Три прощания с Дэвидом Линчем: светит ярко, светит вечно

Мы пишем о Дэвиде Линче почти столько же, сколько стоит Катабазия — еще бы, среди всех чародеев, орудовавших в культуре 20-21 веков, он, пожалуй, самый заметный, самобытный и яркий. А еще дикий и жуткий — парадоксальным образом, учитывая доброту и свет, пронизывающие его творчество. Все эти качества вполне гармонично уживаются в его художественном языке, состоящем из сюрреалистических, экспрессионистских и абсурдистских приемов. Язык этот будто заточен на изображение потусторонних вторжений в мир обыденности, каковым и была вся жизнь сумасшедшего гения.

При этом его вовлеченность в вопросы духовные как будто маскировала сама себя. Казалось бы, все напоказ: и книжку мог издать о генерации гениальных идей, и лекцию об архитектуре реальности прочитать на камеру, и помедитировать в музей поехать. Очень все… прилично. Социально приемлемо, даже местами с некоторым великосветским лоском — духовные фонды, посвящения у Махариши за миллион долларов, просветительские поездки… Но что было для Линча более значительным — все перечисленное или соборный ком мух, бережно хранимый в морозильнике?..

Вопрос этот чисто риторический. Линчу были свойственны обе стороны, его мрачное и депрессивное безумие, гораздо более полно проявившееся в живописи, чем в кинематографе — обязательное условие всего остального. Не просто так Дэвид был автором старины БОБа, незнакомца с камерой, Фрэнка Бута, Спазма — так же, как и агента Купера… И не зря его, скажем так, самые «духовные» фильмы еще и самые жуткие.

Потому что его-то огонь светит ярко, светит вечно. И за это он и стал столь любим — за его Полноту, за прекрасно выписанные теневые стороны, а еще за сочетание магии и быта. За нахождение духа живого — в захолустном городке, за вечного героя — в специальном агенте, за рыбу в кофейнике — да и за фбровца в гигантском чайнике на изнанке бытия. Ужас, красота, магия, добрый и жуткий юмор нашей иррациональной вселенной, которые не знаю уж, понимал ли — но точно свидетельствовал Линч.

При этом не могу себе представить Дэвида, ни молодого, ни старого, корпящим над магическим гримуаром. С большим трудом представляю его в ритуальной мантии… И то только потому, что видел фотографии с выпуска из университета Махариши — там и мантии были по университетскому образцу, и золотые ламены-медали, полный театр. А вот читающим заговор — запросто; особенно сочиненный спонтанно, более походящий на экспрессионистскую поэзию, чем на заклятие. Как говорится, through the darkness of future past… Или вот молитву, сочиненную специально и записанную потом в музыкальный альбом.

Потому что таков уж художник-чародей 20-го века: в костюме и при деле, режиссер он там, инспектор или агент. И заклятия свои он налагает сразу на целые поколения — с помощью современных технологий своего времени.

Так что хотя физически Дэвид нас покинул и стоит принести искренние соболезнования родным и близким, все им созданное и привнесенное в культуру продолжает жить и послужит отправной точкой для творчества еще не одного поколения оккультно чутких художников, режиссеров и музыкантов. И, хотя эгоистическое во многих из нас требовало больше, больше и больше, Линч и так всю жизнь прыгал выше головы, показывая какие-то невероятные чудеса деловой и творческой акробатики.

А потому не стоит скорбеть, а стоит отпраздновать окончательное вхождение в культуру простых истин, которые туда привнес Дэвид. Усвоены они, быть может, будут еще не скоро, но они уже там: истины о том, что магия и дух разлиты повсюду, живыми светом и тьмой напоены все явления действительности, даже самые бытовые, в том числе и дама из-за обогревателя, и зло в этих лесах. О том, что средоточие магии — это вербальные и визуальные языки и мышление, слова и картинки, которыми мы живем. О том, что жизнь или смерть живой души, временной капсулы вечного Духа, решается зачастую в чисто индустриальном стиле — вплоть до производства из нее каких-нибудь мелких товаров народного потребления, вот, например, ластиков. Об ужасе и счастье пробужденного духа, созерцающего наш безумный шарик грязи, пузырь из слюны. О том, что магия являет себя в особых событиях, спонтанных или искусственно созданных; но самое естественное ее проявление — правильный, естественный ход вещей, по природе своей наполненный чудесными совпадениями и синхрониями — и позволивший, например, проявиться такому странному «режиссеру», как Линч.

О том, что сковырнуть тонкую пленочку, отделяющую покой обыденности от ревущей, пышущей жаром и воняющей горелым машинным маслом магической машинерии реальности может более-менее любой. Но то, что будет найдено с той стороны, не обязательно будет отвечать его представлениям — а может и вовсе подарить много мрачных открытий, покалечить или превратить неясно во что, в собственную тень. Что огонь жжется — но и что Пожарные уже здесь, и работа Агентов не прекращается, а однажды — о, чудная мечта, — печаль закончится навсегда. Просто, может быть, не сегодня. Тогда завтра?..

В общем, всем желающим еще долго можно будет блуждать по черным и белым вигвамам Дэвида Линча прежде, чем мы исчерпаем все оставленные им сокровища. А те, кому блуждать не досуг, в любой момент могут начать там, где он закончил — в магии ли, или в искусстве. В известном смысле это все достаточно простая история…

fr.Chmn

В сотериологическом смысле умереть не так страшно, как забронзоветь или вообще предать идеалы (ну, какие-нибудь идеалы). Апоптоз — это нормальный ход вещей, а бессмертие порождает чудовищ; непостоянство — это горестная данность нашей юдоли скорбей, но также и великая надежда освобождения от этих скорбей.

Всё это, конечно, трюизмы.

Но когда после смерти знаковых персонажей волной проносится вздох «ушла эпоха», то это звучит странно. Эпохи уходят с каждой секундой, потому что каждый человек — это эпоха. Эпохи уходят иногда незаметно, а иногда как в случае с Дэвидом Линчем (пробрало даже людей, от которых ну совсем не ожидаешь такого).

Сам Линч, кажется, сделал всё, что хотел. И не оставил недосказанности — это при всей специфике его символического языка, к которому у ординарного зрителя (то есть у меня) не хватало расшифровок.

Согласно буддийскому канону, завершающие своё бытование архаты обычно напоследок произносят одну и ту же фразу: Khīṇā jāti, vusitaṃ brahmacariyaṃ, kataṃ karaṇīyaṃ, nāparaṃ itthattāyā’ti abbhaññāsi, то есть «рождение исчерпано, [святая] жизнь прожита; то, что должно было быть сделано — сделано; больше нет возвращения к какому-либо состоянию существования».

Всё что должно было быть сделано — сделано, ну а насчёт возвращения к существованию… Уповая на навыки Линча в области трансцендентальной медитации, можно ожидать возвращения его качеств в любой форме в этот наш сновиденный мир.

M.S.

Раз уж дорогой наш деда Линч надумал шагнуть в иные миры, считаю должным сказать о том положенные слова, не столько для себя и тем более для Линча, сколько для всех.

Друзья, знаете, когда-то я думал, что в день, когда я увижу сообщение «Дэвид Линч умер», меня поглотит горе, я впаду в истерику и утону в море слёз и алкоголя, — прецедентов, увы, уже хватает. Однако же вот, ничего подобного, и даже заявить, будто это так «к моему удивлению», я не могу. Как раз всё понятно и естественно, ну давайте попробую объяснить.

Линч-то со мною почти всю сознательную жизнь, и за годы проведённые с его фильмами, музыкой, интервью, прогнозами погоды — в общем, в его присутствии, —  его место в системе вещей стало довольно ясным. Место это, разумеется, парадоксальное — с одной стороны, линчево экспрессионистское творчество предельно человечно, конкретно, «сермяжно» даже — оно всё очень осязаемо и переживаемо, проживаемо, все эти эмоции, образы, ситуации. Нет у него никаких интеллектуальных абстракций, ребусов, постмодернистских игр и прочего — искусство прямого действия. Как говорил его коллега, разминувшийся с ним эпохой, страной и судьбой — стихи нужно писать так, что бросил стихотворение в окно — и стекло разобьётся. С другой стороны, сюрреалистическое его искусство настолько сюр-реально, то есть глубже, выше и живее той «реальности», которая пролезает в вульгарно-материалистическую, механистическую картину мира, что в этом смысле он человек совершенно не от мира сего.

Так и оказывается он неожиданно близок к поэтам-обэриутам: казалось бы, какие разные культуры и эпохи, а в итоге Линч это «режиссёр реального искусства», заблудившийся во времени и пространстве — к счастью для него и для нас, ибо судьба его сложилась совсем иначе, чем у собратьев из предвоенного Ленинграда. Но то судьба земная, а что касается вечности — его фильмы и будет вернее всего воспринимать как поэмы. Такие как у поэта Введенского: на первый взгляд может показаться детским баловством, или бредом больного, или изощрённой шуткой; но оказывается самым родным, важным, всегда понятным, щемящим, радующим, таинственным и истинным. Даже и своя «Элегия» у него есть — это «Простая история» (а она ведь обманчиво простая, а на деле та же и про то же, что и головокружительная «Внутренняя империя» или искусительно-жуткий «Синий Бархат»).

С судьбой у Дэвида Линча отношения вообще интересные — он тот, про кого вполне верно сказать «баловень судьбы». Про внезапные случайности, которые стали его творческими удачами, знают все. То лампа в одной из сцен «Твин Пикса» задребезжит, то осветитель Фрэнк Сильва под руку попадется — и воплотит потом инфернального БОБа (потом ещё окажется, что у них с Майклом Андерсоном, который МАЙК, он же Карлик, день рождения совпадает и приходится на Хэллоуин — каково, а?).

Но ведь и его вроде бы неудачи каждый раз оборачиваются судьбоносными успехами. В этом плане самая показательная история — это как он хотел снимать новый сериал, спин-офф о приключениях Одри Хорн. Спин-офф потом превратился в отдельную историю и благополучно был «зарезан» продюсерами после демонстрации пилотной серии. Через пару лет внезапно нашлись спонсоры, а главное — выловилась какая-то неведомая рыба, благодаря которой, досняв нужные сцены и перемонтировав всё, Дэвид Линч сотворил свой лучший и самый потрясающий фильм —  «Малхолланд Драйв».

Это что касается кинематографа, сферы крайне сложной для творческой реализации — просто в силу требующегося огромного ресурса и взаимодействия с множеством людей (собственно, в одной из линий «МД» это и проиллюстрировано). А уж там, где можно заниматься любимым делом без всех этих продюсеров, команд, договоров… Там он спокойно творит себе свои чудеса. Пишет музыку, поёт, делает ремиксы, сочиняет тексты для Джули Круз и Кристы Белл, снимает рекламные ролики, мастерит мебель, делает эти свои знаменитые лампы, ну и картины, конечно, и фотографии, и что там ещё? Наверняка что-нибудь я забыл, Линч он же такой классический polymath, универсальный человек эпохи Возрождения, талантливый во всём. Причём всё это без какого-либо самолюбования, «я-канья» и напыщенности. И без «гурования» тоже. Нет, я, конечно, в курсе про Трансцендентальную Медитацию. Но даже там оно как-то «инкапсулировано» у него и по-хорошему наивно, без патологии. Как и советы политикам в духе «да сядьте вы, руки пожмите, выпейте пива, и хватит воевать». Какой-то он универсальный человек и в этом смысле тоже — одновременно мудрец и ребёнок, поехавший дед и уверенный в себе мастер, творец кошмаров в музыке и кино — и апологет любви и надежды, обезоруживающе искренний. И при этом вечно ускользающий, лукаво посмеивающийся.

Ну и творчество его такое же, как он сам. В первую очередь, конечно, вот эти великие полнометражные фильмы, все вроде бы разные, но похожие только друг на друга и больше ни на чьи, и которые перечислить-то можно по пальцам полутора рук:

Голова-ластик
Синий бархат
Дикие сердцем
Шоссе в никуда
Простая история
Малхолланд Драйв
Внутренняя империя

Семь штук всего. Ну да, ещё экспериментальные шедевры — от «Бабушки» и «Кроликов» до «Индустриальной симфонии» и «Что делал Джек». Вроде и немного — а целый мир.

Там в списке, очевидно, не хватает самого его известного творения — «Твин Пикса», но причина тому проста.

«Твин Пикс» это вообще не кино. Поэтому и лучшее его кино это (например) «Малхолланд Драйв», а не вот это вот нечто. Ну то есть оно сделано кинематографическими средствами, и вообще его создатели думали, что снимают кино. А зрители думали, что смотрят кино — такое причудливое конечно, а порой и совсем невменяемое, но всё же кино — мало ли какое кино бывает, в конце концов. А получилось, что это нечто совершенно иное.

Теперь, по прошествии времени, после выхода грандиозного третьего сезона, становится понятно, что это — даже и не произведение искусства в обычном смысле слова. Это колоссальный магический акт, оккультурный подвиг длиною в четверть века, великий современный миф. И сотворён он для того, чтобы вернуть нам смысл, пробудить и выдернуть из лап этой самой проклятой Jowday — про которую-то в общем всё настолько понятно, что и правда, чего о ней говорить? Особенно сейчас, когда кажется, что весь мир из неё одной и сделан — как нам Дед это показал в 2017-м, на примере отдельно взятого городка. Ну он же и показал, как нужно в этих условиях жить, как нужно быть.

Один умный человек говорил, что миф — это машина для противостояния времени; ну так и вот. Сначала два сезона в начале 90-х, потом полнометражный «Огонь…», поначалу многими не понятый, не принятый, даже освистанный, и спустя 25 лет — поразительный 3-й сезон, одновременно и его «прощание с друзьями», и манифест неукротимого творчества, свободы и любви, в котором, кажется, так или иначе нашлось место всему — и антологии творчества самого Линча, и любым идеям его коллеги Фроста, и любимым их фильмам и книгам, и едва ли не всей культуре, и даже тому, о чём они и не догадывались быть может.

Грандиозная гиперсигила, модель всего мира и истории человечества в одном городке, в одном произведении. Единственный известный мне аналог — тот самый невероятный итоговый «роман» Джеймса Джойса, написанный почти на столетие раньше, который, конечно, тоже никакой не «роман» и в общем-то не литература.

У этих «машин для противостояния времени» вообще удивительно много общего — например, циклическая структура, когда река приносит нас вроде бы к началу. Но при этом есть и указание на выход из колеса. Или своеобразная «психогеография», когда персонажи произведений одновременно в каком-то смысле оказываются и горой, и лесом, и городом…  И та искусительная лёгкость, с которой при минимальном желании можно найти там любую структуру: хоть квантовую механику, хоть историю ядерной программы, хоть размышление о природе медиа, хоть ожившие античные мифы. Ну и, наконец, оба они устроены примерно так, как сказал, кажется, Шопенгауэр: «огромный сон, снящийся некой единой сущности, но так, что все герои сна тоже спят — в итоге всё переплетается и гармонирует со всем остальным».

Только вот… полуслепой ирландский колдун одержимо работал над своим спасительным заклинанием 17 лет. Но его творение хоть и изменило облик мира, а всё равно останется образцом самой труднодоступной эзотерической системы, какая только есть. А творение Линча и Фроста сходу стало феноменом поп-культуры: о Купере, Лоре и Карлике в красной комнате знают даже те, кто не видел ни одной серии. Ну и сам Линч создавал свой метаритуал без всякого самопожертвования и надрыва — ещё и параллельно рисуя, музицируя, и порою вообще в ус не дуя. Ну и затащил в свой фильм миллионы людей из разных поколений, стран и культур.  Вот как так у него получается? Четверть века он выстраивал магическую конструкцию такого масштаба, и даже не следовал никакой сознательной сверхзадаче, не ставил себе грандиозных целей по спасению мира… Просто рыбу ловил, ага.

По-моему, и эта история и в целом история его жизни это яркий и редкий пример той самой реализации истиной Воли. Тот случай, когда «творю свою Волю» и «следую своей Судьбе» — одно и то же. И ведь, опять же — выглядит всё совсем не как какое-то там сверхчеловеческое достижение и сверхусилие великого адепта. Да нет же — это вот и есть самая нормальная, правильная, дефолтная человеческая жизнь. И подвиг этот как-то ну так сам собой вышел, такая просто рыба выловилась, что тут поделать. Вот так вот здоровый человек и живёт, это просто мы немного, ну, приболели что ли…

Ну так вот, в свете всего сказанного: сообщение в новостях, будь они неладны, о том что дескать «кинорежиссёр Дэвид Линч умер в возрасте 78 лет» вызывает у меня лёгкое недоумение. Ну, в смысле умер-то? А, кино больше не будет снимать? Да мы в общем и так догадывались, что вряд ли будет. Правда, он тут недавно говорил, что хоть и еле двигается, но готов снимать удалённо, если захочет — ну так я думаю, он и сейчас, если захочет, придумает способ снимать удалённо, с него станется! Вот что его родные, близкие, друзья с ним теперь не смогут поболтать, обняться, выпить кофе — это да, близким и друзьям мы должны соболезновать. Хотя и официальное сообщение родственников, и то, что написала милая Кристабелл, чудесный Кайл МакЛахлен и прочие — о многом говорит, но всем им сейчас очень печально. Поэтому печалюсь и я — из-за их потери.

А вот наш с вами Дэвид Линч, который просто человек, ну, он на то и homo universalis, что простирается from here to mythernity — как, вообще-то, каждый из нас. Просто в его случае это как-то давно уже само собой разумеется, а нам нужно регулярно напоминать — чем он и занят все эти годы.

После того, как его друг и сподвижник Анджело Бадаламенти покинул этот мир, у Линча брали интервью, и там был такой момент:

Мэтью Свит: Я заметил, Дэвид, что вы всю нашу беседу упоминаете Анджело в настоящем времени.

Дэвид Линч: Нужно сохранять Анджело живым. Я верю, что жизнь — это континуум, никто по-настоящему не умирает, а просто оставляет физическое тело, и мы все встретимся опять, как в песне поётся. Это грустно, но не опустошительно, если что. То есть я просто не понимаю — как можно вообще, видя, как кто-то умирает, и… просто исчезает насовсем и мы все тоже должны? Ну простите, но это просто не имеет никакого смысла. Это континуум, и в конце этой истории у нас всё будет в порядке.

Думается мне, что в этом, обманчиво наивном высказывании Дэвида Линча столько смысла и истины, что комментарии и не нужны.

Я вот просто уверен, что в Белом Вигваме «сегодня» (или как там у них устроено настоящее время) хороший день, и два Дэвида — Линч и Боуи — имеют удовольствие пошутить, например, о том, как они оба чуть промахнулись, не «дав Шекспира» и не отчалив отсюда аккурат в свой ДР — один, значит, на два дня позже, другой на четыре дня раньше. А может у них там творческие планы, раз уж реюнион — глядишь, и снимут нам чего-нибудь удалённо, и эта так называемая реальность наконец-то станет хоть немного directed by David Lynch — а значит, намного осмысленнее и живее. Возможно, Анджело Бадаламенти в это время играет для них ту самую музыку, которой всегда наполнен воздух — как знать?

А на нашей стороне сейчас стало — нет, не опустошительно, но всё-таки немного грустно. Так что мы можем выпить красного вина, или чёрного как безлунная ночь кофе, а кто-то и выкурить, чёрт её побери, сигарету (только давайте не перебарщивать всё ж), пожелав великому, доброму, любимому нашему Дэвиду Линчу счастливого пути. Перефразируя спетое когда-то по аналогичному поводу: David Lynch’s dead. No, no, no, he’s outside looking in!

Ну, и будем повнимательнее во снах — где-то там теперь будут открываться новые интересные коридоры, сами знаете.

Ibsorath