Самый пороговый фильм: «Голова-ластик» Дэвида Линча

Глубокая ночь — самое подходящее время чтобы посмотреть «Голову-ластик», наиболее мрачное кино Дэвида Линча, вдохновленное Кафкой, Гоголем и чтением Библии (в стиле Дэвида Линча, впрочем). Чернейшая ночь души — не драматический эпицентр, а изматывающий фон его действа, разворачивающегося как будто на дне океана тьмы, в самом сердце того, что в третьем сезоне «Твин Пикса» будет названо «Джуди».

«Голова-ластик» — пороговый фильм. Линч начал его съемки студентом, в полной безвестности, проводил в нищете, нужде и неопределенности, а закончил уже как некоторая признанная величина — с открытыми дорогами в Голливуд. Но это было настоящее мытарство: денег, выделенных AFI на съемки, хватило от силы на десятую часть работы, велись они с 71 по 76 год на одолженное и отложенное, время от времени, на голом энтузиазме и вере в будущее. У Дэвида родилась больная дочь, его брак со временем развалился, все участники проекта, включая самого Дэвида, зарабатывали на жизнь чем-то еще. Когда Дэвиду удавалось видеться с собственным ребенком, они доставляли газеты, бродили у нефтяных ям, обсуждали идеи, копались в мусоре и что-то находили, а ели в кофейне «Боб» («БОБ»?). Впрочем, именно тогда Линч научился медитировать.

Когда фильм был готов, ни в Канны, ни на Нью-Йоркский кинофестиваль протолкнуть его не удалось. Лишь на Международной киновыставке Лос-Анджелеса Filmex фильм наконец увидел свет, после чего Линч вырезал из него 20 любимых, но лишних минут. Зато Бен Баренхольц узнал о ленте и стал крутить ее на ночных показах, и со временем слава о режиссере медленно, но верно распространилась, буквально вытаскивая его из грязи в князи.

Этот мучительный многолетний процесс будто выжимал гармонбозию из Дэвида и всех причастных, напитывая ленту мраком. Впрочем, не бесплодным и токсичным, а весьма плодородным. Выписанное в ленте страдательное бытие объединяет весь опыт ранних короткометражек, демонстрируя действительность со столь непривычного ракурса, что обыденная, хоть и неприятная история начинает выглядеть кошмарным сном, плотоядным кеномическим томлением. Шаг за шагом мрак сгущается, все лакуны и бреши обыденности превращаются в зияющие дыры, а реальность проваливается в фантсмагорию, из пучины которой кристаллизуется то, что потом станет Черным Вигвамом. Сцена ритуала обезглавливания, кажется, и вовсе страшнее чего угодно, что случалось в «Твин Пиксе» или как минимум на одном уровне с самыми жуткими моментами.

При этом главный герой проживает как будто сразу две судьбы: сначала он погибает, поглощенный мраком и употребленный злым миром, став-таки «головой-ластиком», а затем сам убивает мрак ужасным образом и объединяется с сияющей Deus ex Machina, достигает всего желанного. Точно так же последовательно случилось и с Линчем: он сначала стал нищим, которому собственного ребенка кормить нечем, а затем, понемногу — живым классиком кинематографа. Уже следующий его фильм будет номинирован на восемь «Оскаров» зараз.

Впрочем, свобода интерпретаций остается такая, что теоретизировать можно до сих пор, как и смотреть-пересматривать ставший уже классикой фильм. Кажется, он стал первой попыткой Линча совершить «предельное высказывание» — отразить действительность так полно и ловко, чтобы прояснить природу реальности и роли человека в ней, синтезировать своего рода кинематографическую альтернативу философского камня. Если чутье нас не подвело, то эта попытка стала ошибочной, но достаточно удачной, чтобы подарить оператору десятилетия счастливейшей судьбы. Пройдет больше тридцати лет — и у Линча будет еще то ли один, то ли пара попыток. Одна из них стала удачной, а вторая — кажется, уже превратилась в королевскую игру, эдакий императорский флекс.

Кстати, вот конфидентам и любопытная задачка, посмотреть «Голову-ластик» и самим себе растолковать: победил ли Генри в конце концов, проиграл ли, получил ли полный карт-бланш или иллюзию после унизительного расчленения? Не то что бы такое толкование что-то добавит к линчеане, зато толкователю даст понять о состоянии его собственного духа в нынешней конфигурации бытия.