О расколдовывании и перезачаровании мира

Перевод «Пиастр» закончен, но хотелось бы вернуться ещё, как минимум, к одной теме — расколдованный мир и его (возможное/необходимое/неизбежное) перезачарование. Гордон Уайт несколько раз косвенно и напрямую упоминает его, но нигде не останавливается хоть сколько-то подробно на своём понимании того, что же такое расколдованный мир. А остановиться здесь есть на чём — разброс мнений об этом комплексе идей весьма широк: от принятия расколдованности как свершившегося факта до её отрицания, от прославления победы Разума над мракобесием до горевания по выжженной душе человечества. Тем интереснее попытаться разобраться в том, что же такое перезачарование для настоящего хаосмагического пирата по Гордону Уайту.

Расколдовыванием мира называют процесс демифологизации, поворот к рационализму и позитивизму в современном обществе. Он не возникает сам по себе на рубеже XIX-XX веков или в эпоху Просвещения. Рационализация общества, которая по мнению Вебера и привела к его расколдовыванию, развивалась многими путями. Истоки её можно найти и в теологических процессах. С появлением монотеизма возникло давление в сторону того, чтобы воспринимать божественность исключительно как нечто трансцендентное и иномирное. Религиозные акценты постепенно смещались от внешних и природных сил к индивидуальным поступкам и морали. Особенно обострились и усилились эти процессы в северной Европе шестнадцатого века во время Реформации, которая старалась максимально изгнать из христианства «языческие пережитки» и с утроенной силой принялась бороться с магией. Вспомним также ещё одно известное эссе Вебера, «Протестантская этика и дух капитализма», в котором он с разных сторон выстраивал масштабную картину, которая легла в основу современного мировоззрения.

Чаще всего выделяют два глубоко взаимосвязанных аспекта расколдованности — секуляризацию и рациональность, из которых следуют объяснимость и предсказуемость. Расколдованность современного общества в этом случае — идея интуитивно понятная и не вызывающая больших возражений. Мы живём в мире, где все строится рационально: экономикой движет эффективность и расчёт, законодательство опирается на четкие критерии и предполагает логическое построение обвинений и защиты, медицина не считается медициной без двойных слепых тестов и испытаний по протоколам. Вся наша жизнь пронизана решениями тех или иных инженеров. В структуре современного общества нет места обращениям к духам и использованию гороскопов для решения проблем, с которыми это общество сталкивается.

Однако, уже на этом этапе можно наметить две линии критики. Во-первых, общество бывает не только западное. Говорить о том, что религия отошла на второй и третий план по всему миру, вероятно, будет преувеличением. Во-вторых, есть общество, а есть люди, которые в этом обществе живут. И вот эти люди не всегда соответствуют высоким стандартам рациональности. Опросы регулярно показывают, что значительная доля (десятки процентов) людей верят во что-то «сверхестественное». Огромная доля культуры (как массовой, так и не очень) крутится вокруг мистики и оккультных тем, термин оккультура появился не на пустом месте. В конце концов, если всё вокруг такое расколдованное, то кто раскупил тридцатимиллионные тиражи книги «Секрет»?

Размышляя в этом русле, Джейсон Джозефсон-Сторм приходит к утверждению, что расколдованность — это миф (книга «Миф о расколдованности»), причём миф в двух смыслах этого слова. С одной стороны это миф, так как никакой расколдованности мы на самом деле вокруг не наблюдаем. Но также это миф в смысле большого нарратива, вокруг которого люди (особенно учёные) выстраивают свою идентичность. Став таким мифом, расколдованность обрела функции «регулирующего идеала», из-за которого люди ведут себя так, будто мир на самом деле расколдован.

 

Эгиль Аспрем в своей работе «Проблема расколдованности» предлагает иной взгляд. Он рассматривает расколдовывание не как процесс, в результате которого появляются расколдованные умы, а как проблему, с которой сталкиваются современные люди. Расколдованный мир — это гигантский механизм, в котором материя лишена всякого смысла. И слишком многие ощущают интуитивное сопротивление этой идее. Нам сложно воспринимать живых существ как машины. И ещё сложнее воспринимать таким образом себя и близких. Человеческая психика устроена скорее так, что склонна одушевлять своё окружение, чем наоборот. Разрыв между интуитивным пониманием и нормативными взглядами как раз и порождает проблему, о которой пишет Аспрем.

Не стоит думать, что неспособность жить по лекалам расколдованного мира — удел примитивных народов и более слабых умом представителей развитых цивилизаций. Концепция расколдованного мира зарождалась в эпоху, когда невероятно популярны были идеи ей противоположные — о совмещении научных и религиозно-магических методов. Это было время расцвета теософского общества, спиритизма, ордена Золотой Зари и учения Алистера Кроули. Основу всех этих движений составляли представители образованной части общества, разного рода интеллектуалы и учёные. Вебер называл таких людей «большим детьми» (хотя оккультный кружок в своё время посещал и он сам). Однако среди больших детей мы можем найти ключевых представителей эпохи модерна и даже нобелевских лауреатов. Более того, сейчас наука, вытеснив конкурентов из культурного поля, сама стала порождать новые религиозные идеи — в первую очередь здесь можно вспомнить о квантовом мистицизме и разных вариациях на тему витализма.

Важно при этом отметить, что тот же квантовый мистицизм появился вовсе не потому, что ньюэйджеры лихо и без особого понимания нахватали из физики подходяще звучащих идей, чтобы придать своим построениям больший вес. Сплетать в общее полотно квантовую физику и метафизику начали ещё первопроходцы квантовой теории — Бор, Шрёдингер, Паули. Квантовый мистицизм иллюстрирует, что процессы, противоположные расколдовыванию мира, были неотъемлемой частью (предположительно расколдованного) мира модерна. Также и Уайт одной из важных опор своего повторного заколдовывания Запада делает именно научные источники и серьёзную работу с ними. Он не отрицает само расколдовывание, не отвергает рациональность и её плоды, однако сдвигает их с пьедестала и ставит в общий ряд с вещами не менее важными, но отринутыми расколдованным миром — такими как воображение (см. главу «Благословение Сивилл» из «Пиастров»).

Понятия воображения и магии вообще находятся недалеко друг от друга (вспомним ту же «Прометею» Алана Мура), и пренебрежительное отношение к ним сложилось параллельно в эпоху Просвещения. Расколдовывание мира сводило роль фантазии от одной из важнейших функций познания, моста между восприятием и интеллектом, между человеком и всем миром, до, в лучшем случае, способа расслабиться и отдохнуть. А значит и обратный процесс, чтобы иметь шанс на успех, должен подразумевать реабилитацию фантазии.

Что же мы имеем в итоге? Расколдованный мир — это:

• Высшая точка рациональности, концепция, изгоняющая магию, воображение и всё «сверхестественое» на задворки общества и, потенциально, искореняющая их.
• Миф, диктующий правильный способ поведения и восприятия.
• Вызов, порождающий естественное сопротивление.

Как бы ещё мы могли всё это назвать? Именно! «Расколдованный мир» — это заклятье, которое абсолютная рациональность (или Технократия ЕВПОЧЯ) наложила на мир, чтобы закрепить своё главенство и отменить саму возможность перезачарования. И именно в таком взгляде видится наилучшая возможность заколдовать всё обратно по новым правилам.

Нынешнее время представляется переходным между двумя эпохами зачарования. Главной силой «Расколдованного мира», пока он представал в виде объективного процесса, была невозможность ему противостоять (магии же нет, она умерла). Но теперь, когда «Расколдованный мир» оказался одним из ряда мифов-заклинаний, она же оборачивается главной слабостью — как бороться на поле, само существование которого ты не признаёшь?

А значит перезачарование неизбежно. Вопрос скорее в том, какой окажется следующая более-менее устойчивая конфигурация мифов (и, может быть, устойчивость её будет заключаться как раз в подвижности). Прямо сейчас сплетается новое заклятие, вложиться в которое может любой, хотя больший вес будут иметь коллективные вклады либо воздействия в критических точках (бросим быстрый взгляд на эонику). Как уже отмечалось, эффективнее всего будут заклятия, которые учитывают существование других заклятий, в первую очередь «Расколдованного мира». Также важно, что фантазия должна вернуться в мир вместе с магией. В ход может идти всё. Проложить для духов тропинку в расколдованный город, помогая проявиться их лицам в сетках трещин на домах? Отлично! Исполнить Благословение Сивилл по рецепту Уайта? Прекрасно! Поддержать метанарратив перезачарования каким-нибудь текстом на тему? Тоже может помочь.