«23 разреза для Уильяма Берроуза»: девятая и десятая главы

От Редакции. Мы продолжаем перевод литературного подношения «23 разреза для Уильяма Берроуза» Рафала Ксенжика, и следующие две главы посвящены роли мифологии в творчестве инспектора Ли и его отношению к путешествиям во времени.

Что вообще такое мифология для писателя? Источник вдохновения? Стеклянный потолок культурной парадигмы? Новое мышление виртуальной эпохи? Для Берроуза это был шанс на мутацию и метаморфозу. Его индивидуальное мифотворчество было объявлением войны за возможность нового бытия с направляющим вектором — в космос и против контроля. Речь идёт, конечно, о мифологии Сверхновой, мифологии космической эры, которую Билл вывел в трилогии «Мягкая машина», «Билет, который лопнул», «Нова Экспресс». (Но на самом деле она присутствовала и в других романах, конечно.) Более подробно о том, к чему вел Берроуз в этой мифологии описал в своей исследовательской работе «Мы бы назвали это злом» Томми Кован.

Там, кстати, предостаточно будет информации и о путешествиях во времени и майянских шутках Инспектора Ли. Ксенжик же в следующей главе больше сосредоточен на методах Берроуза, как описываемых конкретными, реальными, так и на литературных, а также и фармакологических. «Разрежь слово — Разрежь звук — Разрежь образ — Разбей машину контроля — Сожги книги — Убей жрецов — Убей! Убей! Убей!» – собственно, основное намерение, без которого путешествия во времени Берроуза становились бы просто любопытным психическим кунштюком.

Fr.Chmn

Миф Сверхновой

«Все мои книги эта одна книга – Миф космической эры», – утверждал Берроуз. Наркоман-изгой, низший из низших, он решил стать мифотворцем. «Нам нужен новый миф, потому что старые мифологии развалились и перестали соответствовать действительности», – заявлял он. Берроуз повторял, что его не интересует ни одна из существующих религиозных систем. Что на Востоке, что на Западе религия потеряла свое значение, уступив все позиции магии и технике. А чтобы создать миф как раз нужно смонтировать его магией.

Культура XX века была опьянена мифом. История представлялась злом и абсурдом, а миф обещал побег от исторического состояния человека. Мирча Элиаде соблазнял толпы читателей, утверждая, что архаичным обществам миф дарил знание и силу, которые позволяли обращать вспять время, удовлетворяли жажду «погружения в ритм времени, отличный от того, в котором мы должны жить и работать». Ролан Барт изображал миф как код превращения живого смысла в формы, из которых состоит весь мир. Он утверждал, что чтобы защититься от манипуляций мира мифы надо красть и создавать искусственно. Маршалл Маклюэн заметил, что развитие электронных технологий приводит к мифологическому мышлению. Жан Бодрийяр критически описывал мифологию потребительства. Аутсайдеры андерграунда и представители поп-культуры стремились к другому ритму мифа. Мифология Сверхновой впитала все эти тропы и разложила их по-своему, в индивидуальном порядке бриколажа культурных фрагментов и неприличных фантазий.

В начале слова был вирус. «Слово — это вирус. Если это не признали открыто, то потому, что слово достигло относительно устойчивого симбиоза с человеческим носителем».

Миф Сверхновой изображает нашу цивилизацию как биологическую катастрофу, злокачественную опухоль, которая возникла на Земле вследствие инвазии вируса из космоса. Спавший до поры до времени в глубоких пещерах вирус однажды инфицировал людей — и те заговорили. В «Дезинсекторе!» Билл утверждает, что начало белой расы положила ядерная катастрофа тридцать тысяч лет назад в пустыне Гоби. В тот момент погибла старая цивилизация, создавшая смертоносные технологии. Единственными выжившими были безграмотные рабы из самой низшей касты, которые из-за радиации стали альбиносами. Они укрылись в пещерах и там подверглись вирусному заражению. Заражённая белая раса стала реальной угрозой для жизни на Земле.

«Я никогда не говорю о вирусе метафорически. Это очень умная форма жизни, я говорю буквально», – комментировал Билл свою вирусную теорию эволюции. Слово – это живой организм, который не имеет других внутренних функций, кроме как воспроизводить само себя. Слово может быть распознано только через симптомы. Слово является вершиной эволюции вируса – паразитирует в организме, не нарушая его метаболизм, потому и диагностировать его сложно. Но Берроуз указывал на непрерывный поток слов, наполняющих наш ум. Диалог с собой, происходящий против нашей воли, – вот признак присутствия паразита. «Большинство людей не перестает разговаривать с собой, но никогда не останавливаются, чтобы спросить, кто говорит и почему».

Вирус языка берёт человека в плен. Начинает казаться, что Землю захватили пришельцы из космоса. Они навязали нам чувство реальности – вирус перепрограммировал нервную систему, и теперь нас обуславливают воспроизводимые в мозгу ленты. Человек становится «мягкой машиной», управляемой словами и образами, потребностью в сексе и наркотиках. Мягкая машина – это конечный продукт контроля. Носитель вирусов сам становится вирусом. «Каждый вид имеет свой вирус: дегенеративное изображение самого себя. Бедность, ненависть, война, коррумпированная полиция, бюрократия, безумие – все это симптомы действия человеческого вируса», – объяснял он в «Голом завтраке». Но миф Сверхновой содержит инструкцию к борьбе.

Бредовый, садомазохистский имаджинариум, в котором шок извращений смешивается со стильным чёрным юмором… Миф Сверхновой вызывает смятение, отталкивает и пугает. Дезориентирует своей фрагментарностью и аморфностью. Ритуалы насилия и техники саботажа системы, зависимость и голод, тропическая буйность и гниль, насекомые, наркотики, путешествия во времени и на отдаленные планеты, магия, жестокие гомосексуальные фантазии, вирусы и мутации. Вот основные мотивы Мифа Сверхновой. «Любовь играет небольшую роль в моей мифологии, которая является мифологией войны и конфликта», – говорил Берроуз. Война в Мифе Сверхновой имеет космический масштаб и описывается в «Трилогии Сверхновой», состоящей из выпущенных в 1961-1964 годах книг: «Мягкая машина», «Билет, который лопнул», «Нова Экспресс».

Банда Сверхновой захватила власть на Земле. Они контролируют человечество с помощью вирусов, воспроизводящихся в структуре сознания. Они правят, распространяя конфликты. Враг из космоса — и спасение оттуда же. Путешествующие во времени и пространстве инспекторы полиции Сверхновой прибывают на Землю, чтобы восстановить порядок. Они обладают методами, действующими подобно противовирусной вакцине, атакуют символические коды и нарушают контроль, установленный бандой Сверхновой.

Наша реальность это навязанный извне фильм? Тогда ворвёмся в проекторскую и заменим плёнку. В этом и состоит метод полиции Сверхновой, и её основная боевая доктрина сводится к приказу: «Уничтожить слово!» Вторжение банды Сверхновой определяется наступательной последовательностью: вирус — слово — время — идентичность — контроль — зависимость — монополия. Полиция Сверхновой может только предложить антидоты: нарезки, апоморфин и тишину. Этого достаточно, чтобы нарушить порядок вещей. Однако Берроуз создавал книги трилогии не как писатель, а как сотрудник полиции Сверхновой, и ему недостаточно было просто писать их. Он резал слова, чтобы прервать самовоспроизведение вируса.

Миф Сверхновой может показаться гностической космологией, основанной на борьбе сил добра и зла, увековеченной призывом покинуть порабощённую планету и отправиться в космос. Но не за абсолютом, и не за далёким и непознаваемым божеством. Полиция Сверхновой — не ангелы, несущие добро и справедливость; они делают своё дело и равнодушно удаляются. «Силы добра» мифологии Берроуза — это психопатические агенты, обладающие всей полнотой знания о мире, мастерски обращающиеся с хаосом и населяющими его обманщиками.

У Берроуза спрашивали, верит ли он в Бога. «Этого я не могу сказать. Я думаю, что существует бесчисленное множество богов. То, что мы на Земле называем богом, это небольшой племенной божок, который навёл ужасный беспорядок». «Своего рода богом» является и шеф банды Сверхновой, мистер Брэдли, мистер Мартин: «Бог глупости, трусости, уродства… дух нашего времени». В мифе Сверхновой нет абсолюта, но есть Злой Дух. Берроуз также нашел место для ада и небес. Ад — жизнь во власти вируса. Небеса — свобода от условностей.

Что же такое миф для Берроуза? Это творческий праздник. Пробуждение и воплощение сил воображения, включающее в себя парализующие противоположности. Он порождает карты внутреннего пространства, выстраивает на них тактику сопротивления – возможности выхода из угнетающей реальности. Миф может служить целительным вмешательством в символические системы. А может быть техникой саморазвития, мгновенно являющимся во вспышке озарения образом, к которому движется денди в процессе самосозидания. «Я» является источником всех мифологий. Сотрудники полиции Сверхновой, вызываемые как волшебные союзники – поочередно с фантазиями о сексе и насилии – это множество образов самого Билла. Берроуз говорил, что миф Сверхновой не предлагает ничего, он объявляет войну за возможности нового. И он направляется в космос.

Краткая инструкция к путешествиям во времени

«Только что я вернулся из тысячелетнего путешествия во времени, чтобы поделиться с вами тем, что видел», – эксклюзивно рассказывает Джо Брандиг, рассказчик «Майянского дельца», одного из случаев «Мягкой машины». С самого начала Берроуз даёт инструкцию такого путешествия. Оно начинается с просмотра вчерашней газеты. Пригодятся также старые письма и забытые книги. Нужно вернуться к тому времени, когда их читали, собирать вчерашние и сегодняшние новости и образы. Восемь часов в день, в течение трех месяцев. Так начинается научение говорить и мыслить задом наперёд.

Самый важный урок происходит в киностудии. Нужно воспроизводить фильм и его звуковую дорожку задом наперед, чтобы, например, сцену приёма пищи проследить от сытости до голода. Сначала с обычной скоростью, а затем с замедленной. Эта процедура должна применяться ко всем физиологическим процессам, с оргазмом в первую очередь. Секс является нашей сильнейшей привязкой к настоящему. Следующие три месяца замедления и обращения времени вспять завершают базовое обучение. Вооруженный магнитофоном, путешественник во времени отправляется в Мексику.

В 40-е и 50-е годы прошлого века Мексика стала особым местом, вписанным в американскую мифологию битников и чёрного криминала. Их герои, пересекая южную границу, совершали трансгрессию. Их ждала свобода и беспредел, опасности и наслаждения. Рано или поздно они шли на всё. «Мамбо не давало отдохнуть ни на минуту, давало жару, словно путешествие в бескрайние джунгли» – писал Джек Керуак в романе «В дороге».

«В Мексике я всегда носил с собой оружие» – вспоминал Берроуз. Но его южная граница находилась намного дальше, в тропиках. В джунглях Южной Америки Билл хотел найти аяхуаску, также известную как яхе. Это психоделическое растение индейских шаманов предоставляло опыт телепортации. Выход из времени в пространство. Уже тогда это стало одержимостью Берроуза. Ведь – как он напишет позже в «Пределах контроля» – «контролю нужно время». «Время, подобно слову, – это измерение контроля, которое нужно отбросить».

Мексика была переломным этапом в жизни Берроуза. Именно там Билл убил Джоан. Там в него вселился Злой Дух. Осенью 1949 года он прибыл в Мехико и, воспользовавшись законом о ветеранах, записался на учёбу. Получал стипендию в размере семидесяти пяти долларов, из которых большую часть тратил на алкоголь и наркотики. В качестве предмета изучения в университете он выбрал язык и историю майя. Интересно, что учителем науатля был американский антрополог Роберт Х. Барлоу, пионер исследований майянского календаря, а также друг (и соавтор нескольких рассказов) создателя «космического ужаса» Г.Ф. Лавкрафта, который, умирая, сделал его опекуном своего литературного наследия. Берроузу не довелось познакомиться с Барлоу ближе. Тридцатидвухлетний антрополог, опасаясь, что один из студентов раскроет его гомосексуализм, покончил с собой, умерев от передозировки барбитуратами.

Изучая культуру Майя, Билл предпринимал попытки вернуться в прошлое. И визии, которые он черпал из них, перекладывал на настоящее. Хорошим примером является поддельный номер журнала «Time», посвященный календарю майя, созданный Биллом в 1965 году и выпущенный тиражом в тысячу экземпляров. В семинарах о майя он принимал участие ещё в конце тридцатых годов, когда вернулся в Гарвард. В маниакальный интерес к этой культуре он погрузился позже, после того как Джоан Воллмер рассказала ему об их жрецах.

Каста, которая составляла не более двух процентов населения, имела власть над остальной частью общества. Одной силой тут не обходилось, они взяли над людьми психический контроль. Его инструментом был календарь, который, определяя счастливые и несчастливые дни, диктовал то, как нужно чувствовать себя и о чем думать в определённое время. Билл считал майянский календарь образцом современного медийного манипулирования словом и образом. В «Здесь Ах Пуч» Билл представляет Мистера Харта, пресс-магната, использующего кодексы Майя для создания машины управления СМИ. «»Время», «Жизнь», «Удача» – это своего рода полицейская организация», – говорил Берроуз о современных влиятельных публикациях, которые располагали хранилищами слов и образов.

Он изобразил жрецов майя «телепатами», нарисовав блестящую картину эмоционального опустошения людей, находящихся у власти. Берроуз считал, что политические организации действуют как машина, устраняющая непредсказуемые элементы, связанные с эмоциями. «Они всё время должны были вещать, потому что если бы они приняли какую-либо информацию, то это значило бы, что они находятся под влиянием кого-то, имеющего свою собственную психическую жизнь», – писал он о жрецах в «Голом завтраке». «Телепат постоянно передаёт, но не может освежиться контактом с другими. Рано или поздно у него заканчиваются эмоции для передачи. Эмоции не возникают на пустом месте. Когда рассказчик о приключениях майя завершает шестимесячное базовое обучение путешествиям во времени, он начинает изучать кодексы и календарь Майя. Он записывает их язык в забытых деревнях, где им пользуются до сих пор.

На пленке он смешивает свои слова с английскими словами. Затем он находит «сосуд», молодого мальчика Майя. В течение следующих трех месяцев он смешивает его голос и свой собственный. Во время серии наркотических гомосексуальных сеансов он переносит себя в тело Майя с помощью бутылки алкоголя. Он подкупает проводника, который ведёт его в хижину, где стоят песочные часы, наполненные песком цветов времени и слов, и где варится смесь грибов и трав. Когда путешественник глотает горький напиток, появляются изображения и символы из кодов Майя и начинают кружиться перед глазами.

И тогда он отправляется через джунгли. Он оказывается на полях, среди рабочих, которые служат жрецам. Не является ли поиск проводника перевернутой вариацией нелегальной миграции рабочих из Мексики, с которой столкнулся Берроуз, когда был фермером? Разве бутылка агуардиенте, которую путешественник во времени вручает брокеру, не та же самая, которую он получил в Колумбии в 1953 году, чтобы подкупить брухо, с целью заполучить порцию горького отвара яхе?

«Яхе — это удар свыше, — писал он Гинзбергу. — Яхе — космическое путешествие во времени. Чувствуешь, как кровь и души многих рас текут через твоё тело: чернокожих, полинезийцев, горных монголов, пустынных кочевников, ближневосточных полиглотов, индейцев и новых рас, ещё не открытых, ещё не рожденных, комбинаций, ещё ожидающих своего воплощения». Ему представилось видение Вселенского города, где все человеческие возможности раскинулись на огромной, тихой Рыночной площади. Этот мультикультурный тропический монстр кажется образом будущего, к которому движется наша цивилизация. Частично из этого видения возникает Интерзона, описанная в «Голом завтраке». Но «Юниверсал-Сити» также напоминает Мексику, где жил Берроуз: «угрожающий, мрачный и пропитанный тем особым хаосом, что обычно встречается в снах».

Во время второго сеанса яхе в Мокоа он, по всей видимости, передознулся. Ноги у него стали как брёвна, его в судорогах рвало. Затем он почувствовал, что он — чернокожая женщина, которая корчится в спазмах удовольствия. А в следующий момент он уже был чёрным мужчиной, трахающим ее. Он испытал абсолютную бисексуальность и по своему желанию менял пол. В письме Гинзбергу он воображал отравление яхе американского среднего класса. Он представил, как менеджер провинциального банка превращается в чернокожую женщину и бросается искать секс в район чернокожих.

Путешественник во времени прячется среди рабов и участвует в постоянных циклических праздниках, которые оказываются проявлением террора. Выясняет, что священники не понимают, как работает система слов и образов, которую они используют для осуществления контроля над людьми. Записывает на магнитофон звуки праздников, их музыку с пронзительной, насекомой частотой. Фотографирует священные кодексы.

«Раздобыв звуковые и графические средства их контроля, я мог бы разрушить его — мне достаточно было перепутать порядок изображений и звуков. Путешественник переворачивает на плёнке звуки полевых работ и уничтожает посевы, и это разрушает фундамент жреческой власти. Он транслирует записи ритуалов, смешанные со звуками беспорядков, вплетая радиошум в музыку контроля.

«Разрежь слово — Разрежь звук — Разрежь образ — Разбей машину контроля — Сожги книги — Убей жрецов — Убей! Убей! Убей!» – вот объединяющий клич. Когда путешественник сжигает кодексы, поднимается ветер, проливается ливень и происходит землетрясение. Вода поглощает календарь контроля. «Видите ли, жрецы были не чем иным, как словами и образами, старым фильмом, проигрываемым снова и снова; мёртвыми актерами», –– объясняет путешественник во времени специально для «The Evening News».