых можно было бы предугадать — в лучшем случае скромные плоды. Преступление совершается не ради добычи или прибыли, а ради единения, испытываемого преступником, когда он вовлечён в процесс­ совершения преступления до конца, абсолютно сосредоточен и воссоединён с самим собой.

Жан Жене, француз-грабитель, ставший писателем — один из немногих профессиональных преступников, проанализировавших себя достаточно подробно, чтобы подтвердить предположение Гордона. В «Богоматери цветов» Жене предельно ясно даёт понять, что по-настоящему его побуждает совершать ограбления момент проникновения в магазин со взломом, а полученные ­деньги — всего лишь рационализация. Подобным образом романист Гай Эндор предположил, что если бы не существовало профессии фокусника, Гарри Гудини, возможно, стал бы преступником, чтобы попадать под замок и испытывать пиковые переживания, освобождаясь от оков.

Профессор Гордон также отмечает, что сексуальные или скатологические побочные эффекты в случае многих преступлений являются частью единения:

Многие преступники… мочатся, испражняются, мастурбируют или испытывают оргазм на месте преступления после его совершения. Иногда испражнение является непреднамеренным, непроизвольным, ­импульсивным — результатом общего спада напряжённости как телесной, так и умственной, а иногда оно является преднамеренным или умышленно вызванным действием, но в любом случае оно порождено той огромной напряжённостью, от которой ищется избавление.

Гордон заключает, что современная «реабилитация» так же бесполезна в деле избавления людей от преступных наклонностей, как и традиционное «наказание», и что наилучший подход — это обучение преступников другим способам достичь единения. Он также отмечает важность этого для нашей темы, секса и наркотиков:

Употреблявшие мефедрин или «скорость» люди рассказывали о ни с чем не сравнимых переживаниях при оргазме — вот поэтому употребляющие этот наркотик принимают его снова и снова, хоть и знают о его вредных свойствах.

Каждый половой акт это переживание единения — что, возможно —объясняет тот факт, что Гордон разработал эту теорию на основе изучения самого простого (и самого презираемого в нашем обществе) из половых актов, мастурбации. Секс под такими наркотиками, как­ амфетамин и кокаин, перемещает единение на более высокий, обладающий большим охватом уровень. Секс под каннабисом перемещает его ещё выше, а секс под психоделиками переносит человека в области, до сих пор исследованные лишь великими мистиками, такими как Христос, Будда и Уолт Уитмен. Это главная причина распостранения наркокультуры и объяснение того, почему вопреки предостережениям реакционеров особенно не повысилась популярность выключающих секс наркотиков типа героина и морфия, при том, что наркотики-возбудители повсюду вербуют новых сторонников.

 

Психоделики в социальном контексте

Таким образом, не случайно то, что этот всплеск интереса к наркотикам-возбудителям случился в то же десятилетие, что и возрождение так называемой «третьей силы» в психологии, и широчайшее внимание к групповой динамике, сеансам групповой терапии, тренировкам восприимчивости, институту Эсален, гештальт-психологии и всем прочим попыткам вызвать глубокие переживания единения без наркотиков, включая заимствование таких восточных практик, как хатха- и раджа-йога. То, что государство рассматривает Наркотическую Революцию в отрыве от этого социального контекста и пытается поправить её перегибы, наказывая каждого пойманного за употреблением наркотиков (вне зависимости от того, злоупотреблял ли он веществом и представлял ли ­опасность для себя и других), не кажется особенно умным шагом. Всё-таки пока что на каждых четырёхсот граждан в данной стране приходится всего один полицейский; по статистике из этих четырёхсот примерно 120 человек употребляют запрещённые наркотики (и примерно 360 человек употребляют разрешённые наркотики); с математической точки зрения ­принуждение их всех невозможно. За исключением героинозависимых, или злоупотребляющих амфетаминами и кокаином, или очень редко встречающихся психующих любителей кислоты, большинство из этих людей — подавляющее большинство — никогда не привлечёт к себе внимание полиции вообще. (Доктор Стэнли Йоллес, при том, что занимает должность в правительственном Бюро по наркотикам и опасным лекарствам, признал, что у любого курильщика анаши шанс оказаться арестованным — несколько тысяч к одному). Следовательно, реальное проведение в жизнь этих законов заставит нас пойти по пути по-настоящему тоталитарного государства. До того, как конфликт между наркокультурой и Вашингтоном разрастётся сильнее, нам надо задаться вопросом, хотим ли мы на самом деле жить в полицейском государстве.

Немцы как-то раз согласились на полицейское государство, чтобы оно­ защищало их от надуманного сионистско-коммунистическо-капиталистического заговора; Италия пошла за Цезарем из опилок, который говорил итальянцам, что «государство — это шествие Бога в мире»; русские позволили Центральному Комитету, а потом одному Сталину, захватить всю власть, понадеявшись на избавление от козней заговорщиков — капиталистов и троцкистов. Последствия во всех этих случаях стоило бы внимательно изучить тем, кто хочет ещё сильнее увеличить наше и так уже раздувшееся сверхправительство в Вашингтоне. Даже сейчас существующее антинаркотическое законодательство всё чаще используется как ширма для нападок на несогласных с политикой режима. Как отметил Уильям Берроуз:

Контроль за наркотиками — это неубедительный и становящийся всё более неубедительным предлог увеличивать численность полицейских и записывать несогласных в преступники. Под предлогом того, что ищут наркотики, представители власти имеют право обыскивать любого человека или помещение в любой момент, а полиция ­постоянно продвигает принятие новых антинаркотических законов и более жёсткое ­наказание… Стандартные практики принуждения молодых людей к тому, чтобы стать информаторами, с угрозами тюремным сроком в случае отказа от ­сотрудничества, или поощрения нарушений антинаркотического законодательства со стороны работающих под прикрытием агентов для того, чтобы набрать количество арестов, грозят уничтожить общепринятые правила приличия и американский образ жизни, которым можно было бы ­оправданно гордиться.

Баба Рам Дасс добавляет к этому:

Я также считаю, что подобные действия неразумны, потому что они лишь ­усиливают среди человеческих существ паранойю. Отсутствие уважения к частной жизни и достоинству человека в нашем обществе — знак того, в какое нездоровое время мы живём.

Доктор Джоэл Форт также заявляет в связи с этим:

Кое в чём мы действительно движемся к оруэлловскому миру романа «1984», а то, как действует наркополиция, не ­отличить от действий коммунистов и других тоталитарных обществ… Вот теперь есть и инициатива сделать так, чтобы наркополиции не требовалось предъявлять ордер на обыск перед тем, как вломиться в дом. Цель никоим образом не оправдывает средства.

Я могу только повторить, что мы должны долго и крепко подумать о новейшей истории Германии, Италии и России и решить, насколько мы хотим для себя такой жизни, перед тем, как поощрять наших законотворцев ещё сильнее разжигать «войну против наркотиков». Зубного врача чуть не застрелили в прошлом году в Беркли, когда местные полицейские вломились к нему в дом без предупреждения, без полицейской ­формы; потом оказалось, что они ошиблись адресом, а подозреваемый травокур жил в соседнем доме. Плачевные последствия фашизма заключаются в том, что он никогда не останавливается, уничтожив предполагаемого врага, но сметает всё на своём пути.

 

ЛСД и гомосексуальность

Пока Баба Рам Дасс ещё был доктором Ричардом Альпертом, он провёл интересный эксперимент, касавшийся ЛСД и ­гомосексуальности. Подопытным был молодой человек, в подростковом возрасте имевший несколько гетеросексуальных опытов, но с того времени вступавший только в гомосексуальные связи. Он был сильно заинтересован в том, чтобы сменить сексуальную ориентацию (это важно отметить, потому что терапия любого рода работает лучше всего на сильно заинтересованных в результатах людях).

В экспериментальной терапии доктора Альперта сочетались трипы под ЛСД и методы, выработанные бихевиористом доктором Вольпе. Метод Вольпе, «систематическая десенсибилизация», подводит ­пациента шаг за шагом всё ближе и ближе к какому-то событию, которое всего более страшило его. На каждом этапе применяются напоминающие йогические методы, чтобы расслабить и успокоить его; он какое-то время проводит в таком расслабленном состоянии, а затем продвигается к следующему «угрожающему» этапу, на котором его снова заставляют расслабиться. Первоначально это разрабатывалось опытным путём с пациентами, сильно боявшимися змей, и через несколько недель доктор Вольпе добился того, что они обращались с живыми змеями, ни разу не дрогнув. С тех пор метод применялся для излечения от множества других фобий, от страха перед лифтами и подземкой до ужаса студентов перед экзаменами,^[2] обычно — с весьма хорошим результатом.

Метод доктора Альперта предполагал всего три сеанса терапии — что следует сравнить с обычной психотерапией по Фрейду, которая может предполагать три сеанса в неделю на протяжении семи лет или более. Во время первого сеанса, доктор и пациент просто разговаривали о ­проблеме, договаривались о том, какие методы попробуют и обсуждали цели терапии. Во время второго сеанса пациент принял психолитическую дозу вещества (100 микрограммов) и, пока он триповал, ему показывали всё более эротичные и откровенные фотографии, стимулирующие влечение к другому полу (пин-ап). Он пробовал наслаждаться их просмотром и ­реагировать как гетеросексуальный мужчина, мастурбируя. Как только появлялась тревожность, доктор Альперт успокаивал его методами Вольпе.

Во время третьего сеанса пациент принял более высокую дозу ЛСД (500 микрограммов), и при этом присутствовала любезная девушка, его подруга. Он держал её за руку, обнимал её, целовал и так далее. При проявлениях тревожности Альперт снова заставлял его расслабиться. Через несколько часов Альперт ушёл в другое помещение, а пациент и «суррогатная жена» (воспользуемся для именования этого­ термином Мастерса и Джонсон) занимались друг с другом сексом. У пациента это был первый гетеросексуальный половой акт за более чем десятилетие.

Последовавшее за этим исследование, проведённое шесть месяцев спустя, показало, что пациент ­полностью приспособился к гетеросексуальности и получал от этого такое удовольствие, на какое надеялся. В первые несколько месяцев он раз-другой заходил в гей-бары, снимал юношу и получал гомосексуальный опыт, но это поведение не сохранилось и было ­прекращено без сожалений.

Это поразительный эксперимент, как бы сильно он не заставлял членов Движения за Освобождение Геев стискивать зубы и ворчать что-то про «промывку мозгов». (Не ­забывайте, пожалуйста, что пациент хотел вылечиться). Один такой случай успеха, конечно, не оправдывает никаких преждевременных заявлений о том, что ЛСД изменит любого гомосексуалиста, который захочет измениться (хотя исполненный энтузиазма доктор Лири как-то раз открыто намекнул на то, что так оно и есть). То, что терапия сработала так быстро — всего за три сеанса, однако, явно означает, что неплохо было бы провести дальнейшие исследования.

К несчастью, в Соединённых Штатах невозможно проводить официальные исследования ЛСД. Законы, которые должны были положить конец экспериментам рядовых людей с кислотой с чёрного рынка, не остановили всё это веселье, естественно, так же как восемнадцатая поправка не остановила ­алкоголизм, но эти законы не были абсолютно бездейственны. Они успешно остановили научную деятельность в рамках закона в этой области, прямо классический случай выплёскивания воды, при котором выплёскивается только ребёнок. Я слышал о нескольких не освещённых прессой случаях, сходных с этим, слышал о них и доктор Лири (что отчасти оправдывает или объясняет его преждевременные заявления об «исцелении» всех гомосексуалистов, которые захотят «исцелиться»). Что стоит отдельно отметить, впрочем, так это то, что также были, согласно слухам, гуляющим в мире контркультуры, и случаи, когда люди после нескольких трипов под ЛСД переходили от строгой гетеросексуальности к ­гомосексуальности или бисексуальности. Пока мы не начали лучше понимать, что происходит в этой области, явно рано внушать людям мысли о том, что ЛСД восстановит проседающий показатель гетеросексуальности в Америке.

 

Интерлюдия

В передряге: история Тайрона

Естественно, несомненно, что любой род зависимости, будь то зависимость от опиатов, барбитуратов или алкоголя — всегда зло, всегда порабощение. Общество, однако, когда ­берёт на себя ответственность предотвращать подобные злоупотребления, вступает на очень скользкую почву. Истинное положение зачастую заволакивает пелена ложных представлений о нём, и часто проводятся в жизнь законы, усугубляющие те беды, которые должны были предотвратить.

— доктор медицинских наук Роберт Де Ропп, «Наркотики и разум»

У Тайрона Джонсона было прозвище. Его друзья называли его «Вечностоящий Джонсон» [3]. Его называли так из-за того, что он относился к человеческим особям женского пола, можно сказать, ­по-энтузиастски — если вы не состояли в «Освобождении женщин», ведь тогда вы, возможно, называли бы это «по-эксплуататорски». А могли бы, если бы действительно увлекались деятельностью «Освобождения женщин», назвать даже как-нибудь похуже, как однажды в памятную ночь весной 1970 года сделала одна девчонка его возраста (примерно лет семнадцати). Она взяла у приятеля, состоящего в подпольном движении «Синоптиков», баллончик с краской и написала по всей стене многоквартирного дома, в котором Тайрон жил, буквами почти полуметровой высоты: ТАЙРОН — СВИНЬЯ, МУЖСКОЙ ШОВИНИСТ.

Тайрон ничуть не возражал. Он, собственно, посчитал это неплохой рекламой. «Когда одна тёлочка называет тебя мужской шовинистской свиньёй, — довольно объяснял он своим друзьям, — многие другие тёлочки вдруг начинают тобой интересоваться».

Тайрон, в почтенном возрасте 17 лет, вошёл в мою жизнь как ухажёр одной из моих дочерей — это положение продлилось недолго. Она решила, что он был «на самом деле говнюком» и бросила его. Он, впрочем, ­продолжал заходить к нам, и это привело к тому, что я стал для него в каком-то смысле заменой отца, главным образом потому, что в отличие от всех остальных людей, с которыми он был знаком, я ни разу не говорил ему, что он спятил. А кроме того, я всегда был не против почитать его бессвязные научно-фантастические рассказы и конструктивно покритиковать их.

Моим самым частым критическим замечанием было то, что ему нужно научиться писать без ошибок.

«Чёрт, — говорил он, — так для этого есть люди, которые делают вычитку».

Я пытался объяснить ему, что редакторы, обнаруживающие семь ошибок в правописании в первых же двух предложениях, зачастую не читают дальше.

«Это их заскоки, — сказал он и достал свой козырь, — Марк Твен тоже писал с ошибками».

Рассказы Тайрона по части полёта фантазии компенсировали недостатки по части правописания, грамматики и прочих мелких пустяков. Один из них повествовал об этологе, который стал президентом и вместо того, чтобы­ начать новую войну, устроил так, что по телевидению показывали в новостях съёмки с прошлой войны — чем довольны остались все, кроме некоторых обиженных людей, всё время взрывавших телевизионные станции в знак протеста. В другом из тех, что я помню, речь шла про эпидемию чумы, поражавшей только людей, которые пользовались дезодорантами для подмышек; большинство американцев, как оказалось, продолжили пользоваться этой дрянью, потому что скорее умерли бы, чем нарушили заведённый порядок.

Он был подростком, выглядящим обычно (для 1970 года), то есть с его головы свисали кудряшки волос, как у девушки в старинной песне, и его взгляд (сквозь здоровенные очки) был ужасно ­искренним и постоянно озадаченным. Я думаю, он пытался понять (как и многие ребята в этом возрасте), почему мир был совсем не похож на то, что нарассказывали о нём учителя в средней школе — этот вопрос оставлял в недоумении и многих из нас, людей пожилых.

Когда Тайрон обнаружил, что я не был безнадёжно правильным, он начал рассказывать мне о своих опытах с веществами. Как и многие другие чересчур смышлёные и плохо приспособленные к жизни мальчишки в конце причудливых шестидесятых, он начал курить анашу до того, как перешёл в старшие классы средней школы, а до первого кислотного трипа у него дело дошло в 14 лет. После того, как его исключили из трёх школ подряд, отец выгнал его из дома. Когда я с ним познакомился, он жил в коммуне вместе с другими чокнутыми.

Однажды вечером, когда он заскочил поболтать со мной, его речь­ была необычно быстрой, слегка бессвязной и, казалось, он никогда не остановится.

«Ты на каких скоростях?» — наконец спросил его я.

«Это просто колёса», — с невинным видом ответил он. «Я бы не стал ничего колоть. Я видел, что происходит с теми, кто колется».

Я попытался объяснить ему, что если принимать достаточное количество таблеток, рано или поздно окажешься в состоянии, не особенно отличающемся от состояния колющихся типов. Он на это не повёлся. «Многие из обычных школьников — господи, да даже твердолобые качки— закидываются стимуляторами, когда зубрят перед экзаменами», — сказал он. «Им это не вредит».

Когда я виделся с ним в следующий раз, он горячился ещё сильнее и ­разражался совершенно бессвязными откровениями. Такое «глаголание языками» определённо характерно для сидящих на спидах. Какой бы дикий ни был кислотный трип, можно как минимум опознать то, что трипующий пытается описать: «Вон то кресло… ох, блин… то кресло…Боже, то кресло». По крайней мере вам понятно, что речь идёт о кресле. А ещё вы понимаете, что трипующий под кислотой человек осознаёт, что не смог подобрать слова, чтобы рассказать вам про кресло, так же хорошо, как осознаёте это вы. Спидовым наркоманам, наоборот, кажется, что они общаются, но слушающий их не уверен даже в том, о чём идёт речь — о кресле или о лунах Марса. Спидовый наркоман чем-то сверх меры возбуждён и восторгается; это всё, что вы оказываетесь способны уловить, хотя, если сравнивать частоту, с которой он произносит слова, с частотой произнесения слов у трипующего под кислотой, соотношение будет примерно тысяча слов к полудюжине.

Я забеспокоился и прогнал Тайрону свою стандартную телегу про вред спидов. У него был новый ответ — и этот ответ меня заставил слегка поломать голову. «Блин, — сказал он, — всего через семь месяцев мне исполнится восемнадцать, и меня зацапает дядя Сэм. Почему я должен позволить этим вашингтонским ­уёбкам убить меня? Если я убью себя до этого, я их как минимум опережу и сотворю свою судьбу, как говорят экзистенциалисты».

Наблюдая за другими людьми, я давно уже убедился, что у спидовых наркоманов действительно присутствует тяга к саморазрушению, но я предполагал, что она всегда являлась бессознательной. Прямое признание Тайроном суицидального аспекта злоупотребления амфетаминами было неожиданным.

«Есть миллион способов откосить от призыва», — рискнул я. «Тебе необязательно отправляться во Вьетнам».

«А какая разница?» Он перескочил к тревожным статистическим данным, касавшимся загрязнения воздуха и воды, чьих-то математических расчётов вероятности чрезвычайных происшествий при проведении исследований, связанных с атомной энергией, и разных других пугающих проблем ­современной технологии. Он стал ещё сильнее сбиваться и начал молоть вздор на научно-фантастические темы и припоминать старинные легенды о вампирах. За этим было трудно уследить, прервать это было ещё труднее. «Как моя мать, — говорил он, — или нет, пусть будет моя тётя Бесс. Одна бомба того типа, который применяли при последнем взрыве в Нью-Мексико… а какого чёрта, вы ведь не знакомы с моей матерью. Возьмём атомную электростанцию в северной части штата и ­радиоактивные отходы, которые с неё спускают в воду. Когда я учился в третьем классе, у меня была учительница… но, возвращаясь к моей матери и марсианам… нет, понимаете, эта учительница была типичным случаем. Вы «Властелина колец» уже читали?» И так далее. Он напряжённо таращил глаза за блестящими линзами очков, пока пытался объяснить, почему в целом смерть была ему милее жизни.

Я вскипел, подломил ход разговора при помощи словесной «фомки» и начал разглагольствовать о том, почему устраняться из жизни до 20 лет — опрометчивое решение.

Он воспользовался словесным топором и снова прорубился обратно. «Не, блин, не — не, не, не! Это всё неправда. Обе из тех двух тёлок заявляют, что беременны именно от меня и хотят, чтобы я оплатил оба аборта, а моя учительница в третьем классе, о которой я пытался вам рассказать, пока вы меня не прервали — она была как паучиха во «Властелине колец», это я объяснил? Или, вы видели фильм «Невероятно уменьшающийся человек», где он становится ростом в полсантиметра и на него нападает паук «чёрная вдова»? У вас дети ходят в свободную школу, так что вы, чёрт возьми, можете знать про маньяков в государственных школах? У нас в джексоновской школе была такая банда — мы называли их «Крю-Кат-Клан», сечёте, типа как Ку-Клукс-Клан[4] — и они до сих пор меня ищут, если я ещё хоть раз, блин, покажусь в тех краях…» и так далее, и так далее.

После этого я не видел Тайрона несколько месяцев. Он очевидным образом запомнил мою враждебность к спидам и воспринял её как враждебность к нему самому.

Когда он снова объявился, он перешёл на следующую ступень. Он был законченным, совершенно подсевшим, стопроцентнейшим спидовым наркоманом — под глазами круги, похудел на дюжину килограммов, руки трясутся, абсолютная энтропия в разговоре, бледный как конь Одинокого Рейнджера.

Следующим утром он уезжал из Калифорнии на грузовике с другими наркоманами. Он хотел поблагодарить меня за все­ добрые слова в адрес его сочинений и попрощаться с моей дочерью — но очень скоро начал тараторить про какой-то заговор ­«Синоптиков» и «Освобождения женщин». По-видимому, они объединили усилия, чтобы наказать его за «эксплуатацию женщин», и планировали кастрировать его, если им удалось бы его поймать. Оттого и хиджра в Калифорнию.

Я не поверил в это всё, но было очевидно, что он верил. В какой-то момент он вытащил жуткого вида выкидной нож из кармана. «Защита», — с важным видом сказал он.

«Слушай, — сказал я, — если ты перестанешь всё время принимать спиды, ты сможешь лучше защитить себя, когда ОНИ придут за тобой. В таком состоянии, как ты сейчас, Бернардина Дорн[5] тебя в одиночку уделает».

Он начал возражать на это, но сбился на два аборта, которые кто-то из местного «Освобождения женщин» хотел заставить его оплатить. «Я никого не соблазнял», — негодующе запротестовал он. «Они соблазнили меня. Типа как — вы видели тот фильм с Кэри Грантом и леопардами? Между прочим, если бы у меня не было этого ножа — вот к примеру, прошлой ночью у нас зашёл разговор про убийство Кеннеди и я вспомнил, что Серхан Серхан[6] был розенкрейцером. Знаете, что это значит?» Но тут он замолчал и моргнул, с подозрением глядя на меня. «Отрезать мужику яйца это дело серьёзное», — пробурчал он. «Это самосуд, вот что это такое. Сначала отрежут мне яйца, а потом будут судить. Эти марксисты все одинаковые, никому из наших не надо было с ними связываться. Вот Сталин. Я вам показывал тот мой рассказ про мальчика с тремя яйцами в социалистической стране? Ему пришлось согласиться на операцию, отрезать одно, чтобы другие мужчины не чувствовали себя хуже него. Сечёте? Если бы я смог найти тёлку, которой доверял бы, я бы отправился с ней жить в пещеру, а через тысячу лет наши потомки смогли бы выйти и проверить, изменился ли мир в лучшую сторону или всё ещё шизанутый. Но знаете, что на самом деле не так с «Освобождением женщин»? Там слишком много бывших монашек, вот что. Это на самом деле подпольная фракция католической церкви. Сталина обучали как католика, и вы не забывайте об этом. Эдгар Гувер, возможно, тоже тайный католик. Мне кажется, кто-то недавно влезал в мой почтовый ящик». Он поднялся, как будто собирался уйти — но для спидовых наркоманов это ничего не значит. Ещё 45 минут он распостранялся про католиков, и про розенкрейцеров, и про то, как агенты Алистера Кроули протащили его рисунок с глазом в пирамиде на американскую долларовую банкноту, и про настоящую инсайдерскую информацию насчёт того, почему Валери Соланас из SCUM (Soci­ety for Cut­ting Up Men, «Общества полного уничтожения мужчин») стреляла в Энди Уорхола — это было частью лесбийского заговора монашек — и про то, что «человек с тамбурином» из песни Дилана был на самом деле Спиро Агню, который к тому же был зверем под номером 666 из откровения Св. Иоанна, и клялся богом, что исчезнет с концами, прежде чем «они» доберутся до его яиц.

Мне полегчало, когда он наконец ушёл. Я уже начал прикидывать, когда же он решит, что я — тайный розенкрейцер, участвующий во всемирном заговоре против его яичек.

Несколько месяцев спустя мне пришло от него письмо, полное характерных для него ошибок в правописании и мрачных предостережений по поводу того, что Морт Саль[7] — агент ЦРУ, отвечающий за то, чтобы запутывать всех остальных энтузиастов, расследующих убийство Кеннеди, не давая им узнать настоящую правду. Была и хорошая новость — к его удивлению, его освободили от призыва из-за шизы. Большая часть письма выглядела более рациональной, чем отрывок про заговор Саля, и я подумал, что облегчение от того, что ему не придётся отправляться во Вьетнам, могло в чём-то утихомирить беспорядок, творившийся у него внутри.

Когда в армии США решают, что вы слишком двинутый, чтобы успешно заливать напалмом женщин и детей, вам приходится пройти через какого-либо рода переживание рождения заново или осознания того, кто вы есть.

Прошло два года, прежде чем я снова встретил Тайрона. Он прокричал моё имя с противоположной стороны улицы в Мехико, и я его сперва не узнал. У него теперь была причёска всего лишь средней длины — как у модного диктора теленовостей — и его стиль одежды выглядел консервативным, если не считать ковбойской шляпы, ношение которой в Мексике не считалось чем-то эксцентричным.

«Тайрон!» — сказал я. «Чего ж ты, блин, в Мексике забыл?» «Составляю словарь. Как делишки?» Я его, конечно, оглядывал, и, к моему облегчению, он выглядел загорелым, пухлым и не возбуждённым или бодрящимся больше нормы. В последнее время он не употреблял метамфетамин.

Мы пошли в бар. (Молодёжи его возраста в Мексике разрешено пить спиртное — вот одна из причин, почему эта молодёжь видит иронию в том, что при втором пересечении Рио-Гранде им говорят, что они вернулись в «страну свободных людей»).

«Как ты соскочил со спидов?» — спросил я, когда мы покончили с пустой болтовнёй.

«Тяжёленько было», — сказал он. «Я орал на регулировщика движения на улице в Сан-Франциско, и не мог вспомнить, как я туда попал и зачем я на него орал. Как будто пара месяцев полностью исчезла, испарилась. Он меня закрыл за нарушение общественного порядка или какую-то такую херню. Мой отец, как ни странно, оплатил услуги адвоката, вытащил меня, оплатил мне дорогу домой и всё в таком духе. У нас было великое примирение и все дела. Но я уже решил, в первый день за решёткой, что завязал со спидами. Больше не буду. Десять месяцев не прикасался к игле». Он замотал головой. «Господи, я был почти как скелет. Я смотрел на свои руки и не мог поверить. Я всё думал: «Неужели это я?» И это было правда страшно, когда я не мог вспомнить, где был или что делал».

Спиды обычно не шутят так с памятью; он, возможно, пробовал прочие характерные для Калифорнии зелья, включая белладонну. (Смотри главу 2). После трёх или четырёх трипов под белладонной память начинает напоминать колоду карт, которую несколько раз перетасовали, а затем выкинули из неё некоторые карты; вы вспоминаете среду, как будто она была перед понедельником, не помните вторник вообще и думаете, что провели воскресенье среди жужжащих и посвистывающих сущностей в мире топота.

«Ну так какой новый жизненный план?» — спросил я.

«Джаз-гитара. Рок в последнее время стал совсем жидким и приторным. Я одной рукой запихну джаз-гитару им в глотки и сделаю так, чтобы им это понравилось».

Может, у Тайрона и получится. Теперь он учится музыке в другом учебном заведении в Нью-Йорке и сочиняет небольшие пьесы с названиями по мотивам научно-фантастических романов: «Звёзды словно пыль», «Зелёные холмы Земли», «Пески Марса».

«Помилование в последний момент» меня не особо удивляет: это типичная вещь для эффекта спидов. Как сказал в материале «Плейбоя» Баба Рам Дасс,

вся спидовая тусовка представляет собой достаточно жалкое зрелище. У некоторых бывают такие периоды, когда они застревают в одних и тех же фантазиях снова и снова.

Такой трип может длиться несколько лет, но есть много людей, которые это перенесли и наконец выбрались на другой стороне.

У спидов, по-видимому, нет свойств героина, на который подсаживаются на всю жизнь.

Если попытаться оценить ущерб, наносимых этими амфетаминовыми наркотиками, стоит поразмыслить и над ещё одним высказыванием Рам Дасса:

Многие из наших правительственных чиновников закидываются амфетаминовыми таблетками для бодрости с фантастической частотой, в особенности те, кому приходится летать по миру на конференции каждую неделю. Они думают, что используют их, только чтобы оставаться начеку, но многие из них на самом деле пристрастились к этим таблеткам. Американцам надо бы серьёзно задуматься о том, до какой степени наша внешняя политика формируется людьми, хронически употребляющими наркотик, который, как известно, вызывает паранойю и иррациональную враждебность.

В том, что этот человек говорит, может быть истина, пусть он и мистик-индуист. Когда-то он ведь всё-таки был доктором Ричардом Альпертом, ­клиническим психологом — а ещё некоторые из объяснений Вашингтона насчёт войны во Вьетнаме и более близких к сегодняшнему дню войн прозвучали, как минимум для меня, подозрительно похоже на мысли Тайрона насчёт ­мирового заговора против его яичек.

 

Примечания

^[1] Сатори — японское слово, которым пользуются дзэн-буддисты, чтобы описать наивысшую разновидность переживания единения. В индуизме это называется «самадхи» (единение с божеством). Согласно гипотезе доктора Джона Лилли, это — распостранение сознания «я» на те области биокомпьютера, которые обычно не осознаются или загружаются отклонённой информацией. Христианские теологи называют это единением с «абсолютно другим».

^[2] Доктор Лири однажды походя отметил, что людям, которые считают, что ЛСД нужно запретить, так как некоторые из употреблявших его, возможно, совершили самоубийство вследствие этого употребления, нужно ещё яростней агитировать за отмену­ экзаменов. Статистика показывает, что связь между выпускными экзаменами и самоубийствами вне всякого сомнения существует. Каждый год число самоубийств в высших учебных заведениях увеличивается в период экзаменов.

[3] Фамилия Тайрона, так уж вышло, также является и слэнговым названием мужского полового члена — прим.пер.

[4] crew cut это короткая стрижка «ёжиком», характерная, например, для военных — прим.пер.

[5] Одна из лидеров движения «Синоптиков» (Weath­er­men) — прим.пер.

[6] Палестинец, застреливший президента Кеннеди — прим.пер.

[7] Американский комик, специализировавшийся на политической сатире, участвовавший в расследовании убийства Кеннеди, которое вёл нью-орлеанский окружной прокурор Джим Гаррисон — прим.пер.