Псевдо-неоязычество: Церковь Афродиты Глеба Боткина

И Мэнсон, и Лайман, и даже пресловутый Кореш использовали видимость и атрибуты авраамического культа: Лайман был попроще, он объявил себя Христом и в остальном нёс зажигательную отсебятину, Мэнсон и Кореш были посложнее, взялись толковать Откровение кто во что горазд. Жизнь всех этих ребят была не сахар, все они происходили из неблагополучных семей, под своими знамёнами объединяли уж до кого дотянулись и религиозные механизмы волей-неволей использовали как возможность выжить и преуспеть. Созданные ими структуры оказались, конечно, раковыми опухолями на социальном теле, но и само тело, их столь обильно порождающее, здоровым тоже назвать сложно.

Иным, но и похожим путем пошёл наш соотечественник, сын лейб-медика Романовых и псевдо-неоязычник Глеб Боткин. Он тоже был чужаком в обществе, в котором построил собственную Церковь Афродиты, но ещё и строил на чужой земле — после поражения белого движения эмигрировал в США. Но он-то, понятно, происходил из самых сливок общества — играл в детстве с детьми Николая II, а в эмиграции мог зарабатывать как гравёр, писатель и иллюстратор. Так что его дорожка хоть и протаптывалась подобным образом, но где-то не так близко к грешной земле, как это было у Мела, Чарли или Дэвида.

Жизнь Боткина перевернулась перед эмиграцией и после расстрела отца, когда у Глеба, видимо, была возможность принять постриг в православном монастыре. Однако его не устраивало служение богу, который никогда не смеется, и вместо этого он выбрал «Афродиту Цветочноликую с нежной улыбкой, любящую смех, Богиню Любви и Красоты, самосущее, вечное и Единственное Верховное Божество, Создательницу и Мать космоса… Чьи Любовь и Красота, нераздельно сопряженные с Гармонией в вечной Троице». То есть да, совсем не греческую богиню (никаких Аресов, Зевсов или тем более Уранов!), а скорее собственное переложение христианства на псевдо-неозыческий лад. Его Богинюшка была единым богом-демиургом, но творила спонтанно, из любви и любовью, а не умышленно — и, соответственно, не составляла плана, включающего мировые войны, или Апокалипсис, или тем более зло, хаос и уродство, существующие настолько, насколько живые души решали удалиться от любви.

Целью Боткина и его Церкви, похоже, было повторить формулы «Да любите друг друга» и «Любовь никогда не перестает», тоже далеко не новые и не языческие. Но походя лепту в становление именно неоязычества он вложил: в 1938 году Церковь Афродиты через суд Нью-Йорка была официально зарегистрирована, после чего регистрация подобных течений существенно облегчилась. Боткин совершал регулярные богослужения перед статуей древнегреческой Афродиты, его регалии подозрительно напоминали регалии православного архиепископа, а учение поощряло свободную любовь, мол, только помогающую укрепить традиционный брак.

Но, конечно-конечно, Церковь Афродиты напоминала христианство не потому, что был Глеб искренним добрым христианином, не принимающим религиозной ржавчины — церковных порядков организованной религии и давно мёртвых догматов. А потому, что «христианская церковь сама заимствовала – и таким образом сохранила – многие представления, символы и обряды религии Афродиты». Как, оказывается, всё было просто…

Путь Церкви Афродиты как будто пропитан духом серебряного века: утонченностью, свободолюбием и свободным нравом, поэтичностью, некоторой выспренностью. Но эта культурная умудрённость оказалась слишком спокойной, и на поверку культ оказался структурой одного героя, самого Глеба. Для сравнения, следующая зарегистрированная «неоязыческая организация», Фераферия, существует до сих пор и даже имеет интернет-представительство — а Церковь Афродиты оказалась неотделима от своего основателя.