Кислотный фашизм и что после него остается: Мел Лаймен и община с Форт Хилл

Какое-то время назад в комментариях к одному из наших материалов всплыло упоминание о Меле Лаймене — создателе «кислотного фашизма» и основателе общины с Форт-Хилл, оказавшейся, в отличие от самого Мела и его учения, неожиданно жизнеспособной. В отличие от прочих психоделических гуру, Мел обладал музыкальным талантом — в молодости играл в группе «Jim Kweskin Jug Band», которую ставили в один ряд с The Beatles и Rolling Stones. Но сектантское лидерство не пошло ему на пользу, и когда у Мела собралась внушительная паства и появились деньги да хоть на собственную звукозаписывающую студию, выпустить что-то интересное он уже не смог. Как и Рон Хаббард, Мел пытался снимать кино, но не преуспел, хотя и обладал доступом к супер-современному и дорогущему оборудованию. Возможно, причиной такого краха могла быть неизвестная, но смертельная болезнь, на которую иногда намекали его последователи, и Мел мог принимать героин, чтобы избавиться от симптомов — но об этой стороне его жизни ничего доподлинно неизвестно.

А об учении его известно, что его особенно и не было. Мел Лаймен объявил себя Богом, Иисусом и управлял жизнью попавших под его влияние людей, обещал скорый апокалипсис и эвакуацию на Венеру, но до уровня создания устойчивой теологии, которая бы его пережила, просто не дошел. Да и зачем? Его «кислотный фашизм» состоял в формуле «Я — Бог, а ты — это тоже я», и сработал отлично: строительный бизнес и собственное медиа (и собственный наркокартель? быть может!), 12 детей от 7 женщин, дюжина особняков и своя ферма; и власть такая, что, когда было нужно, так его ребятки возвели двухметровую стену вокруг территории общины и взяли в руки оружие (но им так и не пришлось воспользоваться). Ни дать ни взять незаметно-успешный Дэвид Кореш! Впрочем, Кореш-то ушел ярко и заметно, оставив после себя непростой подарочек, а вот Мел просто пропал — ни могилы, ни свидетельства о смерти (сейчас ему вполне может быть 93 года).

Конечно, само существование столь самостоятельной общины с таким-то лидером выглядело тревожно, и многие захотели эту тревогу подогреть, тем более по горячим следам суда над Мэнсоном. В 1971 году в Rolling Stone вышла статья автора термина «кислотный фашизм» Дэвида Фелтона «Семья Лимана в святом походе против Америки», буквально изображающая сообщество Лаймена как солдат, захвативших форт времен гражданской войны, рабов, работающих 12 часов в день, сектантов, охотящихся на отступников и проигрывающих на территории своего дома-концлагеря проповеди лидера-харизматика 24/7. При этом сам Мел выведен в ней просто импульсивным сумасшедшим — мол, подхватил от Брюса Коннера в доме Лири идею, будто таким Богом, какого можно увидеть под кислотой, может считать себя каждый, вот и сколотил себе культ. Но харизматичным — по словам Джима Квескина, с которым в молодости Мел играл в группе: «Он был гением и деспотом… когда он играл, у людей замирало сердце. Но когда он начинал говорить, все чувствовали себя ничтожествами».

В общем, Фелтон объявил Лаймена эдаким утонченным Чарльзом Мэнсоном: мастером психологического давления, эмоциональной зависимости и сооружения культа личности. На самом деле если обратиться к статьям Мэла в его журнале или к его перепискам, то можно там найти много и потешного, и кринжового, и захватывающего, но таланта к печатному слову в нем, быть может, было поменьше, чем в Чарльзе. Да и выглядит то, что он пишет, действительно импульсивным и сумасшедшим. Ну или написанным в обкислоченном до умопомрачения состоянии! Например, можно найти испаностыжую «поэзию» про роль женщин (15 строчек про то как круто и божессно прислуживать мужику) или такой же нарциссизм — тоже в стихах («Я трахну мир/ Заполню его горячей спермой/ М-м-м, не могу дождаться/ Я огромная эрекция/ Я — ГИГА ЧЛЕН etc») или прозе («У меня НЕТ слабостей… я мягок, как шёлк, и твёрд, как сталь. Я выражаю слабости ДРУГИХ, потому что ПИШУ только для других на ИХ языке. Мой язык — молчание»).

Но самое захватывающее — конечно, газетные проповеди, например, о пользе кислоты, о настоящем просветлении (выражается в полной безнадежности и загнанности в угол, кстати), о сочувствии и божественности. Иногда это трогательно, иногда небезынтересно, но чаще всего — поток параноидального сознания, медленно переходящий на вопли капсом.

Умер ли Мел от болезни или наркотиков, был съеден собственными последователями или уехал, прихватив свои и чужие миллионы, но после себя он оставил не руины и поле битвы, а вполне функциональное и даже успешное сообщество. Их строительный бизнес процветал, а в 1985 году вышла статья о ностальгической вечеринке, на которой семья, оставшаяся «семьей» собралась в очередной раз удивиться, почему их отход от мейнстрима восприняли за угрозу обществу. В той статье старейшим членом общины назван 39-летний Джордж Пеппер — не такой уж преклонный возраст, только вот психической юностью в их общине уже и не пахло. Музыканты, строители, художники — без пафоса, без манифестов, без догм — они «не смогли изменить мир… Но, может быть, мы нашли способ не позволить миру изменить нас. Когда-то мы были просто кучкой ребят, которые хотели вместе играть музыку и быть честными. И, знаешь… мы всё ещё те же самые».

Верится, честно сказать, с трудом. Без кислотного фашизма, без сумасшедшего мелкого фюрера с замашками Муад-Диба, без пафоса-манифестов-догм остались крепкие и, видимо, теплые человеческие связи да мирской успех. Но никакой тебе эвакуации на Венеру, никакого «Бог — это я, а я — это ты», никакого Хелтера-Скелтера — только пески времени окончательно занесли общину с Форт-Хилл, потому что вместе с ядом она потеряла и цвет. Конечно, хочется верить, что у всех бывших общинников и бывших детей с Форт-Хилл все хорошо и будет хорошо — но еще хочется верить, что у порожденных психоделической революцией (той или надвигающейся) сообществ может быть и более радужная судьба.