0. Ксенолингвистика: Психоделика, язык и эволюция сознания (перевод книги Дайаны Слэттери)

От редакции. Нижеследующий материал представляет собой перевод вступительной части книги Дайаны Слэттери «Ксенолингвистика: Психоделика, язык и эволюция сознания» – одной из самых ярких работ последних лет по этой теме, написанной на основе своей докторской диссертации автором, знакомым с психонавтикой не понаслышке. Книга совсем свежая, скачать её проблематично.

Этой публикацией мы открываем первый из по-настоящему крупных ktb-проектов этого года: в течение нескольких месяцев мы переведём «Ксенолингвистику» – с вашей помощью. Поскольку перевод текста такого объёма и сложности требует привлечения профессионалов, чьей поддержкой мы уже заручились, потребуются определённые финансовые вливания.

Если вам интересно то, что происходит с языковым сознанием под воздействием психоделиков, мы предлагаем следующую схему. В книге 12 глав. Мы объявляем сбор средств на перевод первой главы и, как только набирается 5000 р., сканируем её и высылаем переводчику. Далее публикуем оригинал и переведённый текст на сайте, после чего запускаем следующий цикл: объявляем сбор средств на перевод второй главы и так далее. По окончании проекта имена всех спонсоров, которые не захотят сохранить инкогнито, будут упомянуты в финальной версии перевода. На протяжении всей кампании мы будем рады отвечать на ваши вопросы как по тонкостям перевода, так и по содержанию материала.

И обязательно прочтите ознакомительный фрагмент. Во-первых, ближе к концу, в нём содержится краткое описание всех 12 глав, позволяющее составить представление о том, перевод чего именно мы просим вас поддержать. Во-вторых, это и правда увлекательное и актуальное в контексте «Катабазии» чтение.

[Читать Введение]

[Читать ГЛАВУ 1.]

[Читать ГЛАВУ 2.]

[Читать ГЛАВУ 3.]

[Читать ГЛАВУ 4.]

[Читать ГЛАВУ 5.]

[Читать ГЛАВУ 6.]

[Читать ГЛАВУ 7.]

[Читать ГЛАВУ 8.]

[Читать ГЛАВУ 9.]

[Читать ГЛАВУ 10.]

[Читать ГЛАВУ 11.]

[Читать ГЛАВУ 12.]

Дайана Слэттери

Ксенолингвистика: Психоделика, язык и эволюция сознания

Предисловие Эллисон Грей

В отношении любого, кто серьёзно интересуется картографией психоделического космоса и чудесами, которые встречаются в нём, страницы этой книги послужат благоприятной почвой для изумления, признания и озадаченности.

— Деннис Маккенна,
автор книги «Братство зияющей бездны»
(«The Broth­er­hood of the Scream­ing Abyss»)

Благодарности

Я благодарю Роя Эскотта из «Plan­e­tary Col­legium» за научную поддержку в отношении моей «посторонней» докторской. Без его помощи этой книги не было бы. И я благодарю Денниса Маккенну и Тома Рэя за то, что так терпеливо отвечали на такое большое количество моих вопросов. Большая часть других людей, которых я хотела бы поблагодарить – это мои собратья-психонавты, которые настолько великодушно поделились своими материалами, советами, подсказками и предостерегающими историями. По очевидным причинам их имён я не раскрою.

Предисловие: Привидевшийся язык

(Аллисон Грей)

В книге пророка Даниила в Ветхом Завете рассказывается о Валтасаре, правившем Вавилоном в шестом веке до нашей эры, который «увидел письмена на стене». Во время пиршества, устроенного для тысячи вельмож, Валтасар приказал, чтобы все кубки и сосуды из золота, вынесенные из разрушенного еврейского храма в покорённом Иерусалиме, принесли его гостям, дабы те любовались ими и пили из них вино. В этот момент возникла рука и начала писать на стене. Поражённый и испуганный царь обращался к придворным астрологам, магам и прорицателям, но никто не мог истолковать надпись на стене. Царица вспомнила о Данииле, старом еврее, который был главой мудрецов у отца Валтасара, правившего до него царя Навуходоносора. Пророка вызвали, чтобы он растолковал тайные письмена, которые появились загадочным образом.

Эта архетипическая история о привидевшихся письменах – одна из многих, встречающихся во всей еврейской религиозной литературе. Появление надписей на скрижалях у Моисея на горе Синай – пример привидевшихся письмён. Само «имя Б‑жье», Яхве (YHVH), «непроизносимо» ввиду того, что Трансцендентная Первопричина – за пределами слов, за пределами рациональных помышлений и представлений. Я делюсь с вами этим, потому что когда Дайана Рид Слэттери и я встретились, моментально сработали наши «ев-радары». Фамилии, по которым обычно евреи предполагают родство, не выдали национальной принадлежности предков Слэттери и Грей так, как сделала это наша внешность при встрече. Наши идущие параллельно жизненные пути, затронутые привидевшимися письменами, внезапно уместились в больший контекст. Для нас, евреев, которых иногда называют «народом Книги», Слово находится в центре нашей традиции. Само устройство иудаизма зиждется на календарном чтении и обсуждении написанного от руки на драгоценном, изготовленном вручную пергаменте. Переписываемая по сей день от руки, каждая буква в Торе совершенна и она такая же, как и в любой другой Торе, пока на свете есть Торы. Ни одна синагога в мире не может быть синагогой, если в ней нет Торы, от руки записанной на выделанной телячьей коже посвящённым софером (писцом). Прихожане в любой синагоге оказываются лицом к Ковчегу, шкафу, в котором хранится Тора (или Торы). Перед открытием Ковчега раввином, кантором и всеми прихожанами поются специальные молитвы. Драгоценный свиток, содержащий запись слова нашего народа, часто помещался в парчовый чехол, украшенный узором, выполненным серебряными и золотыми нитями. Его проносят по приделам и балконам синагоги, и в это время прихожане танцуют и поют. Когда Тору проносят настолько близко, что к ней можно притронуться, мы выжидаем и целуем наш молитвенник или молитвенный платок перед тем, как прикоснуться к почитаемому свитку. Первые записанные слова Бога, обращённые к еврейскому народу, появились в ходе общения Бога с Моисеем на горе Синай. Моисей ясно дал понять, что у Бога не было лица, и что никакое изображение Бога не может адекватно Его отобразить. Фактически запечатление изображений строго запрещено, что также верно для мусульман, которые исповедуют другую религию, чьи начала заложены Авраамом, уничтожавшим запечатлённые изображения. Создание мистических языков, состоящих из рукописных знаков – это уникальная для людей черта, восходящая к визионерскому соприкосновению с Божественными Воображением и Реальностью.

Мой самый глубокий внутренний опыт говорил мне следовать за «божественным». После многих лет обучения в художественной школе технике набросков, рисованию моделей, живописи и лепке я решила избегать изображения Божества в каком-либо антропоморфном виде. Тайнопись впервые явилась мне в 1971 году во время ЛСД-трипа в моей крохотной комнатке, в которой я жила во время учёбы в Кембридже. Сразу после того, как я прочитала книгу «Помни: будь здесь и сейчас», я и двое моих школьных друзей, которые тоже тогда только прочитали ту же самую популярную книгу, «причастились» такими же дозами. В книге Рам Дасс, бывший психиатр-еврей, рассказывает, как видел Белый Свет во время кислотного трипа, за которым последовало раскрытие его духа. Под впечатлением от его открытий мы с моими друзьями искали суть Тайны. В разгаре трипа орнаментированные заглавные буквы и знаки языка, который я не узнала, проявились, скользя по поверхностям всех бывших в комнате предметов. Заливая лица и очертания предметов, последовательность тайных знаков парила в воздухе подобно не оканчивающимся лентам, обрамляя края и поверхности всего, что было в комнате. Эта тайнопись передавала неизъяснимое блистающей спектральной гаммой света. Её значение было священным и драгоценным, неизъяснимым и неописуемым. Один из моих друзей, безбожник-политикан, отметил, что не видел вообще никакого Белого Света. Другой друг вскоре после этого «родился вновь во Христе» и перестал с нами общаться. Как советовал в своей книге Рам Дасс, я начала искать группу для медитаций, чтобы начать свой духовный путь. Я не оставляла причастий и продолжала полёты. Буквы продолжали появляться.

В летние периоды я преподавала батик – способ росписи ткани, при котором используется восковой резерв. Художник при этом рисует похожим на ручку инструментом, наполненным горячим воском. Чтобы жидкость продолжала из него течь, художник должен быстро двигать инструмент вдоль поверхности ткани. Главное здесь – быстрота и уверенность. Вот в таких обстоятельствах, при использовании этого метода, спонтанно изливались буквы, напоминавшие письмена, которые я узрела в моих психоделических видениях. Во время одного из наших первых свиданий я показала Алексу (моему мужу) большую подборку росписей батик. Он переворачивал разноцветные страницы, покрытые загадочной системой знаков, и спросил о том, откуда она появилась. И вот первый опыт Алекса с ЛСД случился в моей квартире и мы всегда отмечали эту дату как годовщину того, как мы двое «Впервые Познали Возлюбленных». Когда Алекс узнал, что причиной появления тайнописи стало открытие себя Божественному с помощью ЛСД, он немедленно осознал значимость этого выплеска тайных знаков как отражения сути моей души. Под влиянием Алекса я разработала личную знаковую систему тайнописи, которая стала тем творением, по которому меня узнают.

Алекс: У нашего мозга есть рациональная и интуитивная стороны. Рациональное левое полушарие сосредоточено на словах и их значениях и руководствуется логикой. Правое полушарие – пространственное, эстетическое, интуитивное и холистическое. Тайнопись Эллисон – это то, как язык выглядит с точки зрения интуитивной стороны. Он структурирован, но отчуждён от рационального значения, это язык чистой эстетики.

Когда мы вместе триповали, я видел буквы на её коже, движущиеся потоками, текущими над поверхностью её ладони, её руки, её лица.

Они слегка парили над кожей, не так, как покрывающая кожу татуировка. Они не переставали медленно двигаться. Буквы были темновато-серого цвета, как чернила, но при этом они были прозрачными. Это было как текучий тайный язык, указывающий на нечто сакральное. Это появлялось из источника тайны словно визитная карточка.

Первый год, когда мы с Алексом начали жить вместе, 1975 год, был вторым и последним годом моей магистратуры в области изобразительных искусств. От меня требовалось подготовить персональную выставку и письменную работу, в которой содержалось истолкование моих художественных произведений, помещающее их в значимый в достаточной степени контекст истории искусства и творчества. По четырнадцать часов в день я сидела на улице с планшетом на коленях. Буквы лились из моей чертёжной ручки, ряды маленьких букв, на большие листы толстой архивной чертёжной бумаги. С любого расстояния страницы выглядели одинаковыми, однако каждая была совершенно, абсолютно уникальной. Через шесть месяцев у меня было десять тщательно выполненных рисунков, заполненных мелкими буквами – минималистических, загадочных, возникших в результате серьёзных усилий, бывших стеной на пути рациональной коммуникации…

Архетипические буквы возникали вновь и вновь в бесконечном списке моих трансрациональных символов, написанных от руки. После завершения десяти зарисовок тайнописи стало необходимым избрать целостную систему знаков текста, алфавит, законченный повторяемый набор букв, чтобы сделать страницы с напечатанным текстом. Инстинкт подсказал мне выбрать двадцать штук. За десятилетия до появления персональных компьютеров или настольных издательских систем, я тщательно вырисовала буквы, сняла их с помощью копировального аппарата и заказала двадцать небольших штампов, по одному на каждую букву, которые стали во главе работы всей моей жизни. Пока ещё без установленного порядка и без определённого значения я пропечатывала буквы на любой заранее проведённой линии, по одной случайно взятой букве за раз. Выбирая вслепую, так, что порядок выбора оставался совершенно случайным, я доставала один штамп из коробки и ставила его на нарисованной карандашом линии, пока не заполнялась страница и ни один штамп больше не мог поместиться на неё, не затрагивая соседний.

Достаточно очевидно, что письменность зародилась не так. Знаки должны передавать значение, и системы знаков, несоменно, были созданы со значением, присвоенным каждому знаку. Я не могу понять значение китайского или арабского текста, однако я узнаю в знаках язык и предполагаю, что эти знаки, расположенные в правильном порядке, несут смысл для населения других стран. Во время трипа я видела неведомый язык, который тёк по поверхностям, и лился волнообразными и похожими на ленты потоками по воздуху. И всё же послание этих знаков было абсолютно ясным и очевидным. Они олицетворяли распространившееся повсюду постоянство творения символов, эту склонность людей к превращению мыслей в вещи и назначения им значений. Тайнопись олицетворяла всеобщность, которую нельзя озвучить, не ограничивая и обедняя её значение, что отрицало бы его собственную суть.

Когда мне было двадцать пять лет, в публичной галерее изображение моего обнажённого тела появилось на распечатанных в большом формате фотографиях, помеченное фотографическим способом буквами, расположенными на моей груди или текущими по моему лицу. Я стояла лицом к зрителю, с руками вдоль туловища, подобно Священному Зеркалу, непроизносимые буквы маркировали, отмечали меня. Унижение, мученичество, тайные страсти были основными темами моей письменной работы, но я нигде не указывала ЛСД как источник моего видения. ЛСД – это была тема, на которую нельзя было говорить. Я воспринимала тему изменённых состояний сознания как настолько табуированную в моём университетском окружении, что опыт, который я повторяла десятки раз с того момента, как мне исполнилось семнадцать лет, опыт, который полностью изменил моё творчество и жизнь, не был упомянут в моей весьма личной письменной работе. Я была более готова показать свою наготу, чем выдать тайный источник моего вдохновения.

Алекс: Тайнопись – это прото- или метатекст, идея текста, поле для лингвистического или творческого высказывания, слишком сакральное, чтобы иметь присвоенное ему значение, безымянная сущность. Пальцы, указывающие на луну, не есть луна.

Язык Бога – это священный тайный язык. Наш Учитель, Намкай Норбу Ринпоче, описывает, как видят «письмена дакини», нечто скрытое и не поддающееся прочтению до тех пор, пока мудрый мастер не выявит послание.

Текст, поддающийся интерпретации, ограничен рациональным восприятием. Тайнопись может значить нечто и не значить ничего, безграничная в своём потенциале, исполненная пустоты. Когда ты видишь знаки на стенах во время трипа, это как будто иероглифическая письменность. Они пытаются обратиться к тебе сквозь века, несомненно, олицетворяя намеренное языковое сообщение, нечто важное. На всех храмах, где мы видим образцы иностранной каллиграфии, мы интуитивно чувствуем некий резонанс с сакральным, не понимая значения, доступного переводу.

После моей первой выставки «Тайнописи» в 1976 году я назначила порядок двадцати буквам и создала алфавит таким, каким он остаётся сегодня. Подобно мантре, молитве, древнему изречению, буквы всегда возникают в одном и том же порядке. Как будто бы на самом деле говорится нечто одно, моё единственное визуальное высказывание отрицает определённое значение, потому что художник, Творец, так хочет. Во многих моих картинах буквы становятся частью сложных головоломных построений, которые также могут включать в себя стихийные репрезентации хаоса и порядка. Буквы появляются в одной и той же последовательности, хотя иногда идущей от конца к началу, перевёрнутой вверх ногами, и расположенной по столбцам. Поскольку нет звуков или названий, определяющих буквы, их набор остаётся интуитивным и незапоминаемым языком, отождествляющимся лишь с сущностью коммуникации с помощью символов. Отказ от присвоения значений оставляет знаки свободными и открытыми для бесконечного количества толкований. Этот непроизносимый язык соотносится с неизъяснимой, безымянной сущностью, которую нельзя свести к каким-либо понятиям. Тайнопись невыразимого указывает на взаимодействие между всеми формами творчества – музыкой, живописью, перформансом – воплощаемыми, чтобы передать то, что превыше слов. Поэтому Алекс называет это языком творческой выразительности.

Дайана Рид Слэттери, действуя как учёный, тщательно документировала свои химические путешествия, храбро становясь подопытным кроликом, принимая психоактивные вещества. В состоянии изменённого сознания, специально сосредоточившись, Дайана достигает новых миров, отличных от обычной повседневной реальности. После этих встреч она описывает Других, которых слышит, их распоряжения и соображения. Поскольку мы художники, основывающиеся на духовной сфере, мы с Алексом почти всегда причащаемся вместе, держа поблизости наши журналы и принимаем практически идентичные дозы. Как и у Дайаны, наши любимые путешествия «минималистичны». Мы выбираем сакральную музыку. В первые десять лет – органную музыку Баха, потом Филипа Гласса, Car­bon Based Life Forms, The Crys­tal Method… обнажённые или в удобной одежде, мы закрываем глаза и входим внутрь. После долгих периодов безмолвной медитации, мы разговариваем и пишем, как поодиночке, так и вместе. Многие (но не все) из наших лучших идей для творчества приходят из этого опыта. Видение и убеждение в том, что нужно построить храм, явилось нам одновременно в ходе нашего первого опыта с МДМА, который в тот момент был легальным препаратом. Во время этих полётов тайные знаки, не поддающиеся прочтению ленты и волны букв виделись текущими по поверхностям в материальном мире, проецируя мир таинственного в грубую материальную реальность. В те моменты, когда мы их наблюдали, символы казались присущими всей явленной реальности, подобно окнам, сквозь которые мы транслируем наше внутреннее восприятие в материальный мир.

Дайана рассказывала мне о своей работе под названием «Глайд» (Glide):

Опыт контакта – это суть Ксенолингвистики. Нечеловек, Другой, находит символьный способ – язык, чтобы передать своё послание из мира вне измерений (или как вы назовёте область психоделического) в базовую реальность.

Другой использует всё, что находит в духовной жизни и опыте того, в кого он загружает сообщение, чтобы составить его из небольших кусочков. Само название Глайд (glide по-английски обозначает «скольжение» – прим.пер.), данное во время первоначальной загрузки – это именно что смесь идей и отсылок, позднее обнаруживающих себя. Согласно моим ассоциациям, Глайд отсылает к

1) планерам («glid­ers») Джона Конвея, построениям, возникающим в его программе «Жизнь» («The Game of Life»), которые ведут себя будто полуавтономные формы – в каком-то смысле формы жизни в машинном мире клеточного автомата.

2) скользящим движениям актёров театра Но, в котором костюмы актёров кажутся надетыми не на тело, а на ничего не весящий дух;

3) движениям длинноногой мухи в стихотворении Уильяма Батлера Йейтса, и

4) танцевальным движениям в хип-хопе – глайдам и лунной походке.

В представлении Дайаны, таинственный, интуитивный язык под названием «Глайд», его буквы и их значения, пришли и продолжают приходить к ней от Других, нашедших человека, способного получить их послание из мира вне измерений. В 1997–1998 годах, в ходе своих психоделических путешествий в Дайану начал загружаться язык под названием Глайд. Как следствие, она начала искать, что значат эти символы и насколько они важны. Во время поисков она обнаружила, что психоделический опыт, включающий в себя язык неизвестного происхождения был «распостранённым явлениям, для многих обладающим сходным значением». Докторская диссертация Дайаны была на тему визуального языка.

В попытках понять язык Глайд, Слэттери попробовала перевести знаки, «один с помощью других». Прибегнув к последующим психонавтическим полётам, в которых ей помогали в этом беседы с эльфами-инопланетянами, Дайана искала примеры такого чисто визуального языка. Согласно её исследованиям, книги Теренса Маккенны и прочая психоделическая литература подразумевает, что тайный язык – это постоянная в энтеогенном укладе.

Разрабатывая новую программу с использованием нисходящей древовидной структуры, Дайана создала словарь, в котором каждый символ представлял область значений. Её вторая программа под названием col­labyrinth создавала визуальные конструкции и анимировала символы так, чтобы они перетекали друг в друга. Live Glide, третье приключение Дайаны с Глайдом и искуственным разумом, представляет программу для видео-перформанса, в которой символы в трёхмерном пространстве при трансформации из одного в другой оставляют тянущиеся следы. The Glide Ora­cle, четвёртая программа Дайаны (доступная в качестве приложения для айпада), выделяет 729 комбинаций из трансформирующихся пар с английским переводом, соотнесённым с их трансформациями.

Хотя Дайана говорит мне, что она может читать и писать примитивные символы, она также рассказала, что после того, как две тысячи трансформаций были выделены и определены, сущности, которые изначально открыли ей этот язык, показали ей, что она «неправильно подходит к этому». То есть «для понимания символов присвоение им английских переводов было вводящим в заблуждение, поскольку таинственный алфавит надо было воспринимать на его собственных условиях. Язык, как живое существо, разумная сущность, развивает выразительные возможности без естественного языка».

Чтобы написать это предисловие, я снова обратилась к моим собственным трип-журналам из недавнего и давнего прошлого. Как и многие из нас, мы с Алексом причащались в самых различных обстоятельствах. Но, как заметили Дайана и многие другие, наши глубочайшие и наиболее направленные внутрь путешествия, которым было присуще высочайшие степени исцеления и просветления, происходили, когда мы вместе лежали на кровати, в основном с закрытыми глазами, и неподалёку от каждого находился журнал. Следующее поэтическое и духовное откровение случилось, когда я сидела на камне рядом с Алексом посреди стремительного потока в горах. Послание о сострадании, прощении и любви, которым сопровождается переживание святости – то, что я хочу отразить во всех моих делах и творчестве. Когда мы наблюдали, как солнце путешествует по небу, мы сделали записи в небольших одинаковых журналах в золотых обложках, которые нам с любовью подарила моя мама. Это моя любимая серия записей того раскрывающего душу дня.

Как нужно постараться, чтобы просто обрести умиротворение и быть благодарным.

У меня есть всё, что мне нужно в данный момент.

Это и есть это ощущение – доступное любому в любой момент.

Бог продолжает отвечать мне.

Беседа весьма плодотворно продолжается, если я прислушиваюсь и отвечаю.

Благодарю тебя, Боже, за то, что напомнил мне, чтобы я ценила ТО, ЧТО ЕСТЬ.

Это – Священный День, который Всемогущий Бог даровал мне.

Каждый день – такой, как этот день.

Каждый день – подарок.

Мы готовимся к общению с Всемогущим Богом.

Бог всегда здесь. Налучшее время – всякое время.

Благодарю тебя, Бог!

У меня есть всё, что мне нужно.

Введение: Одержимые языком

Язык окутывает нас. Начиная с нашего парящего зародышевого состояния, мы выстраиваем наше осознание себя и мира в рамках языка. Язык уносит нас из нашего младенческого Рая в человеческое сообщество. То, что Уильям Джеймс назвал «многоцветным, вьющимся замешательством» первых переживаний младенца, также является единством ощущений, который разум учится разбирать на отдельные составляющие. Инструмент для этих актов анализа и установления различия – это язык. Мы купаемся в языке. Наши мысли, чувства, планы, истории, которые мы придумываем о том, кто мы такие и каково наше место в мире, сотворены из языка. Мы под завязку забиты языком. В языке хранятся наши воспоминания, обозначенный чувственный опыт, объекты, действия, ощущения, идеи. Слои языка встают между нами и воспринимаемым чувствами миром. Мы настолько погружены в язык, куда нам переместиться, чтобы смочь рассмотреть язык и его взаимосвязи с сознанием?

Когда я была ребёнком, меня преследовало ощущение, что никто не говорит на моём языке – даже я сама. Я могла попасть в мир другого человека при помощи этого языка. Я могла попасть в мир книг, и я погружалась в мифологию и энциклопедии. Но другие не могли попасть в мой реальный мир. Я чувствовала одновременно, будто заперта снаружи себя, и некая важная часть меня была заперта внутри и лишена голоса. Я слушала, как отвечаю на вопросы учителя в четвёртом классе. Как слова становились в правильном для предложения порядке незаметно для моего наблюдающего ума? Они возникали полностью сформировавшимися. Сам язык был для меня загадкой; я могла говорить, писать, и заниматься грамматическим разбором, но я не могла понять, как он работает «за кулисами». Английский звучал, как чужой; моё ощущение себя, ядро сознания, было ощущением всепроникающей, неизлечимой отчуждённости. Я задалась своим первым философским вопросом: Откуда приходят слова? Этот вопрос о языке исходил из самых основных вопросов, которые я могла задать: Кто я? Откуда я появилась?

В этой книге исследуется та посылка, что язык и сознание совместно эволюционируют в очень пластичном человеческом мозгу, как признаки наших и биологической, и социальной эволюции. Взаимосвязь между языком и сознанием, глубоко «перемешанная в паре» (inter­twingled СМОТРИ ПРИМ.1), в ощущении стала реальной, когда я прибегла к психоделикам, чтобы исследовать эту связь. Психоделические состояния сознания у некоторых психонавтов вызывают к жизни новые формы языка, в особенности визуальные языки, и новые идеи о языке. Это книга также о необычайном двенадцатилетнем приключении, в ходе которого я заглянула за завесу естественного языка и открыла новую языковую особь, а кроме того, ещё один набор вопросов, чтобы направлять моё продвижение к более глубокой тайне функционирования языка. Кроме того, она о глубоком личном исцелении, развернувшемся в процессе того, как я подвергала себя значительному риску. И всё это – одна и та же история. Язык Глайд, загрузка которого отправила меня в исследовательское путешествие, выполнил свою задачу: задачу исцеления души и трансформации сознания в сторону новых способов самоощущения и мироощущения посредством нового языка.

Мы называем наши человеческие языки «естественными», но в них нет ничего естественного. Мы не рождаемся с установленным в нас естественным языком. Язык – это вирусная технология, как и технологии добывания огня, изготовления бусин, гончарное ремесло и различные инструменты. Как только он поселился в наших умах, он начал распостраняться экспоненциально, легко мутируя при разделении людей на разные группы. Ускоряемая языком, социальная эволюция обогнала ход эволюции нашего организма на несколько порядков. Язык превратил наше существование в качестве племён охотников в сложные цивилизационные конструкции за мгновение эволюционного времени. В настоящий момент мы окружили себя одеждой, автомобилями, домами, городами, и многоцветной, вьющейся, распостранившейся повсюду медиа-средой: прослойками языка между нами и миром природы – с предсказуемыми последствиями. Мы так окутаны текстами и их производными, но где же нам найти тишину, чтобы оценить ущерб от нашего невнимания?

Примерно в то же время, когда я задалась вопросом, откуда приходят слова, я основала тайное общество из соседских детей. Это общество, «The Shad­ow Club» (названное в честь радиопередачи о детективе-экстрасенсе) занималось тем, что почти безуспешно посылало телепатические послания из одного подвала дома в другой. К десяти годам я читала научно-фантастические и космологические книги и училась различать созвездия, проводя ночи на природе под чистыми звёздными небесами. Мне казалось совершенно резонным попробовать с «Жизнью-как-таковой». Я разрабатывала собственную упрощённую версию формулы радиоастронома Фрэнка Дрейка (на самом деле это была приблизительная оценка, побуждающая к диалогу) относительно возможности существования разумной, способной к коммуникации жизни где-то ещё во вселенной. Учитывая количество звёзд и размер вселенной, где-то там должна существовать разумная жизнь. Я прикинула, что какая-то её часть должна опережать нас в области технологий связи и, следовательно, могла телепатически связываться на расстоянии. Я послала своё первое сообщение, не раскрывая рта: «Я знаю, что вы там. Если вы заговорите со мной, я обещаю поверить, что это правда вы». Это сообщение было больше сосредоточенным лучом страстного стремления отправиться к звёздам, встретить маленьких звёздных человечков, чем набором слов. Это обещание вернулось ко мне, чтобы преследовать меня подобно наваждению. В последующие годы, когда психоделики стали моими инструментами для исследования таинственного действия языка, нечеловек-Другой обнаружил себя, не на просторе материальной вселенной, а в глубинах внутреннего пространства.

С точки зрения биологии мы сделаны из языка; крохотные свёрнутые кольцами извивающиеся змейки ДНК создают нас и поддерживают в нас жизнь. Наша ДНК, биомеханическая программа с 3 миллиардами букв (пар нуклеотидов), разговаривает на невероятной скорости. При репликации копируются 50 пар нуклеотидов в секунду в обширном человеческом геноме. Мы, имеются в виду все формы жизни, лингвистичны до самого основания, на любом уровне. Только посредством изменений в тексте ДНК может произойти биологическая эволюция. На мой взгляд, ни язык, ни сознание не являются исключительно человеческими качествами; они входят в основу жизни на всех её уровнях. Вселенная изрекает себя вокруг нас – огромная, трансскалярная, многомерная сигнальная система.

Передать неизречимое – это «невыполнимая миссия» любого психонавта, живи он в древности или в наше время. Можно ли принести обратно с собой виденческий чистый выигрыш в согласованную реальность в такой форме, которую можно понять и использовать в интересах племени? Теренс Маккенна и другие выдвинули предположение, что психоделики послужили катализатором для развития у нас языка, попав на ранних этапах в человеческий рацион питания, когда люди занимались собирательством и экспериментировали с различной пищей. Я могу лишь попытаться представить интенсивность этих первоначальных виденческих встреч. Воплощение Другого, встреча с богоподобным исполином, требовала реакции. Большая часть человеческой культуры – мифы, ритуалы, священные места, храмы – может рассматриваться как попытка уловить и прикрыть важнейшую нуминозную тайну. Я считаю, что там, где психоделики входили в ранний рацион людей в различных частях света, они становились интегрированными в культуру. Развитые цивилизации Центральной и Южной Америк – ацтеки, майя и инки – это недавние примеры информированных о психоделиках развитых культур. Существование традиций психоделического шаманизма как в степях Азии, так и в дождевых лесах Амазонии означает возможность того, что интеграция психоделиков в нашу человеческую жизнедеятельность восходит к первобытному прошлому. В настоящий момент в человеческой культуре психоделический шаманизм переживает значительное возрождение – и преобразование – благодаря расцвету туризма в Центральную и Южную Америку с целью приобщения к айяхуаске и её постепенному распостранению во всём мире, пока шаманы (и люди, продвигающие их идеи) ввозят этот чай со всем его визионерским потенциалом в Европу и Северную Америку. Во всём мире сообщества психонавтов намеренно занимаются перепрограммированием собственного сознания на постоянной основе, исследуя невидимые ландшафты и принося новые знания и лингвистические формы обратно в исходную реальность. За этим следуют рассказы о том, как возникают эти лингвистические формы, что они могут означать и как их используют те, кто с ними сталкивался.

Моё личное знакомство с миром психоделического языка состоялось в 1998 году, это было внезапное, изменившее мою жизнь видение. Я называю такой виденческий дамп памяти «загрузкой» – процесс получения огромного объёма информации за невероятно короткий промежуток времени. Когда я писала роман «The Maze Game» («Игра в лабиринте»), я задалась вопросом: «Как играют в эту игру?» Ответ был такой: «В лабиринтах, выстроенных из визуального языка, Глайда». В нём было 27 символов, или, скорее, один символ, способный превращаться в любой из остальных. Новый набор символов. Новая логика. И законченный миф о психоделическом происхождении символов. Пока я в спешке делала наброски символов, я могла увидеть – и почувствовать – их логику, природу их взаимосвязи, их способность к изменению. Они превращались дру в друга в моём сознании, один символ был всеми символами.

В загрузке содержалось приглашение: обнови свой пропуск в область психоделического, если хочешь понять этот язык в его естественном окружении. Безумный Шляпник приглашал к столу. Система символов Глайда легла в основу «Игры в лабиринте». В тот же период я начала использовать психоделики как чисто умственный инструмент для исследования Глайда, разработав собственную психонавтическую практику. Так много вопросов! Как формируется значение в поле трансформирующихся символов? Как значение сохраняется, когда символы не прекращают двигаться? (ПРИМ.3)

Загрузка, тёмная или светлая, может быть травматична, может завладевать мыслями и организовывать осознание в крупных масштабах. Глайд поселился в моём сознании, приводя мысли, чувства и поступки к попыткам понять этот набор символов и то, как он работает. Пустота из детства наполнилась языком, настолько чуждым и настолько знакомым одноременно, что он мог быть лишь моим собственным. Светоносная травма обладания моим собственным странным новым языком открыла для меня области сознания, которые ранее были закрыты. Глайд был языком, посредством которого я могла общаться с Другим в психоделических состояниях сознания. Глайд стал инструментом для навигации в путешествиях по виденческим ландшафтам. Я начала перестраивать душу с помощью Глайда.

Когда я искала больше информации, что-нибудь, что могло бы прояснить этот странный, меняющийся ряд символов, я обнаружила описания других встреч с психоделическими языками. Эксперимент Денниса и Теренса Маккенны в Ла Чоррера – классический рассказ о сосредоточенной психической силе, присущей опыту загрузки (смотри «Истинные галлюцинации» ПРИМ.4). С того момента жизни братьев определяли эти захватывающие события. Их загрузка в итоге привела к появлению новой системы символов: «Временной волны нуля».

Психонавтика, которую изучавший её Ричард Дойл называет «исследованием человеком духовной сферы посредством неизбежных научных исследований от первого лица», включает в себя разнообразные практики медицинского сообщества. Термин «медицина» распостраняется не только на нашу западную культурную систему медицинских и фармацевтических служб, но включает и традиционные медицинские практики аборигенов, бытующие как в прошлом, так и в настоящем. Всемирная Организация Здравоохранения даёт традиционной медицине определение «лечебных практик, методов, знаний и религиозных представлений, использующих снадобья на растительной, животной и минеральной основе, духовную терапию, мануальные техники и упражнения, применяемые раздельно или в сочетании для того, чтобы исцелять, диагностировать и предотвращать заболевания или поддерживать хорошее самочувствие. Я также отношу к ней современные духовные и целительские практики сообщества психонавтов. Поиск сведений о Глайде превратился в психонавтическую практику, создание романа, нескольких программ, связанных с Глайдом и написание докторской работы.

Слияние трёх потоков этого исследования – личного психонавтического поиска; карт и моделей, разработанных благодаря большому количеству прочитанного, сочинённого у участию в большом количестве обсуждений; и обнаружения увеличивающегося количества других людей со своими уникальными лингвистическими случаями, произошедшими в изменённом состоянии сознания, со своей психонавтической практикой у каждого – вызвало к жизни и упорядочило эту книгу. Я преследую две главных цели, представляя вам этот материал. Первая цель – это выдвинуть на передний план психонавтические практики как мощное средство сбора сведений о сознании, как о повседневном сознании, так и об его изменённых состояниях. Психонавт экспериментирует с сознанием посредством простой процедуры: 1) принимает психоделическое вещество; 2) наблюдает за результатами; 3) составляет отчёт о произошедшем. Психонавты изучают сознание на личном опыте. Слово «психонавт» буквально означает «плывущий по душе». Эти плывущие по душе выдерживают путешествие за путешествием, от плаваний по океанам безмятежности до духовных цунами,

делясь пережитым. Советы и подсказки насчёт того, как соблюдать психоделическую чистоту выкристаллизовались в правила. Я сопоставляю эти рассказы о психонавтическом самоисследовании с целью объяснить, как основывающийся на практике исследовательский метод, такой как психонавтика, может дать нам подробную картину сознания в изменённых состояниях.

Мы, как психонавты, по кусочкам наносим на карту сверхъестественные и зачастую неописуемые рельефы местности психоделических миров. Желание сообщить неизречимое проявляет себя во многих формах. Картография здесь – подходящая метафора. Два путешественника, исследовавших одну и ту же область, сравнивают записки, дневники и рисунки. Знание локально, конкретно. Кусочки складываются в целое, определяются ориентиры, создаются и отвергаются объяснения. Истина достигается в ходе переговоров, убеждения и/или её опознания. Каждый трип потенциально может принести новые знания о незримом мире.

Моя вторая цель – исследовать эти психоделические лингвистические опыты, учитывая существующие научные исследования – антропологические, археологические, неврофеноменологические и биологические – и связав их с литературой о психонавтическом самоисследовании. Обращение к такому широкому спектру наук влечёт опасность тривиализировать психоделический опыт, сведя его всего лишь к материальным коррелятам. Углубиться в экстравагантные объяснения психонавтов, в особенности когда подобные объяснения неописуемого скатываются в мессианство – значит настолько же рисковать тривиализировать таинство необдуманными объяснениями.

Эта книга разделена на три основных части. Первый раздел, «Практики», рассказывает о совместной эволюции языка и сознания с учётом социального контекста, в котором проходят исследования, о разработке моей собственной практики и о практиках других психонавтов и таинстве встречи с Другим.

Природа опыта загрузки и встреч с неописуемым посредством языка обсуждается в главе 1, «Передавая неизречимое». Неизречимость психоделического опыта имеет разные аспекты, от неописуемости мистических видений до леденящего душу воздействия «войны с наркотиками», которая неизменно присутствует на заднем плане и психоделической разведки, и отчётов о её результатах. Писцы незримой жизни – это, нравится вам или нет, военные корреспонденты. Но истории об их открытиях рассказывают; стремление объяснить неизречимое откровение (психоделическую загрузку, как я это называю), преодолевает эти ограничения. Эти формы неизречимости окружают попытки исследовать и передать психоделический опыт, всегда вступая в активное противодействие с потребностью передать загруженные данные.

Глава 2, «Психонавтическая практика», подробнее рассказывает о моём собственном опыте загрузки и разработанной мной в результате этого практики, сопоставив её с различными психонавтическими практиками всего мира.

Глава 3, «Глайд», анализирует систему символов Глайда в качестве модели системы, сильно отличающейся от других систем символов, которая производит значения уникальными способами. Также в ней представлены подробности касательно назначения языка Глайд, его мифологии, логики и форм, и их осуществления в компьютерных программах.

В главе 4, «Контакт с Другим», разбирается центральная тема психонавтических исследований. К слову сказать, для некоторых психонавтов, невидимые края выглядят населёнными множеством общающихся с ними сущностей: предками и животными, териоморфами (божествами, предстающими в виде животных), богами и лжебогами, пришельцами, ангелами, демонами и полчищами мертвецов. Эти контакты постоянно присутствуют в психоделическом опыте во всех уголках мира, и имеют наибольшую значимость для темы совместной эволюции языка и сознания. Другой часто предстаёт подателем языка, или разделяющим с человеком новую форму языка в качестве учителя этого языка, или частью сообщества, в котором бытует эта лингвистическая форма. Необходимо признать этот феномен, когда он происходит, и ответить себе на неминуемый вопрос: «Реальны ли эти другие? И если так, что именно в них реального? И как мы узнаем, реально ли что-нибудь или нет, в особенности находясь в состоянии изменённого сознания?»

Вторая часть книги, «Карты и модели», посвящена тому, чтобы концептуализировать жизненный опыт из первого раздела, прибегнув к знаниям из ряда областей науки.

Глава 5, «Пересмотренная реальность» продолжает эти вопросы о Другом обсуждением того, как мы справляемся с задачей определения самой реальности, и онтологических вопросов, возникающих, когда во время психоделического опыта мы сталкиваемся с совершенно новыми ощущениями и новыми мирами. Проводится сравнение ряда моделей реальностей с многими состояниями: Том Робертс, Роланд Фишер, Чарльз Тарт, Басараб Николеску, Тимоти Лири, Джон Лилли и Франсиско Варела все предлагали различные, хотя и пересекающиеся по некоторым вопросам, точки зрения. В основе этих вопросов, и исследований сознания в целом, неизбежная встреча с саморефлексией – как может сознание наблюдать само себя? Как сознание может представать субъектом и объектом в одно и то же время? Похожая проблема часто встаёт при обсуждении сущностной природы языка, когда язык является единственным средством, чтобы описать себя. Так что любое обсуждение взаимосвязи языка и сознания заставляет ступить на эту уже достаточно скользкую почву, где всё кажется необходимым для существования всего другого, предпосылкой бытия, возникая созависимо, как это могли бы описать буддисты. Психоделики делают любого из нас философом. Для углублённого изучения совместной эволюции языка и сознания необходимо разобраться с основополагающими вопросами, как онтологическими (вопросами реальности и бытия), так и с эпистемологическими (вопросами о природе познания и знания).

В главе 6, «Расширенное восприятие», рассматривается связь между реальностью и восприятием. Формы нового языка в психоделических состояниях сознания определяются условиями расширенного восприятия. Проще говоря, становится больше материалов, из которых можно выстроить язык – больше звуков, более подробный набор цветов, различных измерений, в которых возникают эти формы. Зовём ли мы эти яркие события галлюцинациями или видениями, они предстают перед всеми нашими чувствами и могут смешивать чувства, приводя к синестезии различного рода. Я привожу примеры различных случаев расширенного восприятия в психоделических состояниях сознания и примеры того, как они приводят к появлению новых форм языка.

В главе 7, «Нейрофеноменологические представления о языке», я достаточно подробно разбираю работы нейрофеноменолога Чарльза Лафлина и его коллег, посвящённые символам и символическому процессу. Их работы полезны тем, что непосредственно упоминают факты существования изменённых состояний сознания, независимо от того, вызваны ли эти состояния медитативными практиками, вводящими в транс песнями и танцами или психоделическими веществами. Лафлин пишет о человеческих обществах как «монофазных» (признающих лишь одно состояние сознания «нормальным», как это принято в наших современных западных культурах) либо «мультифазных» – обществах, в качестве обычного опыта принимающих различные состояния сознания. Основополагающее представление о «автопоэзисе» Франсиско Варела (то, что биологические формы составлены из автономных, самовоспроизводящихся и самоподдерживающихся систем, находящихся в структурной коммуникации с другими автопоэтическими системами) полезно в качестве достаточно обширного концепта, чтобы разобраться в его рамках с большим спектром процессов общения, переживаемых в психоделических состояниях сознания. Этот принцип работает на мельчайшем уровне клеток и их составляющих, распостраняясь и на более крупные – вплоть до сложных формаций, состоящих из вложенных друг в друга автопоэтических систем разной величины в человеческом теле, и их взаимодействия с другими живыми автопоэтическими системами. Автопоэзис требует весьма особых систем обмена сообщениями на всех уровнях в биологической форме; он находится в зависимости от языка.

Третий раздел, «Ксенолингвистика», перемежается образцами работ ксенолингвистов, чей опыт лёг в основу этой книги. В мире научной фантастики ксенолингвистика обозначает науку, изучающую неземные языки. Я позаимствовала этот термин для исследования психоделиков и языка, чтобы дать прочувствовать всю странность этих языковых игр, от спонтанной глоссолалии – потока звуков, напоминающих язык – до Тайнописи Эллисон Грей и трансформирующих самих себя, лингвистичных механических эльфов Теренса Маккенны. Идеи и опыт взаимодействия Денниса и Теренса Маккенны с психоделиками и языком рассматриваются достаточно подробно. Ксенолингвистика обращается к антропологии, глоссолалии, синестезии и к миру сконструированных языков. Ксенолингвисты, чьи работы и дерзкие эксперименты представлены здесь, заставляют эволюционировать язык в области психоделического.

В главе 8, «Естественный и неестественный язык», рассматривается концепция новизны в отношении форм этих зачастую «чужих» языков. Обсуждаются работы Стэнли Криппнера, посвящённые искажениям естественного языка под воздействием психоделиков. Рассматривается работа Роланда Фишера и Колина Мартиндейла, посвящённая воздействию псилоцибина на почерк, а также одна из ранних работ Чарльза Тарта, посвящённая действию курения марихуаны на способность изъясняться. Красноречие, иногда вызываемое волшебными качествами грибов, описывается антропологом Генри Манном как экстатические сигнификации. Подробно рассказывается о различных аспектах глоссолалии, значительной черты многих изменённых состояний сознания.

В главе 9, «Язык, культура и природа», я возвращаюсь к теме эволюции человеческого языка и символизирующей деятельности, в особенности на примере абстрактного искусства палеолита. Я не стремлюсь подтвердить (или опровергнуть) «теорию обсаженной обезьяны» Маккенны, считающую катализатором лингвистического навыка первых приматов поглощение ими психоделических веществ. В случае с теориями о происхождении языка задачей становится рассмотрение всех предположений в качестве концепций или соперничающих мифов при попытках составить из скудного набора фактов явную модель. Также я не собираюсь продвигать единую определённую интерпретацию этих возникающих неожиданно лингвистических явлений. Подобные попытки будут преждевременны в случае с познаниями о психоделике, и невозможны в области «происхождения языка». Задача здесь – осветить сам процесс, процесс создания нового, продвигающий эволюцию жизни и языка, Биоса и Логоса, самоописывающий процесс, невероятным образом приведший нас от «добиологического» состояния, каким бы оно ни было, состоянию человеческого организма (это я!), сидящего перед компьютером, окружённого Культурой, описывающего процесс самоописания. Эволюционный процесс, будучи хоть и полностью ограничен словарным запасом и синтаксисом ДНК, в то же время являлся непредсказуемым, то есть обладающим крайней степенью новизны. Как мы можем вывести борца сумо из инфузории-туфельки? И если для инфузории будет сложно представить себе борца сумо, насколько сложно будет для нас представить поистине чужого Другого, который, несмотря на это, может общаться с нами? Мы изучаем экзобиологию, мы озвучиваем наше стремление добраться до звёзд, пока не обращая должного внимания на то, что потребуется для того, чтобы действительно попасть туда, сохранив биосферу и некое поддерживающееся устройство культуры на протяжении долгого пути – пути длиной в 150 тысяч лет при скорости, возможной на данный момент. Эволюция невероятна в своём диком разнообразии, учитывая крайнюю новизну её результатов, но совершенно точно не невозможна, потому что, всё-таки, я печатаю эти строки, обладая знанием и о борцах сумо, и об инфузориях, и представлением о пришельцах вместе с языком, чтобы дать им имена.

Захватывающий мир настоящих гиков от языка предстаёт перед нами в главе 10, «Сконструированные языки». Группа занимающихся сконструированными языками людей, «кон-язщики» («con-langers»), создают новые устные и письменные языки, очень подробно обсуждают их на своём ресурсе в интернете и устраивают конференции. Как член Общества Сконструированных Языков, я нахожу мысли кон-язщиков, начиная с Дж. Толкина, сочетающимися с ксенолингвистическим опытом, связанным с языком в изменённых состояниях сознания, в особенности в области связи между конструированием языка и конструированием мира, обладающего культурой и историей. Новые миры идут рука об руку с зарождением нового языка.

Глава 11, «Представление о живом языке», возвращает нас к самому близкому для нас представлению о языке – нашему ДНК, языку жизни, который сам является живым. В отчётах о психоделическом опыте часто упоминается ДНК. Психонавты встречают сами молекулы в каком-либо виде и сообщают нам свои интуитивные прозрения относительно этого предельно основополагающего, саморефлексирующего таинства жизни. В работе Джереми Нарби «Космическая змея» описываются его прозрения относительно связи между шаманскими образами змеи и описаниями ДНК учёных, показывая убедительный пример параллелей между находками шаманов-аборигенов, чей метод исследования основан на непосредственном переживании, в подсознании, и находками современных учёных, с их экспериментальным методом исследования, проводимого согласно общеизвестным научным процедурам, описанным в данном введении. Под формой «радужной змеи», первичной энергии, известной шаманам, йогам и психонавтам под разными именами (ци, кундалини, жизненная энергия), с большой степенью определённости подразумевается источник происхождения новых форм языка и жизни.

Глава 12, «Разумная надежда», подытоживает выводы этой книги и значимость этого царства идиосинкретических, творческих новых лингвистических форм, эволюционирующих в изменённых состояниях сознания. Как вы можете видеть по прочтению этого введения, то, что началось как уникальное и в некоторой степени необычное переживание – загрузка визуального языка Глайд – разрослось до темы, заставляющей обращаться к различным наукам в поисках ответов, находя всё новые и новые доказательства существования этих совершенно новых лингвистических произведений. Это привело к тому, чтобы задать серьёзнейшие вопросы о природе реальности, природе духа и обширным областям, открываемым посредством психоделиков, «антиподов разума» (Шенон, 2002). Сейчас я ощущаю мир как лингвистически сконструированный, не только в качестве человеческой абстракции, покрывающей всё воспринимаемое, но и как живой язык. Природа говорит каждой клеткой каждого тела. Ветер и вода говорят, издавая звуки и касаясь нас. Когда я отказалась от карт естественного языка, передо мной воссияла умопомрачительная новая территория области психоделического, безымянная, но не непознаваемая. Это ощущение неимоверного потенциала сознания в области создания новых форм общения, испытываемое в состоянии расширенного восприятия и познавания, на карте биолога Тома Рэя сравнивается с фактической громадностью и сложностью пространства, связанного с восприятием, в нашем мозгу. Мы, как плывущие по душе, психонавты, составляем эти карты незримого мира с помощью инструментов научного анализа и жёсткого, основанного на непосредственном переживании подхода Уильяма Джеймса и Олдоса и Лоры Хаксли. Мы стараемся изо всех сил, соединяя точки, в которых находятся научные данные, с помощью прожитого психонавтами опыта. Эти карты на первых порах сообщают нам о тесной связи между составляющими вселенной и о живой биосфере, в которой мы переплетены в мерцании, о вселенной с множеством миров и множеством Других, от которых мы зависим и за которых мы отвечаем одновременно. Эти переживания расширенного восприятия и усиления осознания содержат эволюционный императив: Пробудись. Направьте сознание к этому основополагающему осознанию взаимосвязанности. Действуйте по отношению к своим собратьям и по отношению к живой вселенной вокруг нас так, как будто наши действия – священная обязанность, принимаемая с благодарностью за то, что о нас так заботятся, с того момента, как наш первый вдох влил обильное количество кислорода в наши лёгкие, которые позволили издать нам первый вопль, ознаменовывающий наше прибытие на Землю. Эта книга о новых способах оформить этот первобытный вопль.

Примечания к введению

1. Визионер в области компьютеров Тед Нельсон породил слово inter­twingle в начале семидесятых в связи с его прозрениями насчёт гипертекста, появившимися задолго до того, как Всемирная Паутина перемешала в своём мерцании нас всех. Оно делает то, что означает: перемешивает, создаёт пары, мерцает… это – мантра глубокой взаимосвязанности.
2. «The Maze Game» был опубликован в 2003 году издательством Deep Lis­ten­ing Press.
3. Видео, показывающее 27 символов, перетекающих друг в друга, можно посмотреть по адресу www.youtube .com/watch?v=-xWALPXLwr4 или https://vimeo.com/35158231
4. Теренс Маккенна, «True Hal­lu­ci­na­tions: Being an Account of the Author’s Extra­or­di­nary Adven­tures in the Devil’s Par­adise» (Сан-Франциско; издательство Harper­San­Fran­cis­co, 1993).