Выход в узор: заметки о Равинагаре

Каждый большой город можно сравнить с узором. Набор точек, между которыми нужно провести линии, пока каждая улица мимо которой ты проезжаешь, не будет вызывать некие воспоминания.

Психогеография, как нанесение узора на карту. Превращение её в территорию.

Подобный узор наносится при любом вспыхнувшем увлечении. Влияние на понравившуюся группу. Ссылки в примечаниях в учебнике по магии. Любимый фильм любимого человека. Переключение каналов. Узор, в который складывается то, что мы помним, любим и во что верим. Безумие начинается, если замечаешь этот узор. Безумие или ясность.

На Михайлова невозможно не наткнуться при блужданиях по сети. Шоумен от высшей математики, лектор видеоблогер, идеально укладывающийся в представление о полубезумном гении. Он даёт интересные интервью и говорит в лекциях довольно дикие вещи. Субъективные и далёкие от истины, но в нашей культуре есть тенденция видеть истину в словах тех, кто укладывается в представление о её носителях. Михайлов вполне укладывается.

Меня лично он начал раздражать с первого взгляда и с первой попытки просмотреть его блог в ЖЖ. Одновременно было понятно что стоит попробовать преодолеть это раздражение и разобраться в явлении.

Разумеется в его словах нет истины. Они – часть глубинного узора с разрывами. Запутанного клубка, нити которого могут пересекаться с чужими узорами. Лабиринт, вход в который воплощён в коротком тексте про город Равинагар, где дети задыхаются от дыма осенних пожаров.

Классический сюжет. Человек покупает билет в один конец пытаясь найти знание в экзотической стране. Арто в ломках едет по горной части Мексики и видит древние символы в скалах. Берроуз в джунглях, ищет наркотик яхе и пишет циничные письма про шаманов восторженному Гинзбергу. От книги Михайлова ожидаешь похожего метасюжета, но это только ложный поворот в лабиринте. Он не чужак в незнакомой земле. Даже наоборот, хорошо знает Индию, владеет языком и долго изучал разные варианты тантры и шиваистских практик. Для него Равинагар – не экстремальное переживание несущее в себе возможность просветления. Это тихая гавань. Место, где можно спокойно отпускать детей гулять по улицам и завершить долгую работу по складыванию фрагментов чужих узоров в собственный.

Основной опыт в этой книге – чужой. Другие сходят с ума после просмотра Малхолланд Драйв, пишут прозу под героином и месяцами едят свои испражнения с целью получить знание о чужом прошлом. Автор почти не касается своего опыта, только иногда, намёком, словно его опыт целиком заключался в чтении процитированных текстов/слов. Разумеется, это не так, он подробно описывает собственную жизнь в видео и в повести «Улица Космонавтов», но конкретно в «Равинагаре» нет навязчивой искренности и страсти. Это очень спокойный, немного аутичный текст. В нём почти не касаются высшей математики, но сам подход к человеческому поведению похож на рассчёт формулы. Формулы безумия. Структуры просветления. Расшифровки узора на ковре, в котором спрятан чертёж ключа от камеры.

Личное отступление.

Более десяти лет назад мы с друзьями пытались собрать каталог разнообразного текстового безумия, которое расцвело тогда бурным цветом в русском интернете. Одной из моих персональных целей в том мероприятии было разобраться в структурной разнице между бредом и творчеством. На первый взгляд всё казалось просто, в бреде нет иерархии образов. Родственник моего лучшего друга, тяжёлый шизофреник, исписывал целые тетради потоком стихов, в которых иногда попадались великолепные фразы. Если бы он их был способен выделить и обработать – стал бы хорошим поэтом. Помню, как мне показывали эти тетради, с строками типа «Я люблю тебя, ей богу/Как железную дорогу». Это было в комнате совершенно жуткого приюта для малообеспечанных на улице Ятниеку, бывшей Гагарина. Нашей городской улицы Космонавтов.

В итоге у меня даже появилась идея попробовать поместить чужой бред в определённый контекст. У меня был знакомый. Друг друзей. В высшей степени любопытная личность, жизнь которого выглядела как качели между двумя крайностями метафизического толка. Часть своего времени он проводил как крайний иудаист, посещал синагогу и учил талмуд. Затем становился радикальным нацистом, уничтожал всё связанное с предыдущим этапом, зиговал и писал лютые антисемитские стихи, которые уничтожал как только вновь слышал зов синайской пустыни. В перерывах между двумя состояниями был мирным телемитом. Однажды мой друг, художник и дизайнер, сумел спасти часть текстов от уничтожения и задумал сделать из них арт-объект. Сверстать пдф с иллюстрациями и объяснить в предисловии, в чём уникальность текста. Мне он предложил написать это самое анонимное вступление. Если честно, я просто вцепился в эту возможность. Мне очень хотелось увидеть результат, изменится ли восприятие чистой, иррациональной злобы текста, если его с Свеном Гундлахом и московским концептуализмом совместить. Не изменилось, но попытка была интересной. Потом всё тот же персонаж объявил себя трансгендером и даже сумел убедить психиатров в том, что ему нужна операция. Но не успел лечь под нож, так как в нём резко проснулся настоящий мужчина.

С другой стороны, примерно в те годы мне попалась в руки книга в мягкой обложке. Один из осколков книгопечатания девяностых, нечто на грани между эзотерической литературой и фантастикой. Открыв на первой попавшейся странице и прочитав несколько предложений я немедленно пошёл и купил её. Это был «Михаил Модэнерг» и его «Борьба с Гадами», удивительно грустный текст про параноидальную шизофрению. Формально автор описывает свою войну в астрале с зловредными пришельцами из космоса, ничем не отличающуюся от сообществ в вконтакте по борьбе с астральным телемизмом. Однако в тексте постоянно всплывали детали из объективной реальности, элементы одиночества и сексуальной фрустрации, каким то странным образом превращавшие его из фиксации параноидального бреда в литературный текст о мире, в котором живёт носитель этого бреда. Текст человека уставшего спасать мир. Это были разрозненные заметки из эпицентра апокалипсиса, которые можно было бы выдать за авангардную литературу просто сменив обложку.

В принципе я решил прочитать «Равинагар» в поиске чего-то подобного, то есть интересно структуированного бреда. Проблема в том, что это совсем не бред, и даже не попытка его имитации. Этот текст не бред, который « лежит на больной поверхности» и не имитация, лежащая на «здоровой, искусственно помятой». Скорее это околонаучный эксперимент в формате прозы. Выделить некий ритм, характерный для определённых психических состояний, и внедрить его в текст, вызывая у читателя соответствующую реакцию. Этот хладнокровный формализм превращает «Равинагар» в лучший прозаический текст на русском языке, прочитанный за многие годы. Не один из лучших, а именно лучший. Понятно, что это чисто субъективная оценка, меня во многом потрясло то, что человек родившийся и выросший в одной республике со мной тоже занялся этой проблемой, причём, в отличии от меня, явно успешно. Просто потому, что не испугался безумия и относился к его носителям с искренним уважением. Во время чтения «Улицы Космонавтов» я постоянно ждал того, что среди персонажей появится кто нибудь из моих знакомых былых времён, соединив таким образом два узора. Этого не случилось, все точки совпадения остались именно совпадениями. Ему не встретился, к примеру, ушедший в политические радикалы гуру рижских кришнаитов, самовлюблённый аскет с тяжёлым взглядом. Сложный тип, поставивший рекорд рижского централа по голодовке, который сейчас либо реально живёт в Париже под мостом, либо играет роль клошара перед прессой. Михайлов наверняка нашёл бы с ним общий язык.

Парадоксально, но самым точным определением для прозы Михайлова может стать «шизотерическая литература». Причём термин «шизотерика» в этом случае полностью теряет свою презрительную коннотацию, поскольку вполне адекватно описывает основной творческий метод: соединение постсоветской эзотерики с теорией шизо-анализа и прочим постструктуализмом. Иногда сам подход автора к символическим системам провоцирует назвать эти тексты «аутической литературой», но Михайлов почти не касается темы аутизма. Он называет себя в детстве «аутичным ребёнком» и в одном из процитированных диалогов находит для аутизма блестящую метафору «блуждания во внутреннем коридоре». Только он объявляет аутизм особенностью характера и даже не пытается найти ритм, структуру и узор этого коридора. Пожалуй это главный недостаток «Равинагара».

Понятно, что Михайлов как человек и персонаж очень неоднозначен, человек, который въезжая в ЛНР чувствует себя будто «лёг на руках матери закрыв глаза» не может вызывать лишь положительные эмоции. Только вышеупомянутый Арто вообще Гитлеру свои эзотерические тексты посвящал, что ни капли не умаляет значение этих текстов. Михайлов ещё не Арто, но чисто в литературном плане у него действительно серьёзный потенциал. Если только его тоже не поглотит описанный им глубинный узор с разрывами.

Раймонд Крумгольд

[Скачать РАВИНАГАР]