II. Психонавтическая практика (перевод книги «Ксенолингвистика: Психоделика, язык и эволюция сознания»)

От редакции. Итак, уважаемый конфидент, перевод второй главы книги Дайаны Слэттери «Ксенолингвистика».

Сколько тебе лет? Меньше двадцати? Меньше тридцати? Чуточку за тридцать? Ну и как, ввязываешься в увлекательные приключения?

Дайана Слэттери начала своё подробное исследование неземного языка Глайд с участием ЛСД, ДМТ, МДМА, псилоцибина, шульгинских препаратов, сальвии дивинорум, каннабиса и гашиша в ПЯТЬДЕСЯТ СЕМЬ ЛЕТ, до этого успев провести не особо усовершенствованную веществами жизнь научной сотрудницы в университете и увидеть, как её взрослые дети обзаводятся собственными семьями.

Вторая глава книги – увлекательный рассказ о её собственной психонавтической практике, проходившей втайне от семьи и общества, дополненный сведениями о традиционных психонавтических практиках и трактовками их нейробиологов и нейролингвистов.

Если вы ожидаете красочных историй о странных трипах – их здесь достаточно, от внезапных появлений персонажей Толкиена до рассказов об оборотнях-коротышках (в оригинале отсылающих к книге Баума, но у русского читателя они наверняка вызовут воспоминания о книгах Носова).

Тем не менее, в целом содержание удивительных путешествий Слэттери весьма стройно – и хорошо укладывается в темы её романа The Maze Game, «Игра в лабиринте», который основывается на загруженном в нашу писательницу неземном языке Глайд, о котором вы сможете подробнее прочитать в следующей главе.

[Читать Введение]

[Читать ГЛАВУ 1.]

[Читать ГЛАВУ 2.]

[Читать ГЛАВУ 3.]

[Читать ГЛАВУ 4.]

[Читать ГЛАВУ 5.]

[Читать ГЛАВУ 6.]

[Читать ГЛАВУ 7.]

[Читать ГЛАВУ 8.]

[Читать ГЛАВУ 9.]

[Читать ГЛАВУ 10.]

[Читать ГЛАВУ 11.]

[Читать ГЛАВУ 12.]

Дайана Слэттери

Ксенолингвистика: Психоделика, язык и эволюция сознания

ГЛАВА 2. Психонавтическая практика

 «… ибо здесь нет такого места, что не видит тебя. Ты должен изменить свою жизнь.»

— Райнер Мария Рильке, «Архаический торс Аполлона»

Взаимная эволюция языка и сознания – это самонастраивающийся (boot­strap­ping), саморефлексивный процесс в индивидууме, культурной группе и виде. Выражение «pulling your­self up by your own boot­straps», поднять себя за шнурки (что невозможно сделать) описывает действие, совершаемое над собой для того, чтобы вызвать желаемую перемену. Оно также отлично отражает главную, центральную проблему и языка, и сознания, связанную с саморефлексивностью. Как может язык описывать себя (совершать действие, направленное на себя), когда единственным инструментом для описания является язык? Таким же образом, как может сознание наблюдать себя, когда инструментом наблюдения является сознание? Как я могу быть для себя и субъектом, и объектом, кроме как в рамках грамматики? Я провела несколько неповторимых субботних вечеров, задаваясь этими вопросами во время приёма пяти граммов Strophar­ia cuben­sis. [более известны как Psy­locibe cuben­sis – прим.пер.] Вопросы начинали упрочиваться примерно тогда, когда я избавлялась от естественного языка, и «я», более не поддерживаемое своими историями, становилось всё более прозрачным.

Ксенолингвистика

Очень многое становится известно о строении и эволюции естественных языков, когда они достигают своих сложившихся форм; их изучение называется лингвистикой и включает в себя такой раздел, как эволюционная лингвистика. Но лингвистика не занимается новыми видами языка, которые отличаются от естественных языков и по форме, и по действию, такими, какие возникли по ходу психонавтической практики. Я решила назвать изучение этих неестественных языков «ксенолингвистикой». В мире научной фантастики «ксенолингвистика» означает изучение неземных языков. Я применила это слово для исследования психоделики и языка, чтобы передать повышенную странность такого рода языков, от спонтанной глоссолалии – потока напоминающих язык звуков – до Тайнописи Аллисон Грей и трансформирующих самих себя лингвистичных механических эльфов Теренса Маккенны.

Уже спустя приличное количество времени после того, как это исследование было завершено, я наткнулась на сборник научно-фантастических рассказов Шейлы Финч «Гильдия ксенолингвистов». Персонаж «переводчицы с неземных языков» – необходимая фигура в научной фантастике, когда люди встречают Другого в процессе освоения космоса. «Star Trek» породил подслушивающую за клингонами Ухуру. Ридра Вонг у Сэмуэля Дилэни расшифровывает язык «Вавилон-17». Доктор Луиза Бэнкс у Теда Чана пытается расшифровать письменность гептаподов. Вдобавок к тому, что перевод представляется женской работой, его проблема в целом решается одним из трёх способов, согласно лингвисту и переводчику Брайану Моссопу: с помощью телепатии (при которой не нужны слова), с помощью общего языка, когда два вида общаются на третьем языке, которым владеют, и с помощью машинного перевода. (Mossop, 1996) У Шейлы Финч другой подход, который связан с тем, о чём идёт речь в данной книге. У неё ксенолингвисты, которых обучают люди и дельфины, используют набор психоделических веществ, чтобы открыть свой разум внеземному сознанию, что напоминает о работах Джона Лилли с дельфинами и ЛСД. К слиянию разумов добавляется компьютерный интерфейс, чтобы изучить формы коммуникации, используемые встреченной инопланетной расой. Гильдия ксенолингвистов изучает коммуникацию с пришельцами в ряде различных вариантов. Ксенолингвистический метод Финч в общем относится к телепатии и машинному переводу, но с психоделической хитростью. Открытие разума перед пришельцем более напоминает способность стать пришельцем и посмотреть его глазами. Ксенолингвист в этом смысле изменяет своё сознание, чтобы изучить новый язык «изнутри».

Знала ли Финч, что нечеловеческие языки могут быть встречены людьми в изменённых состояниях сознания? Представляла ли она себе, что когда-нибудь в будущем кто-то будет исследовать это явление, не только в мире научной фантастики с его волшебством допущения, но в обычном мире, мире повседневной жизни? Был ли у неё лично подобный опыт, она так и не ответила, когда я задала вопрос. Но её догадка была абсолютно точной. С нечеловеком-Другим, которому присущи лингвистические объекты различнейших видов, некоторые могут контактировать в психоделических состояниях сознания. Я благодарю Шейлу Финч за её необходимые литературные произведения. Я называю себя практикующим ксенолингвистом. Гильдия ксенолингвистов – наилучшее название для того причудливого набора визионеров от лингвистики, включая меня саму, о работах которых рассказано на страницах этой книги.

В этой главе и последующей главе о Глайде в подробностях описываются моя собственная психонавтическая практика и ксенолингвистические приключения в течение десятилетнего периода с 1999 по 2009 годы. Моя психонавтическая практика оказалась взаимной эволюцией языка и сознания в миниатюре, моделью петель обратной связи между ними. Моя практика – также наглядный пример трудностей сбора информации в областях углубленной саморефлексивности, где сами значения «субъективности» и «объективности» изменяются радикальным образом.

Начала: опыт загрузки

Какого рода переживание может побудить пятидесятисемилетнюю бабушку из среднего класса, состоящую в Американской ассоциации пенсионеров, с рабочим местом в университете и мужем, записавшимся в программу «12 шагов», настолько резко свернуть на сомнительную тропу, связанную с веществами? Я называю это загрузкой – внезапным явлением значительного упорядочивающего жизнь озарения, великим «ага!», о котором ты не знаешь, что ждал его, пока оно не случится. Светоносное, сверхъестественное, притягательное – оно может быть вызвано,но не может быть запланировано. И загрузка происходит, когда этого меньше всего ожидаешь.

Загрузку делает загрузкой яркость переживания. Яркостью оно обладает вследствие исключительной спрессованности информации, части которой находятся в тесной взаимосвязи. Яркость усиливается, когда ощущение возможности доступа к любой информации позволяет прочувствовать бесконечные возможности. Бесконечные возможности, конечно, если человек в настолько экстремальных эпистемологических условиях соберётся с мыслями, чтобы задать вопрос. Эпистемология, изучающая знание и процесс познания,задаёт вопросы: «Что я знаю, как я это узнаю, и как я узнаю, что знаю?» Вводить психоделик в мозг, занятый поисками ответа, это почти как неистово гуглить в хрониках Акаши. Воздействие этого единственного события вызвало внезапную и необратимую перемену в укладе моей жизни. Загрузка может сделать подобное. Такой импульс, изменяющий жизнь, может быть рассмотрен на двух нижеследующих примерах.

Резкая загрузка, происшедшая с Филипом Диком, была описана в трёх его последних романах и на тысячах написанных от руки страниц, которые он назвал «Экзегезой», всё это было написано с 1974 года до конца его жизни в 1982 году. Эта загрузка явилась в виде вспышки несущего информацию розового света, которая попала в него в феврале и марте 1974 года и не переставала его занимать. В «Экзегезе» Дик снова и снова пытался докопаться до смыслов божественного вмешательства в его жизнь. Он называл то, что произвело загрузку, по-разному: VALIS – Vast Active Liv­ing Intel­li­gence Sys­tem («Всеобъемлющая Активная Логическая Интеллектуальная Система» в приблизительном русском переводе), «Зебра», и «плазмат». Когда с ним происходила загрузка, Дик также столкнулся с ксеноглоссией, сверхъестественной способностью говорить или писать на языке, не выученном им естественным путём, явлением, которое он ранее испытывал под действием ЛСД в виде свободного владения латынью. Во время эпизода 1974 года, его жена записала издаваемые им звуки и определила их как койне, диалект греческого языка эллинистического периода. В «Экзегезе» Дик также связал заряд информации со считыванием из ДНК:

«Похоже, что мы – контуры памяти (носители ДНК, способные накапливать опыт) внутри компьютероподобной мыслящей системы, в которой – несмотря на то, что мы без ошибок записали и сохранили информацию об опыте, накопленном за тысячи лет и каждый из нас обладает в чём-то разными вкладами, полученными от всех других форм жизни – существует неисправность: сбой в процессе получения данных из памяти». (Дик, по Sutin, 1995)

[Это запись 48 из «Экзегезы» и она достаточно странно выглядит в оригинале, обратите внимание на which и there is – прим.пер.]

Теренс и Деннис Маккенна пережили свою собственную подстёгнутую псилоцибином загрузку в период с 4 по 15 марта 1971 года в миссии Ла Чоррера на юге Колумбии, что подробно описано в главе девятой. В своём послесловии к «Экзегезе» Дика в сборнике Лоуренса Сатина Теренс Маккенна называет сходство между его опытом загрузки и опытом Дика «folie à deux» – безумием на двоих. [Это род индуцированного психоза, который, однако, в большинстве случаев происходит при нахождении здорового человека непосредственно рядом с больным – прим.пер.] Синхронистичности позволяют соотнести его историю его жизни с жизнью Дика: и инопланетная составляющая, и гностические философские схемы, и яркость пережитой им самим с братом Деннисом в 1971 неземной загрузки. Загрузка братьев Маккенна описывается как всеобъемлющая действительность, которая казалось одновременно преувеличенно реальной и обладающей чрезвычайной важностью – совместная и истинная галлюцинация.

Конечно, число случаев такого помешательства выше. Чуть не закончившаяся смертью попытка общения Джона Лилли с другим, которого он назвал «ECCO» (Earth Coin­ci­dence Con­trol Office, «Служба по управлению совпадениями на Земле»), в ходе которой применялся кетамин, заставила его заявить: «Вселенская Любовь совершенно Безжалостна и В Высшей Степени Безразлична: она преподаёт нам уроки вне зависимости от того, нравятся они нам или нет». (Lil­ly, 1977). Передача «Starseed» Тимоти Лири, загруженная из Чёрной Дыры камеры одиночного заключения в тюрьме Фолсом гласит: «Это послание неврологического резонанса может быть подвергнуто цензуре, за него могут посадить в тюрьму, но его не заглушить, потому что оно идёт изнутри, из ДНК в каждом клеточном ядре, из эволюционирующей нервной системы». (Leary, 1973). Это утверждения совершенно особого рода: полные полемического пыла, актуальные, «Описания любой обладающей разумом системы (и Вселенная, очевидно, к этому относится; художественная проза предоставляет другие), стремящиеся к эпистемологической действенности, должны включать в себя не только описания того, как система упорядочена и организована и того, как сообщаются её части, но и того, как она познаёт и описывает себя. Другими словами, любая действенная с точки зрения эпистемологии система должна включать в себя систему понятий, которые охватывают её собственную разумность.» (Porush 1993).»

Эти психоделические загрузки, каждая из них, содержат одновременно резкое обличение устройства жизни на планете Земля на момент их получения и эволюционный императив. Говоря словами Рильке, вы должны изменить свою жизнь.

Опыты загрузки сопровождаются такими синхронистичностями, которые для переживающего загрузку означают признание его значимости вселенной, а для психиатра свидетельствуют о параноидальном, конспирологическом мышлении и мании величия. В отчётах о них описывают воспринимаемые умом вещи, которые стягивают внимание, словно линза, помещённая прямо перед сознанием человека. Эти психоделические линзы ума могут заново синхронизировать события и вносить новый, внутренне непротиворечивый смысл во всю историю жизни человека и историю человеческой расы. Для Дика в свете откровения предстаёт прошлое ранних христиан, Дик назвал это анамнезисом, «концом забвения». Для Теренса Маккенны облик будущего просматривается в его пророческом «гиперпространственном объекте в конце истории», слиянии, от которого в прошлое расходятся ударные волны.

Опыт загрузки оставляет неизгладимое впечатление, чем-то похожее на посттравматическое стрессовое расстройство. Видение продолжает существовать, со страстью вмешиваясь в дела повседневной жизни, становясь делом повседневной жизни, только повышенной значимости. Это – светлая травма, экстатическое просветление, притягивающее к себе внимание, ум и сердце. В этих историях ощутимо наличие сверх-насыщенности смыслом. Для испытавшего загрузку они – единственно важная вещь, и история, пусть и неизречимая, должна быть поведана.

Моя собственная загрузка случилась в Ирландии, летом 1998 года. Я была аспирантом кафедры коммуникаций и риторики в Политехническом институте Ренсселера, а моя голова, как губка, была пропитана семиотикой, теорией новых медиа и историей коммуникационных технологий. Я взяла отпуск на лето, чтобы прояснить свою тему, «представление о визуальном языке», которую я собиралась предложить для докторской. Вместо того неодолимое желание написать научно-фантастический роман перенесло мои мысли в в мир будущего, где жили люди, чьи жизни продлевались до бесконечности. Их, скучающих и безжалостных, в основном развлекала игра, в которой бессмертным Игрокам противостояли смертные Танцоры Со Смертью. Их мир принимал чёткие очертания: я могла войти в него, поговорить с персонажами. В какой-то момент я задала волшебный вопрос: «Как в эту игру играют?» Ответом была быстрая вспышка информации: «В игру играют в лабиринтах из визуального языка Глайд».

Я осознала всё в один бесконечный миг: 27 символов, игру в лабиринте и её правила, и символы как изменяющийся лабиринт, из которого выстраивается поле для игры. В загрузке также содержалась информация о том, как символы функционируют в качестве визуального языка, основанного на волнообразных движениях. Психоделический миф о происхождении языка был поведан персонажам галлюциногенной синей кувшинкой.

«Глайды не только собирали урожай, они способствовали перекрёстному опылению, улучшению кувшинки. Кувшинка выражала свою благодарность, обучая Глайдов тайному, безмолвному языку. День за днём вдыхая неочищенную пыльцу, Глайды слушали, как кувшинка изъяснялась с помощью трёх форм, основанных на жестах их сложенных во время работы горстью ладоней – обращённых кверху, когда они загребали пыльцу, обращённых книзу, когда они высыпали содержимое ладоней в корзины, и соединённых в волнообразном жесте». (Slat­tery 2003)

В мире книги Глайд представал как нечеловеческий язык. Из символов языка формировались узоры и материальные построения, на которых протекала игра. По мере развития сюжета стало очевидно, что язык Глайд был затейливым образом вовлечён во все уровни сюжета: как то, из чего выстраивался лабиринт для игры, как тайный шифр, гадательный инструмент и письменность, и как катализатор изменения сознания. По сюжету, движущиеся и превращающиеся друг в друга языковые формы позволяли по-новому думать, чувствовать и воспринимать. В «Игре в лабиринте» повествуется о том, что заложено в загрузке Глайда: о том, что язык и сознание взаимно эволюционируют в ходе самосовершенствующегося, итерационного процесса, происходящего в человеке, культурной группе и виде. «Игра в лабиринте», опубликованная в 2003 году, легла в основу моей докторской, законченной в 2010 году.

Форма романа дала мне свободу воображения, чтобы понять сущность этой разновидности визуального языка – языка Глайд. «Игра в лабиринте» служила параллельной вселенной, в которой я создавала для себя план, которому последовала бы в реальной жизни. По сюжету каждый юный Танцор Со Смертью завершает своё обучение ритуалом, основанном на поиске его или её уникальной цели или предназначения в жизни. Они разбивают кобальтово-синюю ампулу с вином из кувшинок, выпивают его и в одиночестве входят в лабиринт. Сразу же возникли проблемы с тем, чтобы последовать примеру моих персонажей на практике. Как я должна была вернуться в психоделический мир, не имея доступа к веществам, без поддержки и актуальной информации? Дома я не услышала бы возгласов одобрения от моего мужа, состоявшего в «анонимных алкоголиках», который верил – так сильно, будто ему грозила смерть – что принять любую таблетку или вещество это то же самое, что «проглотить своё пойло», и что это сразу же вызовет зависимость, хотя алкогольной зависимости у меня не было. Если бы на работе узнали о моих занятиях, меня бы уволили. А моим взрослым детям, обзаводившимся собственными семьями, не стоило излишне переживать по поводу того, что их мать отправилась на поиски сомнительных приключений. Другими словами, в моей повседневной жизни поддержки искать было не у кого. Однако я обрела эту поддержку собственно в невидимом мире. Вещества нашлись. Актуальной информации было полно в Интернете и книгах. Всё это привело к тому, что я начала жить очень тайной жизнью. Я не витала в облаках (по большей части) и постоянно работала в университете, занимаясь созданием интерактивных образовательных мультимедийных приложений для инженеров и руководя разработкой нескольких программ. Я продолжала научную работу, необходимую для докторской. И при любой возможности – на выходных, больничных, в отпуске и во время конференций – я покидала обычный мир, чтобы в поисках Глайда исследовать мир психоделический.

Процедуры

Перед тем как начать рассматривать конкретно информацию, связанную с Глайдом, полученную в ходе более чем четырёх тысяч сеансов, я изложу технические подробности, связанные в этих опытах с формированием среды.

Вещества и дозы: На протяжении десяти лет я экспериментировала с различными дозами некоторого количества веществ, сосредоточив внимание на некоторых из них, вместо того чтобы пробовать множество разных. В случае с МДМА доза всегда составляла 125 миллиграммов; я не принимала дополнительные дозы для усиления эффекта во время сеанса. На меня такая доза МДМА действует как психоделик, вызывая сильные визуальные эффекты. Самое главное, что под действием МДМА я первый раз пережила опыт контакта с Другим. В случае с псилоцибином я пробовала разные дозы, от менее чем 1 грамма до 8,5 граммов – моего предела. В случае с 2C‑B дозировка была одинаковой, примерно 30 миллиграммов. Такая доза оказалась совершенно психоделической. Я использовала ЛСД в количествах от 80 микрограммов до 250 микрограммов. Ещё одним важным веществом была salvia divi­no­rum (в виде концентрированной настойки), хотя я использовала её лишь пять раз. Я пробовала некоторые другие шульгинские препараты из серии 2C: 2C‑I, 2C-T‑7 и 2C‑E, но их действие на организм слишком сильно отвлекало меня, чтобы эти вещества могли быть мне полезны. ДМТ, хоть и было доступно мне лишь три раза на протяжении периода исследований, обставило все прочие вещества в отношении ощущения присутствия чего-то совершенно чужого и совершенно чужой окружающей среды. Это вещество также изменило природу последующих псилоцибиновых трипов, повысив мою устойчивость к очень странным вещам. Я шла туда, куда вели меня предрасположенность и готовность, к внезапным открытиям психоделической жизни, где проверенные источники наиболее важны, и любой опыт остаётся лишь слухом, пока сам этого не попробуешь.

По мере того, как мой психоделический опыт рос, новые пути, отмеченные в уме, облегчили мне задачу нахождения и повторного посещения определённых мест и состояний под действием ряда веществ. Я обнаружила, что каннабис усиливает психоделическое действие, в особенности при его использовании совместно с псилоцибином. Каннабис также облегчает в моём случае возвращение с МДМА, от которого у меня никогда не бывает эффекта похмелья на следующий день. В последние несколько лет я использовала в допсиходелических количествах каннабис в высоких дозах в съедобном виде и подготовленный различным образом гашиш.

Установка и обстановка: Эти два фактора, лежащие в основе психоделической практики с тех пор, как Лири, Альперт и Метцнер написали «Психоделический опыт», в моей практике полностью взаимосвязаны. Уединение, скрытность и исследования, связанные с ведением записей обусловливали мою установку. Что до обстановки, я всегда была в помещении, и практически всегда одна. Моим намерением было отправиться в психоделический мир, направляясь внутрь – или наружу, в зависимости от того, как определять направления в этом пространстве. Я могла закрыть двери на замок, выключить телефон, компьютер, могла снять с себя одежду или оставить. Какое-то время я не могла вынести ничего надетого на мне, хоть как-то сковывающего мои движения. Кроме того, действие веществ иногда было столь сильным, что передвигаться в материальном пространстве дома было нелёгкой задачей. Если бы у меня в этом приключении был товарищ, было бы здорово выбираться на природу время от времени, но это был не тот случай. Я довольствовалась неяркими, приятными узорами света, проникающего сквозь занавешенные окна, или карканьем ворон, сидящих на усыпанном снегом дереве в саду за домом. Точно так же моя обстановка влияла на мою установку – восхитительнейшим образом будучи одна и лишена связи с другими людьми, я исполняла роль пилота, штурмана, бортпроводницы и наземной обслуживающей команды, а кроме того, и пассажирки. Другими словами, мне нужно было примерить на себя множество ролей, чтобы максимально возможное количество составляющих сеанса зависело от меня. Со мной находился ситтер лишь однажды, во время моего первого сеанса с псилоцибином. Никто из моей обычной жизни не знал, когда я провожу сеанс или провожу ли я его. Я чувствовала – и это был осознанный риск – что восприятие среды как безопасной было более важным, чем подробный план на случай чрезвычайной ситуации. Я решила, что могу справиться почти с чем угодно, имеющим умственную природу, просто переждав. «И это пройдёт» работало в качестве мантры, даже в те моменты, когда вневременная природа особенно неприятных переживаний пыталась заявить о себе. Я не пробовала ничего, исследования чего предварительно не провела бы, и я доверяла своим источникам, но тут никогда нельзя ничего гарантировать. Также я не экспериментировала с незапланированными или неиспытанными сочетаниями веществ, которые могли бы всё усложнить. Я обустраивала жилые помещения, чтобы улучшить эти сеансы, что оказывало позитивное влияние на мою установку, когда я начинала сеанс.

Исследователь психоделических состояний Роланд Фишер различает два типа личности по их противоположной реакции на воздействие на органы чувств в разгаре психоделического сеанса. Фишер описывает это как разницу между «максимализаторами» и «минимализаторами».

«Когда наших испытуемых помещали в среду, небогатую на источники воздействия на органы чувств, только минимализаторы (то есть те, кто на высшей точке возбуждения, вызванного веществами, стремятся ограничить воздействие на органы чувств) испытывали галлюцинаторный опыт. Максимализаторам (то есть тем, кто на пике действия веществ стремятся увеличить воздействие на органы чувств), однако, не было достаточно воздействия на органы чувств, чтобы извлечь из него максимум пользы, и они ни разу не могли с уверенностью сказать, что приняли – псилоцибин или плацебо». (Fis­ch­er 1970)

Я, несомненно, психонавт-минимализатор. Если я начинаю сеанс с включенной музыкой, я почти всегда почти сразу её выключаю. Я предпочитаю слабое освещение или темноту. Для меня предпочтительно располагать абсолютно пустым участком в поле моего зрения – потолком или стеной – на который можно проецировать видения. Моей воображаемой средой могло бы быть куполообразное пространство внутри помещения с абсолютно ровной белой поверхностью стен, где освещение было бы непрямым и им можно было бы управлять с панели. Мысль провести весь сеанс в окружении узоров бута, фракталов, мигающих огней и громкой музыки не вяжется с моей целью проведения самоанализа (и с моим эстетическим чувством). Я чувствительна к цвету, в особенности в условиях расширенного восприятия.

Трудности практики

Оценка риска всегда присутствовала – как фактор, влияющий на установку, в каждом сеансе. К тому, чтобы действовать в правовом поле, где обнаружение может повлечь серьёзные последствия, надо привыкать. И прикидывать последствия публичного распостранения информации, того, чем я занимаюсь в этой книге, оценивать, насколько далеко высунуться из чулана – это изысканный танец соблазна. Но, перефразируя Лоренцо Хэгерти, автора текстов о психоделике, составляющего архив и ведущего подкаст – можно и выходить, в чулане становится ужасно тесно.

Сохранять достоверность отчётов о сеансах было самой трудной стороной практики. Обеспечивать непрерывный вывод данных о переживаемом опыте, записывать английские слова в блокноты во время заплывов далеко за завесу языка, в Неизречимое – это навык, которому учишься.

Штука здесь в том, чтобы оставить открытым канал английского языка в одной части малого ума во время вылазок в Ум Во Всём Объёме. Но это было твёрдым правилом на первом сеансе в 1999 году, и я его придерживалась, записав полмиллиона или более слов. Отчёты могли быть написаны после, но самыми важными были записи, сделанные во время сеанса. Контролировать пишущую руку было гораздо сложнее в непростой обстановке псилоцибиновых сеансов, начавшихся в 2000 году. Английские слова имели склонности растворяться, превращаясь в рисунки, зачастую – визуальные каламбуры. Сдвиг письма от построения слов к размытию штриха и появлению визуальных каламбуров произошёл вследствие внутреннего давления ощутимого змеевидного движения текучей энергии, которое я называю «Радужным Змеем». Я рассматриваю это явление как базовое лингвистическое движение, лежащее в основе письма и рисования, которое легко сменяет запись на естественном языке под действием псилоцибина. Я ощущаю спонтанное воспроизведение змеящихся волн как род жестовой глоссолалии. Вот пример, записанный во время сеанса 25 марта 2005 года (5 граммов сушёных Strophar­ia cuben­sis):

tttttt ttttttttt

ttttttttttttttt here is the lines the trans­mis­sion

being here ray-diate the dimen­sion­al script so words shiv­er across them­selves

trans­mit mit­ten tran-smit­ten man­u­script script of the full fil­a­ment

Примерный перевод:

тттттт ттттттттт
ттттттттттттттт вот линии передача
пребывание здесь из-лучать пространственный шрифт так что слова дрожат поперёк себя
передавать рукавица пере-битый манускрипт шрифт полного волокна

Контроль над пишущей рукой, однако, был вторичен по отношению к поддержанию английского канала общения. По мере практики этот канал стал поддерживаться более автоматически, как и при обучении езде на машине или велосипеде, навыкам, которые поначалу даются с трудом и требуют много внимания, но могут быть доведены до такого состояния, чтобы не нагружать сознательное внимание, оставляя его свободно следить за переживаемыми явлениями.

В период после разработки программы LiveG­lide в 2006–2007 годах, вид моих записей во время сеансов коренным образом изменился. Во многих сеансах часть времени я проводила, делая трёхмерные световые записи Глайдом с помощью программы LiveG­lide, рассматривая движущиеся изображения на большом экране компьютера или в проекции на стене. Я использовала символьную систему Глайда как ещё один вид общения с Другим или записи передач. Во время этих сеансов я делала записи в журнале в начале и конце сеанса. Иногда я снимала видео, чтобы записать свой разговор с Другим. Небольшие отрывки из этих разговоров можно посмотреть на https://vimeo.com/16237570 и https://vimeo.com/35725587. Эти два видео – размышления о связи ума и тела в двух разных настроениях.

В каждом отрывке используется один символ, который, вращаясь в трёхмерном пространстве, превращается во второй. Тело-ум становится одной смысловой единицей в процессе превращения.

Первая встреча с Другим

Восемь лет назад произошло предшествующее событие, подготовившее почву для начала психоделического исследования языка и Глайда. В 1991 году мне предоставилась возможность поэкспериментировать с МДМА. Это было вещество, о котором я читала очень немногое; я в целом отнесла его к психоделикам и отношу до сих пор. Большинство из тех, кто изучает психоделики, не согласятся с таким определением. МДМА главным образом классифицируют как эмпатоген или энтактоген. Вещество стабильно вызывает состояние эмоциональной открытости, ослабление защиты эго, повышенную способность к общению с другими и доверие к другим и способность обращаться к ранее недоступному содержанию бессознательного. Эти свойства сделали МДМА полезным дополнением к психотерапии. (Shulgin and Shulgin 1991; Sto­laroff 1997; Roberts 2001) В настоящее время официальные исследования МДМА возобновляются. Сеанс 1991 года установил на глубинном уровне шаблон, который повлиял на все последующие сеансы, в которых Другой был отличительной чертой, какое вещество бы ни принималось.

В мой организм не поступало ни одно психоделическое вещество, включая каннабис, на протяжении двадцати четырёх лет. После грандиозного сеанса 1991 году я ожидала от МДМА психоделического эффекта. Метод приёма, неизвестная доза и индивидуальная реакция моих ума-и-тела (в целом очень чувствительных к влиянию химических веществ) – всё это повлияло на интенсивность переживания. Эта светлая травма оставила непреходящий отпечаток на природе взаимоотношений я и Другого. Следующей, решающей частью установки было моё тогдашнее увлечение писаниями христианских мистиков. Я читала Св. Иоанна Крестного, Терезу Авильскую, Терезу из Лизьё и Эдит Штайн. Человек, с которым мы были в дружеских отношениях, открыл желатиновую капсулу с МДМА и высыпал её содержимое в половину стакана апельсинового сока, который я выпила. Это подействовало спустя очень короткое время как огромный, ракетный прорыв энергии, как настоящий запуск корабля NASA в комплекте с сильной перегрузкой, которая на время приковала моё тело к дивану и отправила меня во внутренний космос на сверхсветовой скорости. Будучи шокирована и изумлена этим внезапным захватом ума-тела-духа, я невольно взмолилась о помощи, испустив из глубин крик души: «Иисусе, помоги мне…» Он вылился в самопроизвольную молитву про себя о помощи понять боль любви ко всему сущему, обращённую к внезапно окружившему меня существу, исполненному абсолютной любви, которая удержала моё растворяющееся «я», тающее в чистом растворе любви, в состоянии милости и духовного единства. Я обосновалась в сердечном царствии небесном, открыла свой блокнот и записала то, что мной было услышано на протяжении последующих четырёх часов, заполняя страницы потоками слов, в котором рефреном повторялось «ибо я есть ты и ты есть я», полное переплетение я и Другого, представляющее одновременно двойственность и единство. Главной темой стала боль любви ко всему сущему; способность открыть сердце всей боли мира была упражнением в сострадании и терпимости, нужным, чтобы бестрепетно встретиться лицом к лицу к множеству несчастий и несправедливостей в человеческой жизни.

Этот опыт оставил глубоко во мне неизгладимый след, словно раскалённая кочерга, которая прижгла мне сердце. Такие боль и блаженство имели мало или ничего общего с тяготами моей повседневной жизни. Блаженство и боль любви, которые могли быть перенесены лишь благодаря ещё большей открытости, безраздельному доверию и полному приятию. Непроизвольной мольбой о помощи я стихийно вызвала к жизни архетип Другого, запечатлевшегося в облике Христа, хотя даже и «христовость» Другого, вспыхнув, уступила место чему-то более таинственному. Ответом на мою мольбу было: «Кто молит о помощи в саду звёзд?» Был отмечен путь к Другому, который оказался для меня открыт, когда я вернулась в психоделический мир в 1999 году, чтобы задать вопрос о Глайде. Не то чтобы все связанные с Другим переживания испытывались мной с мистической глубиной сеанса 1991 года. Фигура Христа являлась лишь в тот единственный раз. Но многие из ключевых особенностей сохранялись. В первую очередь во встречах повторялись ощущение двух неодинаковых и неравных точек зрения в диалоге и наставнический голос Другого. Эти встречи происходили в эмоциональной атмосфере любви и доверия. Развитие готовности принять опыт – весь опыт, хороший, плохой, неприятный – во всех фазах сознания было необходимо для продвижения в душевных взаимоотношениях. Это радикальное принятие себя включало принятие себя именно такой, какой я была, без оговорок и исключений. Наставление не бояться было частью этого процесса принятия. Наставление освободиться от какой-либо привязанности или отвращения к переживаемому, которые могли бы препятствовать незамутнённому потоку явлений в данной ситуации, открыло для меня много путей.

Ни одно из этих качеств не виделось и не ощущалось как самоцель. Они были составной частью разработки ряда состояний ума-тела-сердца, которые лучше всего подходили для беспрепятственного получения загрузки информации в течении конкретного сеанса. Просто-напросто легче сосредотачивать внимание и учиться чему-то, находясь в «теле блаженства» (не будучи отвлекаемым мелкими и крупными болячками или скачками эмоций) и в состоянии эмоционального удовлетворения (не будучи зацикленным на своём «я», одиноким, недоверчивым или напуганным). Радушие к странному и чужому – полезная установка. Несомненно, я лучше усваивала преподанный урок, получив отпуск от рутины предъявления требований, вынесения суждений и постоянных пересудов с самой собой. Внимание переносится с его обычных целей и полностью направляется на текущее переживание: встречу Психеи и Эрота. По возвращению в обычный мир, я попробовала применить эти установки благожелательного отношения и доверия в повседневной жизни, и это прошло на ура.

Я больше не применяла подход «ракетного запуска» в отношении приёма МДМА. Более медленный подъём сам по себе стал уроком, возможностью испытать сдвиг от ограниченной, единой идентичности «я» – Дайаны – к двойственности/единству построения из «я» и Другого по мере прохода сквозь фазы, переживаемые на пути в психоделическое состояние сознания.

Чарльз Лафлин называет эти периоды перехода между фазами сознания «изгибами» (warps). С точки зрения Лафлина эти изгибы могут быть «кратковременными до полной мимолётности» и обычно не осознаваемыми воспринимающим их. (Laugh­lin et al. 1990) Я обнаружила при приёме различных психоделических веществ, что изгиб – период перехода от обычного состояния к психоделическому состоянию более устойчивой конфигурации – в большинстве случаев длится достаточно долго, чтобы процесс трансформации можно было пронаблюдать и описать.

В период времени с первого сеанса Глайда в июле 1999 года до конца 2003 года дающий наставления голос Другого не был облечён каким-либо архетипом, а существовал в более абстрактном, бестелесном виде, в виде сущности, которую можно было бы вслед за Теренсом Маккенной назвать «голосом Логоса». Но это название не совсем точно отражает парадоксальное ощущение Другого как и близкого, и в то же время отстранённого и беспристрастного голоса, который обращается к сердцу и уму, действующим согласно, не враждующим друг с другом. К Психее и Эроту в их опасном танце. Архетип Христа более не появлялся; в запасе имелись более странные воплощения.

Множество сверхличностей

Пространство «я» и Другого радикальным образом изменилось в сторону усложнения после моего первого опыта с псилоцибиновыми грибами в 2001 году. Эти группы других, так непохожих на голос наставника, называли по-разному. Кто они или что они такое? На триптаминовых дорожках можно встретить их группы, толпы, великие множества. Маленький народец, los niños, коротышки, проказники, трансформирующие себя механические эльфы, гномы – все они появляются на страницах книг, не только в современных трип-репортах, но и в народных преданиях. Триптамины (псилоцибин, ДМТ, айяхуаска) позволяют их увидеть (высвобождают их?), хотя они появляются отнюдь не во всех рассказах о триптаминовых опытах. Они – оборотни, изменяющие облик, но и в плане облика, и в плане изменений они находятся на качественно новом уровне. Им свойственны повышенная игривость и склонность к озорству, иногда коварного толка, весьма странное чувство юмора, которое иногда ассоциируется с весёлостью, которую могут вызвать грибы. Они появляются в виде толп, парадов, карнавалов, такого множества, что можно подумать, что их столько, сколько в теле клеток или белковых цепей. Они разумны, словно рои тел-умов, обладающие биомеханическим разумом, армии пришельцев, заинтригованные тем, что видят тебя, и сильно желающие на высокой скорости явить свои синестетические объекты знания.

Признаюсь, я не нашла в литературе по нейробиологии изменённых состояний сознания ничего соответствующего определённому явлению, описанному в следующей подборке отчётов о пережитом под действием ДМТ, составленной Питером Мейером.

«Я был в обширном пространстве и видел, как мне казалось, тысячи существ. Они с большой скоростью туда-сюда передавали что-то друг другу, и со значением глядели на меня, будто говоря, мол, видишь, что мы делаем?» [Подопытный V] (Mey­er 1997)

«Последовало странное состояние ума, состояние активной, структурированной энергии, находясь в котором я не был уверен, вижу ли я сцену с участием движущейся сущности, или нет. Я наконец осознал, что ответ на мой вопрос о духах был таков, что вокруг меня их было действительно много, и они были весёлые, прятались и подшучивали надо мной». [Подопытный M] (Mey­er 1997)

«Я снова обнаружил себя в обществе «эльфов», которые обихаживали меня и в центре внимания которых я находился, но они выглядели куда менее красочно и в целом менее занятыми своей задачей, то есть наливанием золотой вязкой жидкости через систему длинных, переплетённых? прозрачных трубок, которые шли к середине моего живота». [Подопытный O] (Mey­er 1997)

«Меня как будто ждали там пришельцы, и я припоминаю, что они заговорили со мной, будто ждали, когда я появлюсь, но я точно не помню, что они сказали. В этот раз, вместо того чтобы порхать вокруг меня, существа надвигались на меня спереди, быстро и неоднократно, как будто входя в меня и проходя сквозь меня». [Подопытный M] (Mey­er 1997)

«На этот раз я видел «эльфов» как многомерных существ, сделанных из нитей зрительно видимого языка; они были более существенными, чем я их когда-либо видел. Эльфы, танцуя, появлялись из многомерной видимой языковой матрицы и уходили в неё, махая руками и конечностями/ладонями/пальцами и улыбаясь или смеясь, хотя я не видел лиц как таковых». [Подопытный G] (Mey­er 1997)

В моём псилоцибиновом опыте два описанных обличия Другого – единый голос наставника и потешные толпы пришельцев-коротышек – являлись, по-разному будучи связанными между собой, по мере воплощения сверхличностей во время сеанса. Голос наставника появлялся первым, направляя меня в трип. На изгибе по пути туда зачастую основы устанавливаются с помощью единого Другого. Текущие проблемы рассматриваются и решаются. На изгибе могут быть заданы намерения; они не всегда те, что пыталось установить обычное «я». Другой «сгущает свои очертания» и говорит, обращаясь ко мне в большинстве случаев на ты, а иногда – называя меня всегда ласково звучащим шуточным прозвищем на время трипа, «преданный писец», приветствуя то, что я явилась в школу с пером в руке, чтобы возобновить исполнение своих писческих обязанностей. То, что он называет меня «писцом» – это всегда едва заметное напоминание о первостепенном правиле «писать без исправлений», то есть не обращать внимания, что бы ни подумала «Дайана» о том, что записывает, пока сама «Дайана» упраздняется по мере продвижения по изгибу. На изгибе повышается прозрачность психики, в то время как защитные реакции и сопротивление улетучиваются, и я выхожу за рамки обычного состояния моего ума по мере того, как невидимый мир становится видимым. В целом я воспринимаю изгиб, ведущий из обычного состояния в психоделическое буквально как настройку на более высокую частоту – в смысле восприятия, эмоций, тела и сознания. Это можно ощутить, так же как можно и отличить высокую частоту от низкой, услышав звук. Это, однако, воспринимается как частота, свойственная состоянию сознания в целом. Саймон Дж. Пауэлл описывает изгиб так:

«Я спокойно лежал в своей постели и ждал, пока псилоцибин приятным образом внедрится в мою психику. Иногда, если человек действительно бдителен, он может почти спокойно проанализировать первую псилоцибиновую волну в тот момент, когда она накрывает его сознание. Это восхитительный миг. В какой-то момент вы переноситесь в одушевлённую, сверхъестественную реальность. Когда глаза открыты, окружающее человека кажется будто бы частями божественной сущности, созданной из живой информации, и реальность начинает казаться историей, рассказываемой внутри ума Бога». (Pow­ell 2008)

Психолог Роланд Фишер описывает процесс движения по изгибу относительно себя и Другого как континуум «восприятие — галлюцинация».

«Устойчивость «Я» нарушается, когда некто движется в континууме «восприятие – галлюцинация» от «Я» материального мира к «Самости» сферы ума. Аналогичным образом континуум «восприятие – медитация» также был связан с уходом от «Я» к «Самости». Эти два континуума, таким образом, могут быть названы континуумами «Я – Самость». Чем дальше от нормы мы продвигаемся по континууму «восприятие – галлюцинация», минуя творческое и психотическое состояния и в итоге приходя к состоянию экстаза, тем совершенней трансформация, или «забывание» постоянных, присущих материальному измерению». (Fis­ch­er 1971)

По прошествии времени Фишер пересмотрел эту схему. Конечный вариант у него имел форму круга, который он также описывал как перекрученный, что превращало его в ленту Мёбиуса. У него это обеспечивало объединение первоначально противоположных полюсов экстаза и самадхи в одном чувстве. По сравнению с тем, что я на самом деле переживала, линейный во временном или пространственном плане путь по изгибу – сильно упрощённая модель; для меня это переживание больше похоже на сад расходящихся тропок, выражаясь словами Борхеса из его одноимённого рассказа:

» – Лабиринт символов, – поправил он. – Незримый лабиринт времени. Мне, варвару англичанину, удалось разгадать эту нехитрую тайну. Через сто с лишним лет подробностей уже не восстановишь, но можно предположить, что произошло. Видимо, однажды Цюй Пэн сказал: «Я ухожу, чтобы написать книгу», а в другой раз: «Я ухожу, чтобы построить лабиринт». Всем представлялись две разные вещи; никому не пришло в голову, что книга и лабиринт – одно и то же». (Borges 2007, в пер. Б. Дубина)

Коротышки появляются в различных обличьях, с разными целями, как часть псилоцибинового изгиба. Иногда это воспринимается как путешествие снизу вверх сквозь густозаселённую, урбанистическую неземную киберпанковскую карнавальную кучу-малу, которую я назвала «комнатой смеха». Комната смеха напоминает бесконечный зеркальный лабиринт, в котором я прохожу своего рода тщательный досмотр, полное сканирование тела-ума, при котором непросвеченным не остаётся ни один укромный уголок психики. Комната смеха служит чем-то вроде системы безопасности межпространственного аэропорта, выдающей отчёт о моём экзистенциальном и кармическом состоянии дел в целом. В комнате смеха проходишь через жёсткое просвечивание на очень точном детекторе дерьма. Из тебя выносит хорошее, плохое, неприглядное, по большей части ощущение этого как издевательства – неминуемое следствие попыток скрыть любые неприятные вещи. Другими словами, коротышки могут проводить ужасно медленный и снабжённый комментариями вариант демонтажа «я» (или шаманского «расчленения»). На мой взгляд это больше похоже на то, что меня разбирают на части, чем расчленяют. Полное приятие всего обнаруженного, влекущее за собой избавление от привязанностей, становится обязательным условием для прохода дальше по изгибу в явным образом отличающуюся фазу.

Этот следующий пункт прибытия в отчётах о сеансах описывается различным образом – как павлиний тронный зал или висящий в пространстве купол, который служит местом проведения встреч послов, в котором сущность, обладающая голосом наставника выступает в качестве посредника во взаимоотношениях с куда более нечеловеческими Глайдами (моя разновидность коротышек). Это – место, исполненное невероятной красоты и волшебства. И школа, обучение в которой я начала с яслей.

Школа

«Только изменённое состояние сознания может объяснить вам смысловую нагрузку изменённого состояния сознания. Это – феноменологический парадокс, с которым сталкиваешься в процессе описания (в любом состоянии) даже малейшего уголка того, что воспринимается как самая обширная неизвестная местность из тех, которые когда-либо тебе встречались». (отчёт о сеансе 4 декабря 2005 года, каннабис)

В мире псилоцибина я начинала как младенец: недвижимый, неспособный сосредоточиться, очарованный. Я чувствовала себя новорождённой, в то же время неизбежно сознавая, что мне нужно собрать всё-всё, что было во мне зрелого как во взрослом человеке. Я смогла сосредоточиться до такого нового состояния младенчества. Я была беспомощна, но меня окружали слаборазличимые, но определённо доброжелательные «взрослые», заботящиеся о моём благополучии. Уроки МДМА по части практики доверия как состояния ума пришлись к месту в куда более затруднительной псилоцибиновой среде. Смутно различимые другие учили меня, поэтапно, сначала сосредотачивать своё внимание на протяжении всё более и более долгих промежутков времени, затем – сосредотачивать моё восприятие подходящим для многомерной окружающей среды образом. Я научилась «ходить», то есть самостоятельно передвигаться в колеблющихся пространствах и временах. Мне преподали другие важные уроки: как выбираться из зацикленных петель и как отрываться от манящих зрелищ и звуков и переносить внимание на новые области.

Я научилась тому, как превращать встречи с негативными энергиями в «пищу», некоторым образом переваривая их обратно в базовую энергию: это умение полезно и для того, чтобы разобраться с некоторыми видами негатива, и для того, чтобы аккумулировать больше энергии для разведки местности во время сеанса. Я также научилась тому, как использовать «воздушный шар» – становиться Другим и использовать превосходящие способности Другого к сосредоточению, чтобы «вознестись» с одного уровня на другой или из одной ситуации в другую. По мере того, как я обучалась передвигаться по психоделическому миру, я становилась всё более способна приводить в движение своё тело и передвигаться по дому, когда это было нужно или я этого хотела, такой навык я назвала multiminding,«многоразумность» – способность соотносить и воспринимать одновременно несколько миров. Эти сдвиги уровня или места были смоделированы в превращении одного символа Глайда в другой – в смысловой трансформации, становящейся инструментом для ориентирования в изменённых состояниях сознания.

Я узнала, что передвижение в лабиринтообразных пространствах и временах различных психоделиков достигается за счёт управления вниманием и намерением. Внимание и намерение – основные свойства сознания во многих состояниях, но в психоделических состояниях ума их работа может быть рассмотрена, как работа механизма в часах-скелетонах, и может быть подчинена усиливающемуся контролю. Становятся различимы тонкие степени отличий во внимании и в намерении. Внимание, например, может синестетически становиться подобным прикосновению: нежному или цепкому, спокойному и покорному, бесстрастному, или энергичному и жёсткому. Разные качества внимания полезны в разных ситуациях. Намерение может быть сильным или слабым, ненадёжным или неодолимым.

Я научилась позволять многим родам энергии распостраняться внутри меня. Когда Радужный Змей развёртывает внутри свои силы, пока не научишься оседлывать волну, иногда приходится просто держаться крепче. И я узнала многое о Глайде по мере расшифровки первоначальной загрузки.

Обучение в школе, описанное в этом разделе, длилось несколько лет. В 2003 году я достигла того, что ощущалось как примерное соответствие подростковому возрасту. Другой, поначалу бывший бесполым голосом, обрёл архетипическую маску. Будучи теперь в обличии вымышленного персонажа, он инициировал новый вид взаимоотношений (и новый онтологический навык), который я/он/мы назвали «Будь Мной». «Будь Мной» случилось, когда Другой принял форму личности. Я подумала: «Хочу тебя увидеть». И получила ответ: «Если хочешь увидеть меня, Будь Мной». Другими словами, прояви эмпатию вплоть до отождествления. Слова есть всего лишь слова, перевод безмолвного приглашения к единению, служащему видом мгновенного обучения.

Элронд

«Явление этого воплощения было мной засвидетельствовано во время сеанса, в течении которого оно сформировалось. Пока это происходило, я знала, почему формировался именно этот облик, и какова была природа некоторых из его черт. Ощущение было такое, будто оживает картинка, будто фотоснимок проступает на бумаге, лежащей в ванночке для проявки. Энергия голоса наставника перетекла в образ персонажа Толкиена, Элронда (что означает «звёздный купол»), полуэльфа, волшебника и воина, как в новую разновидность учителя. Психонавт встретился в глубинах души с реальностью выдумки и выдуманной природой реальности. «Поверить, что эта невероятная трансформация происходит» было мне предписано». (отчёт о сеансе 28 декабря 2003 года, МДМА).

Фигура Элронда выросла из воспринимаемой мной мицелярной/плацентарной сети. Эта золотая сеть из прозрачных нитей, ещё одно устройство, которое я восприняла в изменённом состоянии сознания, было «смонтировано» в одном из предыдущих сеансов и постепенно росло, как биомеханический протез. В изменённом состоянии сознания эта сеть растёт от расслабленности, доверия и любви, что в свою очередь открывает прямую связь с внепространственной реальностью, которая является первичным источником энергии, получаемой в психоделическом состоянии сознания.

Нитяные сети и фигура Элронда стали более или менее постоянными элементами моего психоделического окружения, появляясь спонтанно или будучи вызваны намерением. Как описать эти структуры – как они формируются, поддерживаются, действуют, трансформируются или растворяются – это совсем другой вопрос. Тимоти Лири, описывая нашу раннюю выработку условных реакций в биологическом и культурном плане, говорил о «запечатлении», опираясь на работы Конрада Лоренца с гусятами. И он, и Джон Лилли экспериментировали с перезапечатлением (или перепрограммированием) людей, находящихся под действием ЛСД. И Лири, и Лилли утверждали, что под ЛСД можно достичь первоначальных состояний, в которых закладывались запечатления, и это изменение – перезапечатление или перепрограммирование – может быть осуществлено из такого состояния. Книга «Психоделический опыт» Лири, Альперта и Метцнера направлена на то, чтобы запечатлеть опыт, присущий тибетскому буддизму, пользуясь повышенной внушаемостью психонавта. Во взаимоотношениях «я» и Другого, формы которых описываются выше, я смогла подробно изучить проекции души на Другого, соответствующие её нуждам, и проецируемые Другим в душу действия, необходимые для её эволюции.

Мой собственный опыт учёбы в психоделической школе включал некоторое количество «упражнений». Есть повторяющиеся упражнения, которые могут продолжаться более чем час, или повторяться на протяжении сеанса несколько раз. Одним простым, но обладающим первостепенной важностью, примером этого была тренировка навыков внимания. Ещё одним – обучение телесным навыкам, таким, как выражение языка Глайд с помощью жестов. Ещё одним «упражнением» было обучение рисованию, тому, как позволять руке двигаться, направляемой изнутри, выводя текучие фигуры движений Радужного Змея. В определённых изменённых состояниях сознания я практиковала принятие таких положений собственного тела, какие я не могла бы и помыслить в обычной реальности, посредством почти что йогических асан. Из сеанса 2 июля 2007 года:

телесная практика для телесного перезапечатления осознание тела изнутри старые образы управляют получив разрешение от идентичности которой это сейчас требуется много движений некоторые сильно напитывают тело энергией дышать и двигаться со скамейки для медитаций плечи крутятся грудная клетка движется вогнутое к выпуклому и следует дыхание сопряжённое с волнообразным движением вверх по позвоночнику скоординированному с вогнутым выпуклым новый язык тот же язык волн как обнаружить волновые движения доступные в постановке тела ты открываешь собственные упражнения они вневременны и знание о них хранится в теле это то что тело желает делать это будь мной то есть уступка

По мере практики волнообразного движения (моё тело сидело с прямой спиной на скамейке для медитации) стала очевидна связь между этими телесными волнами стихийной энергии и волнообразным движением трансформаций Глайда. Эти упражнения – пример «познания посредством выполнения действий».

Каждое из этих упражнений – это проявление одного и того же побуждающего к движению импульса, движений Радужного Змея. Их выполнение запечатлело во мне форму и чувство этих движений, чтобы обращаться к ним в обычной реальности. Это примеры обучения в психоделическом мире посредством повторения упражнений.

Последний вид обучения в психоделической школе можно назвать «обучением посредством бытия». Этот вид обучения ярче всего проявляется в явлении, которое я называю «Будь Мной». В обстановке зыбкой идентичности в психоделическом состоянии возможно рассматривать «личность» человека чисто как шаблон, из которого можно выскальзывать и заскальзывать обратно, и более того, при этом в целях обучения можно принимать другие идентичности. Видеть с перспективы другого, обладать его или её точкой зрения, отличающейся от любой, которую считаешь своей – это похоже на моментальную «настройку» на полноценный и совершенно уникальный шаблон, это будто вставлять другой слайд в проектор сознания. Это применение на практике того, что я ранее назвала многоразумностью. В данном случае, многоразумность единовременно воспринимает ассортимент личностей, или шаблонов идентичности, в которые (или между которыми) можно легко переместиться, будто переодевшись. Явление одержимости может иметь к этому отношение, но в случае с этими управляемыми опытами «скольжения» не возникает чувства «захвата власти» или какой-либо потери памяти, связанной с переменами.

В психоделической школе это – уроки. Эти опыты перехода между идентичностями, будь то переходы от человеческого «я» к идентичности животного, другого человека, или нечеловеческой (архетипической или неземной) идентичности, могут быть охарактеризованы как яркие дейктические сдвиги. Дейктический сдвиг, термин, используемый в теории нарратива, обозначает сдвиг в сознании читателя с его или её точки зрения к точке зрения персонажа в литературном произведении. Моё «Я, здесь, сейчас» становится «Я, здесь, сейчас» персонажа, глазами которого я смотрю. И вот я – Измаил; я растворяюсь, уходя в его мир и могу пережить его жизнь, будучи им. Французский философ Поль Рикёр утверждает: «Проявление мира и установление «я» симметричны и взаимозависимы». (Ricoeur 1974). Буддист мог бы назвать это созависимым возникновением «я» и мира. Дейксис, по Мэри Гэлбрейт, это «психолингвистический термин для связанных с ориентированием мира «я» аспектов значения». (Duchan 1995). Точка зрения субъекта и явленный мир – это общая система, которую нельзя разделить. Если в изменённом состоянии сознания я сдвигаюсь в шаблон идентичности Другого, перед моими глазами предстаёт новый мир, так же, как и новые мысли и чувства насчёт этого мира. Таким образом, слово «мир» превращается в глагол, и осуществляя эти дейктические сдвиги человек «мирует». Из этих сдвигов можно вынести новые навыки существования в новом мире и новые знания о мире, явленном этой идентичности и обживаемом ей. В этом суть выданного мне предписания Другого «Быть Мной».

На крайних рубежах мирования находятся опыты приёма ДМТ, при которых подвергается проверке устойчивость человека к непохожести других и неизречимой причудливости их миров. Теренс Маккенна любил цитировать биолога-эволюциониста Дж. Холдейна: «Сейчас я лично подозреваю, что Вселенная не только страннее, чем мы предполагаем, но страннее, чем мы способны предположить». Живший ранее Теренций, римский драматург, провозгласил: «Homo sum: humani nil a me alienum puto». Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Как человек, имевший опыт воздействия ДМТ, то есть переживания человеком неизречимо нечеловеческого, я задаюсь вопросом: могу ли я вписать это в свою человечность? Тот факт, что ДМТ также вырабатывается моим организмом, ничего не проясняет. Как я могу быть кем-то, способным к таким переживаниям? Как я могу знать нечто настолько странное? Неужели от этой онтологической дилеммы можно лишь отшутиться? Как отмечает Теренс Маккенна:

«Мы имеем дело с плотностью информации, чужеродностью информации, неприменимостью информации: доступной информации, не имеющей отношения к человеческому состоянию». (McKen­na 1986).

В области психоделики эпистемология – экстремальный вид спорта.

Первый сеанс Глайда

Мой первый сеанс психонавтики, связанный с исследованием символьной системы Глайд, проходил 6 июля 1999 года, я находилась в одиночестве посреди Ирландии в чудесный летний день. Я разберу этот сеанс довольно подробно, поскольку он предоставил идеи и тенденции, которые развивались на протяжении многих последующих сеансов. Я также хочу передать ощущения от процесса проведения сеанса, и тон и стиль разговора, к которым прибегал голос Другого. Я чередую строки, записанные во время сеанса, с моими комментариями относительно их значения, как я его понимаю сейчас. Я приняла 125 миллиграммов эмпатогена МДМА. Так как мой предыдущий опыт с МДМА (описанный выше) был достаточно впечатляющим, я, раз уж на то пошло, подготовилась к этому опыту больше, чем нужно было. Это также было моё первое путешествие в невидимый мир в одиночку, и во мне от ожидания бурлили тревоги и догадки. Я никогда не была сильна в том, чтобы успокоить ум перед сеансом. Покой приходит лишь вскоре после приёма веществ, после придирчивых поправок в окружающем меня пространстве комнаты, и проверки в десятый раз предполётного списка: Избавиться от любых неоконченных дел, которые могут прервать ход сеанса. Разложить блокнот, множество ручек, блокнот для рисования, сок, воду, чай, дополнительные одеяла, «Книгу перемен», талисманы, выключить телефон, подготовить музыку, запереть входную дверь. Лаптоп был включен, на нём показывалась зацикленная анимация 27 символов Глайда. Я посмотрела в окно на Кумаванаха, «Лощину святости» за озером.

Далеко в горах Керри пейзаж предстаёт то мифическим, то обыденным, куда ни глянь. Побеги блаженства проникли в моё сердце и распустились в моём животе и конечностях. Затем моим вниманием завладели превращающиеся друг в друга символы. Внутренний голос, бесполый голос наставника, начал говорить.

даруй миру Глайд

В то время я считала свой интерес по отношению к Глайду, языку, который был и являлся частью выдуманной вселенной, чисто личным. Однако я уже привлекала других людей к тому, чтобы помочь написать программу, посредством которой я изучала бы Глайд, и разрабатывался веб-сайт. Я помню, как почувствовала, что меня что-то подталкивает.

открой сердце кувшинке

Тут я освободилась. Голос назвал МДМА кувшинкой, связав его с кувшинкой из «Игры в лабиринте», и явственно подразумевал, что это – святой дар. Я вынырнула в священном пространстве.

лабиринт – это лабиринт смыслов, которым является твоя жизнь

твоя жизнь – это путешествие сквозь лабиринт

Глайд – история твоей жизни

Смысл, миф, и жизнь, весь проект «Глайд» соединились в пространстве сердца с метафорой лабиринта из Глайда.

открыться – значит дать всем умам говорить одновременно, «все умы в сознании»

Здесь отсылка к модели Глайда – модели нескольких умов в «Игре в лабиринте». Четыре ума это: ум острова (думающий ум), ум моря (чувствующий ум), ум желудка (инстинкты и выживание) и ум кувшинки (надличностный, архетипический ум). Представление об открытии умов друг для друга отражено в идее Майкла Винкельмана о психоделиках как интеграторах психики с их способностью держать включенными несколько частей мозга одновременно.

сплети нити связей

между умами

Я восприняла поток миллионов символов Глайда, льющийся с дальних звёзд сквозь макушку моей головы и растворяющийся в нескольких умах, которые я могла ощутить по отдельности и во взаимодействии. Я почувствовала, будто целая цивилизация была загружена в мои умы, заполнив всё пространство – нейронная сеть, ковёр мицелия, сплетённый из тончайших нитей. Каждый символ был живым.

восстанови равновесие между умами

Теперь, почувствовав, как умы открылись друг другу, новый синергетически взаимодействующий мета-ум мог ощутить себя, и выслушивать себя, и говорить от своего лица. Все умы рассматривали любую появлявшуюся мысль/чувство/желание/тайну. Лишь в этом состоянии мог начаться процесс уравновешивания всех подключенных умов сразу.

Глайд – язык, который объединяет умы

живи и двигайся, объединив все умы

Эволюционный императив повторялся много раз. К цели меня должен был привести язык Глайд. Вот в тот самый момент я и начала перенастраивать умы с помощью другого языка, Глайда.

человеческое сердце под пытками заставляют воевать

война – это язык ран

Глайд заявляет об очевидном самым очевидным образом: израненное сердце начинает войну. У него нет выбора. Исцели сердце, и прекратится война: война с самим собой, война в отношениях с другими, война между группами людей, война в глобальном масштабе. Это было раннее предупреждение о том, куда вела меня эта психонавтическая практика, в направлении исцеления, в котором я нуждалась, сделанное в то время, когда я ещё не призналась себе, что ранена. Также ясно заявлялось: это самоисцеление было ключевым в процессе выведения Глайда в мир. Неважно было, сколько знаний (концептуальных) мог накопить мой ум острова. Если бы это не сопровождалось исцелением сердца, ничего нельзя было бы совершить. И это исцеление произошло благодаря тому, что умы открылись друг другу.

Глайд исцеляет, обращаясь более чем к одному уму

Мы можем исцелить сердце, только если обращение идёт ко всем умам и не игнорируется ни одна возможная часть нашей сущности.

растворись в умах и пойми, что меж ними нет войны

семена визуального языка растворяются в умах

Я испытала то, что называется умиротворённостью за пределами любого понимания. Все умы открылись в безопасном пространстве кувшинки. Запечатлевая умиротворённость. Язык Глайд пропитал умы.

Глайд служит для исцеления сердца

Это действие – первый пункт в программе действий Глайда. «Исцеление сердца» – это был мягкий способ известить об эмоциональных потрясениях в будущем, возникающих по мере того, как работала психонавтическая практика, проливая свет на светлые и тёмные стороны психики и добиваясь того, чтобы я изменила свою жизнь.

Это был первый из более чем четырёх сотен сеансов. Моя психонавтическая практика началась.

Погружаясь глубже

Психонавтическое приключение, начатое в 1999 году, быстро привело к глубоким водам и мощным течениям психики, которые чуть не унесли меня за собой. Личные проблемы, мимо которых я проплясывала, теперь высвеченные непреклонным светом психоделического осознания, требовали решения. Во время событий одиннадцатого сентября произошла синхронистичность, которая привела к полномасштабной чрезвычайной ситуации в духовной сфере. Утром 11 сентября 2001 года я была в своём кабинете, работала над обложкой «Игры в лабиринте», разыскивая в сети изображения Nymphaea caerulea, священной синей нильской кувшинки. Я только что обнаружила, что это на самом деле было психоактивное растение, которое широко использовалось в Египте, и была в состоянии очарованного изумления, чувствуя, как ум кувшинки распространяет осознание. Я не знала об этом, когда выбрала «гигантскую синюю кувшинку» в качестве вымышленного психоделического причастия в романе. Оно было настоящим! Зазвонил телефон: звонила моя дочь, чтобы сказать мне, что падают башни Всемирного Торгового Центра. Телевизор был в лаборатории дальше по коридору. Мы смотрели, как тяжело рушится на землю вторая башня. В тот момент последствия были ясны: ответ США на эту атаку будет предсказуемым. Война, а затем коллапс экономики. Эти два события – бессильный ужас перед падением башен-близнецов и исполненное уверенности блаженство от психоделического синего лотоса – навечно предстали как полярные противоположности в моей психике. Что восторжествует в социальном мире человечества? Блестяще исполненный террористический акт (блестяще – вне зависимости от того, кого вы считаете виновными в нём) или обещание исцелить эпидемию безумия, охватившую мир, с помощью психоделиков? В последующие дни эти изображения разрушений повторно появлялись на всех телеэкранах по 24 часа, в каждый день недели; я заставляла свои изображения синей кувшинки снова появляться на экране своего компьютера и рисовала кувшинки, составляя огромные коллажи, пытаясь сблизить противоположности.

Психика сильно пострадала в попытках увязать убийство и сострадание, ужас и надежду. Через две недели после одиннадцатого сентября я отправилась в больницу на неделю, чтобы заново её собрать. Я почувствовала себя в психическом плане погребённой, одновременно и находящейся под внутренней защитой, и лежащей без движения в инсектоидном саркофаге, так что я смогла интегрировать имеющиеся несовместимые противоположности: общественное безумие одиннадцатого сентября и обещание психоделического исцеления, которое я получила во время сеансов.

Я произвела две больших перемены в жизни, которые уменьшили стресс от истерики, вызванной одиннадцатым сентября. Я стала жить отдельно от мужа и отдала ему телевизор. Голоса безумия в СМИ («вбомбите их в каменный век» и тому подобное) топили голоса разума. Я пыталась понять текущую обстановку в мире, её воздействие на мою жизнь и жизни многих других людей, которые должны были умереть в Ираке и Афганистане вдобавок к потерям самого одиннадцатого сентября. Это понимание должно было пройти закалку светом моего собственного психоделического осознания другой возможности для человечества, основанной на доверии и понимании. Некоторое время надежда была слаба, очень слаба. Погребение – по сути своей затворничество, уединение, и защита психики на более глубоком уровне – подарило мне временное убежище в психике, чтобы стать сильнее и продолжить процесс моего собственного исцеления при помощи психонавтической практики. Интеграция была завершена серией рисунков, связанных с психоделическими сеансами после больницы. Сначала ярко выражена была кувшинка, прорастающая сквозь каждую часть сердца, укрепляя его (Рисунок 16).

На Рисунке 18, я иду под водой без сердца. У меня – только птичья голова и ноги. Голову птицы, заменяющую мою пишущую руку, я увидела во время своего первого псилоцибинового путешествия в 2000 году. В психоделическом пространстве у моей руки появляется своя собственная личность.

На Рисунке 19 изображено сердце, его камеры укрепились, напитанные дарами кувшинки. Из волнообразных линий в предыдущих рисунках складывается Радужный Змей. На Рисунке 20, Радужный Змей возникает из волнообразных линий, развивающихся от Рисунка 16 к Рисунку 20. Волновые движения Радужного Змея отбрасывают за собой символы Глайда, как чешуйки. Ход кризиса, о котором я в то время не могла ни с кем разговаривать, проявился в рисунках. Это осознание процесса, происходившего в психике, и того, как он был связан с воспринимаемым мной состоянием мировой души, было необходимой частью интеграции этих двух событий: говоря языком мифа, Башни и Кувшинки.

Падающая Башня – это архетипическое событие, отражённое в картах Таро, означающее, помимо всего прочего, разрушение эго. Конечно, предполагаемая неуязвимость США для террористических актов была сама развеяна, что сильно ударило по самомнению страны.

Чрезвычайная ситуация в духовном плане была кратковременным экстренным происшествием. Я не могла интегрировать эту классическую войну между добром и злом, ужас и блаженство. Этот кризис также выявил отсутствие у меня системы поддержки, что стало побочным эффектом секретности психоделической практики. С этого момента я начала находить некоторых других психонавтов, живущих по соседству; внезапно я оказалась частью небольшого, полного жизни сообщества учёных, преподавателей и творческих людей. Интеграция это используемый в психонавтике термин, означающий интеграцию содержания видений – чувств, идей, картин прошлого и будущего и встреч с Другим – с жизнью, идеями, чувствами и планами обычной реальности. Психоделический сеанс, несомненно, может стать событием, изменяющим жизнь к лучшему или к худшему, будучи светлой или тёмной травмой. Достаточно всего несколько раз прочитать отчёты об опытах на Vaults of Erowid (основном источнике информации о психоделиках в сети), чтобы понять, насколько сильно могут разниться происходящие события и испытываемые чувства в течении единственного сеанса или на протяжении продолжительной последовательности сеансов. Последствия сеанса колеблются от метанойи (опыта полного переосмысления) до паранойи, которая остаётся и после того, как психоделическое событие как таковое закончилось. Полное страха безумие и мистическое блаженство обнаруживают своё родство. Опытность, необходимая, чтобы странствовать по этим крайним состояниям ума, не отождествляясь ни с ужасом, ни с блаженством, приобретается с трудом в ходе психонавтической практики. Известны жертвы и мессианского, и суицидального толка. Интеграция двусторонней монеты ужаса и блаженства, воплощённых в ужасе падающих башен и блаженстве священной кувшинки, была достигнута путем осознания элементов, составляющих язык Глайд, трёх черт.

Восходящая и нисходящая черты – это бинарно противопоставленные символы. Третья черта – это и то, и другое: растворение противоположностей в символе волны, содержащем их обе. Это «два в одном», прямо как математический знак i, которое означает квадратный корень из −1, который может быть представлен двумя числами: «+1» и «-1», бинарными противоположностями. i – это imag­i­nary num­ber, мнимое число. [Всё это предложение может не совсем точно описывать мнимую единицу i – прим.пер] Такая трактовка черт – это основа тернарной логики Глайда, логики «включенной середины». Для меня послание состояло в том, что ум, который может вместить в себя i и выдержать парадоксальность и несовместимость, не разорвавшись на части, может гораздо легче переносить внутренние и внешние бинарные противоречия. Это происходит благодаря попыткам психики держать в себе обе стороны сразу, не склоняясь ни к одной из них.

Исследования, и официальные, и подпольные, раз за разом показывают, что надлежащее руководство – будь то руководство самим собой или руководство сведущего и опытного спутника – сводит к минимуму томительные случаи печального исхода. Но нельзя сказать, что тёмная или теневая сторона психонавтического опыта не имеет ценности, особенно в плане психотерапии и духовном плане. Фактически, трудно представить сколь-нибудь долгую психонавтическую практику, в которой избегается встреча с потёмками души. Тьма, трудности и невыполнимые задачи присущи путешествию Психеи в мифе. Как интегрируется и тень, и мистическое видение, и какие перемены происходят вследствие этой интеграции в повседневной жизни – вот в этом можно обнаружить длительное воздействие психонавтической практики. Многое было сказано о способности превратить состояние в характерную черту. Другими словами, воплотится ли в конце концов повышенное сострадание к человечеству, испытываемое на пике прихода от МДМА, в повседневном сознании как повышенная доброжелательность по отношению к друзьям, родственникам и самому себе?

Интеграция психики

Антрополог и нейрофеноменолог Майкл Винкельман прибегает к термину «интеграция психики», чтобы описать то, что происходит в мозгу, а следовательно, в субъективных переживаниях, под воздействием психоделиков. Он убежден, что психоделики заставляют три части триединого мозга раскрыться друг перед другом. Эти три части нейробиолог Пол Маклин определяет как рептильный мозг (отвечает за инстинктивные поступки), лимбический мозг (мотивации и эмоции) и неокортекс (язык, абстракции и восприятие). Винкельман утверждает, что психоделики с помощью серотониновых путей одновременно «включают» все три части мозга. Другими словами, данные из всех частей мозга становятся доступны для осознанного внимания. Выражаясь в психоаналитических терминах, бессознательные части психики становятся сознательными. Мы на короткий период приоткрываем тайные пещеры психики, где можно обнаружить и драконов, и сокровища. Винкельман считает, что эти состояния ума – часть эволюционного приспособления, ценная для социальной группы. Он в подробностях описывает то, каким образом необычные состояния сознания могут способствовать исцелению, социальной сплочённости и случаям провидческой интуиции (Winkel­man 2000). Как это видоизменилось к нашему времени, когда эти состояния сознания вызывают страх и их по большей части запрещено вызывать у себя законом – это история общества, которую только начали рассказывать. Прошло семьдесят лет с того момента, как доктор Альберт Хофманн принёс западному миру своё волшебное вещество ЛСД. Насколько большая часть нашего управляемого компьютерами и насыщенного медиа мира создавалась и создаётся упоротыми и знакомыми с психоделиками программистами, инженерами и творцами – это вопрос, который почти не изучен. Психоделики связывали с важными научными открытиями, такими, как открытие нобелевским лауреатом Кэри Муллисом полимеразной цепной реакции. Это решающее открытие открыло дорогу геномике, дав нам возможность делать поправки в чертежах собственных ДНК, анализировать гены, диагностировать наследственные заболевания и определять преступников при помощи образцов ДНК. И предполагают, что ЛСД замешано в самом открытии строения ДНК Фрэнсисом Криком. Однако это всего лишь наиболее часто упоминаемые выдающиеся примеры прозрений, принесённых в обычную реальность образованными людьми, ищущими ответа на научные вопросы. Как проникли психоделики, от марихуаны до ЛСД, в нашу культуру, становится ясно, когда ощутишь границы соприкосновения психоделиков и технологий, психоделиков и медицины, психоделиков и психотерапии, а также психоделиков и искусства. В Калифорнии, само собой разумеется, можно увидеть, как глубоко корни кувшинки проросли в нашу культуру.

Теория интеграции психики Винкельмана сводится примерно к тому же, что и теория Глайдов насчёт множественных умов из «Игры в лабиринте». Идея та же самая: исцеление и душевное здоровье, особенно в области социальных отношений, может быть выпестовано лишь при помощи интеграции умов, всех умов, всего их содержимого, всего, что нужно будет сделать, чтобы по-настоящему последовать дельфийской заповеди «познай себя». Психоделики расширяют область «себя» в геометрической прогрессии, показывая громадность того, что нужно включить в «себя», которое предполагается познать.

Исследование языка Глайд посредством психонавтической практики было неразрывно связано с процессом исцеления, проходящим в соединённых между собой умах. Я всегда ощущала присутствие Глайдов. Сеансы МДМА вызвали устойчивое присутствие внутреннего голоса, говорящего «от лица» Глайдов. Псилоцибин пробудил Радужного Змея, обучавшего жестовым движениям Глайда, волнообразно двигая тело, проходя по всему позвоночнику, крутясь спиралью в руках, переходя в микроскопические движения пальцев и дальше – в побеги энергии, струящейся с кончиков пальцев тонкими нитями света. Псилоцибин также сделал возможным явление, названное «Будь Мной», и появление архетипических фигур (Элронда как «посла» Глайдов). Главные диалоги происходили в куполообразном месте, иногда воспринимаемом как «павлиний тронный зал». Весь первоначальный изгиб, переход в полностью психоделическое пространство, стал своего рода процессом досмотра, при котором весь человеческий «багаж» проходил жёсткую проверку и приёмку. Иногда это воспринималось как своего рода дезактивационная камера для психики. Сонмы «коротышек» проникали во все уголки тела и ума и переносили меня на такой уровень очной ставки с собой, который нужен был для того, чтобы продвинуться дальше. Из отчёта о сеансе 2003 года:

твоя готовность перенести миг ужаса позора и гнева взгляни на всё это не отрицай ничего ни ужас ни спасительную благодать истина сердца так тяжко тяжко тяжко принять самого СЕБЯ (отчёт о сеансе 12 декабря 2003 года, МДМА)

В эти периоды проверки себя часто входило восстановление давно забытых воспоминаний, обладающих значительным психологическим «зарядом». Эти очные ставки с собой предваряли диалоги в Куполе; с точки зрения мифологии, эти проверки служили испытаниями и заданиями для вопрошающего, необходимыми условиями поиска. Всё невыносимое в моём прошлом, в моей тогдашней личной жизни и в состоянии дел в мире в целом постепенно стало гораздо легче вынести. Это было очень нелегко. Побудило меня к тому, чтобы вынести такие психологические трудности, моё желание узнать больше – в особенности о языке – находясь в психоделическом состоянии сознания. Я начала чувствовать, как ценно было такое психическое «мытьё рук перед операцией».

Процесс исцеления включал в себя некоторое количество «операций». Они проводились по всему телу-уму. Операции исправили то, что было сломано и устранили эмоциональные засоры. Дважды я ощущала, как из области сердца выскабливается густое чёрное вязкое вещество – спрессованный осадок от эмоциональных состояний прошлого. Помимо этого был установлен ряд транспространственных протезов, объектов, реальных и полезных в восприятии и передвижении по психоделическому миру. Особенно полезен личный купол, устройство в форме полусферы, сделанное из очень тонких, нитеподобных золотых проволочек. Лёгкий золотой купол обозначает пространство для передачи и делает более ясным поступающий сигнал, уменьшая уровень шума и помех. Кристалл сапфира, помещённый на место «третьего глаза», служит проводником для поглощения или передачи сине-фиолетовых энергий. Эти пузыри текучей энергии насыщенного сине-фиолетового/ультрафиолетового цвета подпадают под описание транслингвистической материи Маккенны. В психоделическом мире, эти инструменты восприятия – волшебные предметы, обретённые в процессе поиска знаний, принимаемые как есть, совершенно реальные и полезные в их реальности, функционирующие согласно правилам мира вне измерений, из которого они родом.

Эти проверки и операции были необходимым условием для того, чтобы продвинуться дальше. Преданному писцу нужно было привести в порядок своё поведение и поправить жизненные ситуации (и вызвавшие их причины) так, чтобы высвободить ментальное внимание и энергию с тем, чтобы эффективно продвигаться в своей психонавтической практике и исследовании Глайда. «Исцеление сердца», важная тема в «Игре в лабиринте», проходило в моей собственной жизни – спектакль, который игрался между мирами: от обычной реальности до психоделического мира. Язык Глайд на долгий срок стал средством исцеления, и в моей жизни, и в романе. Глайды учили об этом исцелении не напрямую, давая уроки языка Глайд и открывая природу игры жизни и смерти, в которую играем все мы.

Примечания к главе 2

1. «12 шагов» – это программа Анонимных алкоголиков. Мой муж участвовал в этой программе.
   (обратно)

2. Хроники Акаши, упоминаемые здесь в шутку – это, согласно Википедии, «сборник мистического знания, предположительно записанный на нематериальном плане бытия». (обратно)

3. Это отсылка к «принципу эпистемологической действенности» (Prin­ci­ple of Epis­te­mo­log­i­cal Poten­cy) Дэвида Поруша. «Описания любой обладающей разумом системы (и Вселенная, очевидно, к этому относится; художественная проза предоставляет другие), стремящиеся к эпистемологической действенности, должны включать в себя не только описания того, как система упорядочена и организована и того, как сообщаются её части, но и того, как она познаёт и описывает себя. Другими словами, любая действенная с точки зрения эпистемологии система должна включать в себя систему понятий, которые охватывают её собственную разумность.» (Porush 1993) (обратно)

4. Чтобы увидеть превращающиеся символы, зайдите на www.youtube.com/watch?v=-xWALPXLwr4 или https://vimeo.com/35158231. (обратно)

5. Спустя примерно восемь лет, развилась толерантность к МДМА, и количество визуальных эффектов потихоньку уменьшилось. (обратно)

6. В йогической практике эти спонтанные движения называются «крийя». (обратно)