«23 разреза для Уильяма Берроуза»: одиннадцатая и двенадцатая главы

От Редакции. Путь Берроуза в литературу был очень тернист. Сделавший ему имя «Голый завтрак» вышел, когда Биллу было уже 45, «Джанки» за 6 лет до того вышел в одном издании со сторонним романом и остался незамеченным, а «Пидора» вообще не печатали до 80-х. В следующих переведённых нам главах из книги «23 разреза для Уильяма Берроуза» Рафал Ксенжик размечает этот путь через Марокко, Танжер и Париж, через лихорадочную наркоманию и кавалькаду кошмарных видений, творческие поиски и, наконец, перерождение в Инспектора Ли.

Недостаток контекста, места и времени, погружение в разные сферы и отсутствие в любой из них какой-то реализации — возможно, это контекст всего бит-поколения, но в случае Берроуза он стал отправной точкой глубокой связи с Брайоном Гайсином. Тот ведь точно так же был лишен контекста, места и времени: побывал и сюрреалистом, и режиссером мюзиклов, и разведчиком, и историком, и ресторатором… И именно эта связь стала для Инспектора Ли ещё и дополнительным толчком к магии.

fr.Chmn

Выстрелы с левой руки

«Я резко открыл чемодан и левой рукой схватил рукоятку пистолета – я правша, но стреляю левой. Не вставая, дважды быстро стреляю Хаузеру в живот, под задравшийся и обнаживший дюймовую полоску белой рубахи, жилет. Кажется, он хрюкнул, и согнулся пополам. Одеревеневшей в панике рукой О’Брайен тянется к пистолету в наплечной кобуре. Чтобы хорошенько прицелиться, я обхватил правой рукой левое запястье (у этого самовзводного пистолета подпиленный закругленный боёк, и потому он рассчитан только на двойное действие) – и выстрелил ему прямо в середину багрового лба, дюйма на два ниже линии серебристых волос». Эти выстрелы с левой руки – первая из магических казней, которых полно в прозе Берроуза. Основополагающее убийство Мифа Сверхновой.

Кровавые цветы распускаются на белой рубашке и седых волосах. Билл только что завалил ценности среднего класса и патриархальные авторитеты. Он любил подражать стилю детективов Рэймонда Чандлера, которого считал одним из создателей Мифа. Случай, позже названный «Хаузер и О’Брайен», он написал первым текстом в Танжере после выхода из наркотического ступора. Хаузер и О’Брайен – наркоторговцы, которые утром врываются в квартиру Ли. В обмен на обещание сдать дилера он выпрашивает у них укол на дорогу. Набирает в шприц спирт и пускает его в глаза копам. Получает момент, чтобы потянуться за оружием. Кафку Билл трактует как Чандлера. Этот случай он позже включил в «Голый завтрак». Чандлера он обыграл там панч-лайном Берроуза, в которой Ли покидает пространство-время.

В Танжере Берроуз пережил конец вселенной. «Танжер был местом расчётов, откуда деньги и товары двигались во всех направлениях к более высоким целям. (…) Танжер выдыхался, как умирающая вселенная, в которой невозможно уже никакое движение, потому что вся энергия равномерно распределена. Бескрайний перезатоваренный рынок. Всё на продажу — и ни одного покупателя». Билл ставит диагноз: причиной этой ползучего апокалипсиса является архетипический кризис экономический. И наносит удар прославляющему движение этосу либерального капитализма: «Из экономических законов, не затронутых никакими человеческими факторами, следуют уравнения на окончательный покой».

Капитализму он уделит внимание ещё в «Мягкой машине», описывая глобальную корпорацию ТРАК. Она торгует ширпотребом, манипулируя клиентами через прекрасно развитые дистрибуцию, рекламу и маркетинг. Были также критики, считавшие, что описанный в «Джанки» наркотический путь отражал мрачную, грязную оборотную сторону стерильного бума потребительства в Америке пятидесятых годов. В 1954 году на арабском побережье Северной Африки Билл лицезрел крах системы. Среди этого хаоса и декаданса он, однако, нашел пространство свободы, которого не было в Штатах. «Танжер – одно из очень немногих мест в мире, где можно делать все, что действительно хочется», – завершал он эссе, озаглавленное «Международная зона». Какова была реакция Берроуза на это состояние дел? Он буквально спустился в ад. Он окаменел в опиатной спячке.

В Марокко его привлекли легкий доступ к мальчикам и гашишу. Идея путешествия пришла ему после чтения романа «Под покровом небес». Его автором был Пол Боулз, американский композитор, который с конца сороковых жил в Танжере, где стал писателем. После Второй мировой войны в городе была создана международная зона, управляемая войсками Франции, Испании, Англии и Соединенных Штатов. Контрабандный перевалочный пункт, перекресток культур, наций и противоречивых интересов. Оживленный порт, полный беглецов и мошенников, спекуляций и удовольствий, гашиша и магии, прибывающих из старых арабских районов. Именно международная зона вдохновила «Интерзону», междузону, где дрейфуют Случаи – сцены «Голого завтрака».

В Танжере сорокалетний Берроуз достиг дна. Именно тогда арабские уличные мальчишки прозвали его El Hombre Invisible (Невидимый Человек). Некоторое время он жил в мужском борделе, где комната стоила ему пятьдесят центов в день. Он жил благодаря двумстам долларам (около 2300$ сейчас — прим. перевод.), которые регулярно присылали родители, но большая часть этих денег уходила на наркотики. В аптеках Танжера можно было достать эвкодал, синтетический заменитель морфина из немецких лабораторий. 1 марта 1954 года он писал Гинзбергу, что это лучший кайф, который у него когда-либо был. В письме от 16 июня того же года он сообщал: «Жахаюсь каждые два часа. А между уколами убиваю время».

Совмещать наркотики и литературу Берроуз не мог. Кроме того, он заложил свою пишущую машинку. Удавались ему лишь мелкие Случаи, которые он отправлял в письмах Гинзбергу и Керуаку, вот и всё. Хотя он нашел в себе силы убедить Керуака, что буддизм не для Запада: он писал, что буддизм стал психическим наркотиком, а противопоставлен ему ницшеанский дух, прямо заимствованный у Шпенглера и Коржибского. «Для нас наука может исходить только из действия, опыта и жизни»

В письмах Берроуза начала 1955 года появляется набросок идеи детектива, полного действия, револьверной пальбы и насилия. Это роман о супергероине, который вызывает зависимость уже после первой дозы. Со временем супергероин превращается в антиглюковый наркотик. Гинзберу Билл пишет, что такое вещество было бы хуже атомной войны. Наркотик, вызывающий бессонницу, подавляет интуицию, эмпатию, символической мышление, творчество и мифотворчество. Он делает реакции человека предсказуемыми, подвергает его методическому контролю. Берроуз заявляет, что присоединяется к группе заговорщиков, которые стремятся уничтожить формулу наркотика.

В Случае, открывающим роман, Ли убивает Хаузера и О’Брайена… И больше Берроуз ничего не написал. Но уже этот первый танжерский Случай предвещает развитие Мифа Сверхновой, который станет противоядием, антидотом от бессонницы. Сам Билл успешно очистился во время апоморфиновой детоксикации, которую прошёл в Лондоне весной 1956 года.

В конце 1956 года он сделал из лихорадочного письма новый режим, которым заменил наркоманские ритуалы «одного укола». Из употребляемых средств он оставил себе только местные специи: киф и маджун. В гашишном трансе он мог стучать по клавишам пишущей машинки шесть часов без перерыва. «Это было как автоматическое письмо». Боулз вспоминал, что по всей комнате в полном хаосе валялись грязные листы машинописного текста, Билл поднимал их и читал, смеясь. Сначала Боулз относился с настороженностью к этому призрачно выглядящему наркоману. Однако, присмотревшись, он точно уловил суть дандистского режима Берроуза, хотя это был дандизм, культивируемый на помойке:

В его жизни не было заметно никакого порядка. Однако он знал, что склонен к зависимостям. И выбрал путь поддержания автоматической внутренней дисциплины, гораздо более строгой, чем любая сознательная.

Когда Билл писал, строгий режим уступал место Случаям. Начиналась динамическая игра, способная пробудить внутренних демонов.

Господа, всю нервную систему человека можно разместить в компактном, укороченном позвоночном столбе, – говорит участник описанного в «Голом завтраке» Конгресса Технологической Психиатрии. – Головной мозг – лобный, средний и затылочный – должен разделить участь аденоидов, зуба мудрости, аппендикса… Представляю вам свое выдающееся творение: Полностью Обеззабоченного Среднего Американца… Звучат фанфары: голого американца вносят двое чернокожих носильщиков, которые с глумливыми усмешками грубо сбрасывают его с носилок на сцену… Человек извивается… Его плоть превращается в вязкое прозрачное желе, которое улетучивается зеленым туманом, открывая громадную черную многоножку. На аудиторию обрушиваются волны неведомого зловония, иссушающего легкие и вызывающего сильную тошноту…

Когда Керуак посетил Берроуза в Танжере, его ужаснули видения, описанные Биллом. Он жаловался, что ночью у него были кошмары. «Почему все эти молодые мальчики повешены в известковых пещерах?» Билл ответил ему, что таким образом он изрыгает своё воспитание полученное на Среднем Западе: описывая самые ужасные вещи, о которых мог подумать, он переживал катарсис. Керуак заметил, что писательство изменило друга. Билл принимал роли и идентичности описанных им персонажей. Он чувствовал себя одержимым очередными Случаями. И всё ещё казалось, что он ждет своего пробуждения.

В «Международной зоне» он дал свой автопортрет в образе некоего Бринтона:

Он мог бы, вероятно, добиться успеха как бизнесмен, антрополог, исследователь или преступник, но нужное стечение обстоятельств никогда не происходило. Он всегда появлялся слишком рано или слишком поздно. Его способности оставались в личиночной стадии, не реализованными. Он последний человек из какой-то архаической линии или первый, прибывший сюда из другого пространства-времени — так или иначе, он человек без контекста, места и времени.

В 1958 году, после четырех лет, проведенных в Африке, он отправился в Париж, искать издателя для рукописи, которую он тогда называл Word Hoard или WORD. Там, в отеле, который позже назвали Бит Отелем, он родился заново как персонаж из своего личного Мифа, Инспектор Ли, Полицейский Снов.

Инспектор Ли

«Я получаю послания с других планет. Видимо, я что-то вроде агента с другой планеты, но до сих пор не расшифровал своих инструкций», — рассказывал Берроуз Керуаку, когда тот в 1957 году посетил его в Танжере. Виктор Бокрис позже переспросил Билла об этих словах, и тот объяснил, что писатель получает передачи из правого полушария мозга.

Однако в его жизни был короткий, неудачный эпизод, связанный со шпионажем. В 1941 году, вооруженный рекомендательным письмом от своего дяди, он обратился к офицеру, вербовавшему выпускников университетов Лиги Плюща для разведки. В офисе OSS (Office of Strategic Services), организации, предшественнице ЦРУ, работал бывший наставник из Гарварда, который имел о Билле самое плохое мнение. Как такое было возможно, что в Гарварде Билл не состоял ни в одном клубе? Затея провалилась так же, как и предыдущие попытки поступить на службу в военно-морской флот и авиацию. Хотя Берроуз даже окончил курсы пилотирования, армия не захотела брать его в офицеры из-за плохого зрения.

В одном из случаев «Голого завтрака» наркоман Ли становится агентом.

Агент Ли (четыре-четыре-восемь-шестнадцать) предпринимает курс лечения от джанка… пространственно-временное путешествие, зловеще знакомое, ведь джанк на каждом шагу ставит наркоману силки… курсы лечения, прошлые и будущие, челноком гоняют видения сквозь его призрачную субстанцию, дрожащую на неслышных ветрах ускоренного Времени… Сделайте укол… Любой Укол…

Так должна была выглядеть жизнь Берроуза в последующие несколько лет — призрачная и полная видений. Когда он поселился в Париже, практику невидимости он сделал одним из своих магических экспериментов. Ознакомившись с апоморфиновой терапией, эффективным методом детоксикации от героина, он раз за разом бросал зависимость и впадал в новую. Время стало для него чем-то, что нужно преодолеть.

Ли был одной из многих эманаций писателя, самой важной среди множества персонажей, которые рано или поздно займут одну и ту же точку в пространственно-временном континууме. Особая роль выпала ему в Трилогии Сверхновой, где многократно зависимый агент Ли превращается в инспектора полиции Сверхновой.

Моя цель — разоблачить и арестовать преступников Сверхновой. (…) заключенные Земли должны выйти. С вашей помощью мы можем оккупировать Студию Реальности и снова взять в свои руки их вселенную Страха Смерти и Монополии.

Такое послание, подписанное Инспектором Дж. Ли, объявил Берроуз на страницах «Evergreen Review» в 1961 году, а затем включил его в «Экспресс Сверхновой» в пламенном Случае «Заключенные выходите». Интересно, что в то же самое время глава ФБР Джон Эдгар Гувер заявил, что коммунисты, интеллектуалы и битники являются наибольшей угрозой для Америки.

Первый намёк на полицию Сверхновой проявился в конце 1950-х годов в парижском Бит Отеле. Тогда Билл совместно с Грегори Корсо разрабатывал проект журнала «Interpol», девиз которого звучал: «Поэт становится полицейским». Берроуз объяснял:

Когда Образ Человека находится под угрозой, поэт диктует формы выживания. Полиция Сна поэзии защищает нас от человеческого вируса. Человеческий вирус может быть изолирован и вылечен. Это работа нового Полицейского — Поэта.

Единственный след этого проекта ограничивается письмом, в котором Берроуз и Корсо призывают Гинзберга помочь в сборе средств на издание «Interpol». Другим заброшенным проектом первого времени в Париже, была идея романа о заре человечества, когда существовали еще разные виды Homo sapiens. «Возможно, эти самые прекрасные не выжили», — подытожил Билл в письме к Гинзбергу.

Парижская жизнь Берроуза делится на два периода. В Бит Отель его в начале 1958 года привел Аллен Гинзберг, который жил там с Корсо и новым любовником, Питером Орловским. В Париже Бэрроуз и Гинзберг пытались найти издателя для рукописи «Голого завтрака», «шедевра столетия» по словам Гинзберга.

Тогда же Берроуз встретился с одним из своих любимых писателей, Луи-Фердинандом Селином, и был сильно разочарован. Он обсуждал наркотические опыты с поэтом Анри Мишо и джазовым барабанщиком Кенни Кларком, а также принял участие в вечеринке сюрреалистов, где пьяный Гинзберг шокировал Марселя Дюшана, ползая у его ног и уговаривая его поцеловать Билла. Первые несколько месяцев пребывания в Париже оказались для Берроуза болезненным периодом. Он чувствовал себя раненым, был ревнив и тщетно желал завоевать Гинзберга как любовника.

Оказавшись отвергнутым, Берроуз демонстративно отказался от эмоций и секса, вернувшись к психоанализу. Переломным моментом стало его знакомство с Брайоном Гайсином, впечатлившим его своими картинами. Было ли Берроузу известно, что во время войны Гайсин был офицером разведки?

Гайсин происходил из благородной швейцарской семьи, которая в конце XIX века переехала в Англию, а затем в Канаду. Он родился в 1916 году, а через несколько недель его отец пропал без вести в битве на Сомме. Его скучное детство в провинции Альберта было раскрашено увлечением прериями и культурой индейцев. Рано осознав свою гомосексуальность, он чувствовал себя аутсайдером. В шестнадцать лет его отправили в английскую школу-интернат, и он больше никогда не возвращался к матери, ирландской католичке. Через два года он отправился в Париж, где выставлял свои картины с сюрреалистами, но вскоре поссорился с Андре Бретоном. В роли проститута он путешествовал по Греции. Спасаясь от войны, переехал в Нью-Йорк, изучал ночную жизнь черного Гарлема и пытался поставить мюзикл на Бродвее. Призванный в канадскую армию, он попал в элитное разведывательное подразделение, где изучал язык и культуру Японии. Он также опубликовал работу об истории рабства в Канаде, что открыло перед ним возможность академической карьеры. Однако он предпочел очередное путешествие и отправился в Танжер.

Вопреки колониальному чувству превосходства западных людей, Гайсин поселился среди местных жителей. «Людей другой культуры можно узнать только тогда, когда живешь и спишь с ними», — говорил он. Его последующие увлечения показывают, что контакты с другими расами были для него способом сбежать от своих корней. Он превратился в мизантропа и мизогина, постоянно жаждущего видений, ведущих за пределы реальности. Его очаровала Сахара. В Танжере он открыл модный декадентский ресторан «1001 ночь», где первым стал представлять трансовую музыку горцев из деревни Жажука. Среди ее поклонников позже оказались Брайан Джонс, Орнетт Коулман, Дженезис Пи-Орридж, Билл Ласвелл и сам Берроуз. Гайсину пришлось закрыть свой ресторан после того, как ему подбросили письмо с заклятием, которое напугало арабских работников. Он утверждал, что это была месть за то, что он слишком много узнал о местной магии.

Гайсин и Берроуз случайно встретились на парижской улице в сентябре 1958 года, когда первый искал жилье. Билл предложил ему переехать в Бит Отель, в опустевшую комнату Гинзберга. Тот, после того как битничество прославилось в США «Воплем» и «На дороге», уехал туда. Ранее они уже встречались в Танжере, но тогда не понравились друг другу. На этот раз, по словам Гайсина, совпали время и место. Они стали неразлучны, хотя никогда не вступали в сексуальные отношения. И так Берроуз заменил психоанализ магией.