Первый психонавт? Эксперименты Луи-Альфонса Каанье с наркотиками

От Редакции. А теперь нечто совершенно иное. Предлагаем конфидентам обратиться к теме, которой раньше мы, кажется, не касались вовсе: к ранней истории оккультизма XIX века и роли в нём психоактивных веществ в духовной практике. Сегодня мы перевели для вас статью профессора Амстердамского университета Ваутера Ханеграффа (Wouter Hanegraaff), посвящённую, возможно, первому психонавту: Луи Альфонсу Каанье.

Месмерист, спиритуалист и последователь Сведенборга, Каанье принадлежал к компании, готовившей фундамент оккультного Возрождения — и сегодня, по сравнению с именитыми наследниками их интересов, почти забытой. Его история — не приключения богатого наследника, дерзнувшего стать пророком, или знаменитого поэта/именитого изобретателя с интересом в оккультизме, а духовные эксперименты краснодеревщика (спасибо не плотника!), набившего тысячу шишек и совершившего сто тысяч ошибок. Но нашедшего искомое!

Каанье конструировал месмерические машины (объединенные магнитопроводом пузырьки со смесью сублимированной серы, железных опилок и песка с одной стороны и смесями трав, в т.ч. белладонны, опиума, мака и конопли с другой), наркотические зеркала (хрустальные шары, наполненные дистиллятом белладонны, белены, мандрагоры, конопли, мака, опиума), составлял чуть ли не античные благовонно-наркотические смеси (конопля, кориандр, белладонна, анис, шеллак и смола акации) и позже признавался, что сам не знает, как ему «удавалось выдерживать все эти испытания».

К чему же его привели все эти эксперименты?

fr.Chmn

В этой статье речь пойдёт о примечательном, но забытом французском месмеристе, спиритуалисте, последователе Сведенборга и оккультисте Луи-Альфонса Каанье (1809-1885) и на его роли пионера современного энтеогенного эзотеризма. Подобно другим практикующим оккультистам до-теософского периода (в частности, Эмме Хардинг Бриттен и Паскалю Беверли Рэндольфу), Каанье был убежден в духовном потенциале наркотиков как мощного инструмента для вызова трансцендентного видения. В статье описываются и контекстуализируются его систематические эксперименты с наркотическими снадобьями, содержащими растения, которые традиционно связаны с некромантией и колдовством, а также его духовные видения, вызванные употреблением гашиша, растворенного в кофе.

Каанье стоит у истоков андеграундной традиции визионерской практики, которая была продолжена и развита Бриттен, Рэндольфом и другими эзотериками с 1860-х годов. Хотя большинство ученых склонны преуменьшать роль наркотиков в этом контексте, они вполне могли сыграть решающую роль в том, как духовное видение понималось оккультистами.

С Просвещением «Оккультные науки» утратили почти всю свою интеллектуальную достоверность и академический статус, но у широких масс оставались на удивление широко востребованы. [1] После великой революции 1789 года и до середины XIX века горячий интерес публики удовлетворял широкий поток популярной литературы обо всех странных суевериях и магических практиках из менее просвещённого, но теперь уже довольно далёкого прошлого. Сегодня учёные сходятся насчет роли оккультизма в то время: ему из чисто антикварного интереса предавалась горстка любителей. Этим джентльменам нравилось изучать тайные манускрипты и старопечатные книги, они ничуть не интересовались в том, работают ли все эти магические или визионерские техники. Джон Патрик Девени сформулировал это так:

Мы тщетно ищем убедительные доказательства практической магии. Даже месмеризм, который к середине века вобрал в себя элементы традиционной магии и вызывал довольно удивительные переживания, почти повсеместно пострадал от бича вторичного опыта: околдованная провидица (обычно молодая девушка) испытывала видения, в то время как месмерист довольствовался лишь ее яркими описаниями. (Deveney 2011, 56)

По словам Девени, такое положение дел изменилось только с появлением работ Паскаля Беверли Рэндольфа в 1860-1861 году. [2] В «Стране призраков» Эммы Хардинг Бриттен (1876) мы обнаруживаем несколько любопытных описаний ранних магических практик: она изобразила членов «Берлинского братства» и «Орфического круга» примерно середины века, употребляющих наркотики, использующих кристаллы и магические зеркала для вызова астральной проекции. [3] Но даже если так и было, то, по утверждению Девени, схема у этих практик была та же: « …именно заколдованная провидица, а не сам оккультист или маг, созерцала чудеса Вселенной. Его опыт был вторичен: он сводился к слушанию (или чтению) о переживаниях другого человека» (Deveney 2011, 357). Другими словами, даже оккультисты, описанные Бриттен, не могут называться «практикующими», поскольку не получали непосредственного опыта «магического» или трансцендентального видения.

Однако на следующих страницах я покажу, что мантию пионера-оккультиста XIX века следует снять с плеч Рэндольфа и передать Луи Альфонсу Каанье (1809-1885), малоизвестному французскому автору, чьи труды были очень хорошо известны как Бриттен, так и Рэндольфу, но странным образом оказались забыты в дальнейшем. Как справедливо отметил Антуан Февр, Каанье был ключевой фигурой раннего оккультного движения, а также истории французского сведенборгианства, магнетического сомнамбулизма и спиритуализма (Faivre 2008, 194-195, с. 9). Все эти аспекты деятельности Каанье заслуживают серьезного внимания, но эта короткая статья будет посвящена одной конкретной теме, освещенной ещё менее остальных. Мы поговорим о его замечательных и масштабных экспериментах с наркотическими веществами.

Наркотики в книге Бриттен и Рэндольфа

Первое, на что следует обратить внимание – все упомянутые выше ключевые пионеры оккультизма (Каанье, Рэндольф и Бриттен) были убеждены в духовном потенциале наркотиков как мощного инструмента для вызова трансцендентальных видений.

Эмма Хардинг Бриттен была удивительно открытой и прямой в этом отношении. В книге «Искусство магии» (1876), теоретическом дополнении к «Стране призраков», она утверждает, что древние жрецы использовали «оккультные свойства лекарств, минералов, растений…» (Anonymus 1876а, 133). Ее книги изобилуют ссылками – всегда положительными – на «Гашиш, аконит, опиум, сок индийской сомы или египетского лотоса» (Anonymus 1876а, 171, ср. 179, 183, 407-408) рядом со случайными ссылками на «едкие грибы» (Anonymus 1876a, 184, ср. 408) и знаменитую мазь ведьм (Anonymus 1876a, 387, 407). Более того, оба тома ссылаются на опьяняющие «благовония» (Anonymus 1876a, 168, ср. 179, 233; Anonymus 1876b, 26, 30, 67, 246, 280), «специи, камеди или ароматические травы» (Anonymus 1876a, 179, ср. 233, 240, 285, 351, 353), «вдыхание стимулирующих наркотических средств или ароматических паров» (Anonymus 1876a, 170, ср.. 182, 222, 285, 292, 295, 407, 411, 456), и использование закиси азота или эфира (Anonymus 1876a, 170, 317; Anonymus 1876b, 34).

Девени хорошо задокументировал интерес Рэндольфа к веществам, [4] особенно то, что употребление им гашиша сыграло решающую роль в формировании его мировоззрения. В двух ранних интервью для спиритуалистического периодического издания «Знамя света», 1860 г., он не оставил сомнений в том, что этот опыт значил для него, в то же время мимоходом упомянув и Каанье:

Это царский путь к своего рода «медиумизму». Его великолепные откровения настолько же превосходят открытия так называемого «государства», насколько яркое солнце превосходит обычную свечу. И я не сомневаюсь, что вызываемое им ясновидение настолько же превосходит обычное, насколько золото лучше олова для ювелирных изделий… Он воздействует не только на тело, но и на саму душу и вызывает экстаз, ментальное и духовное озарение, невыразимую славу, величие и ужасающую безграничность, которые я просто не в силах описать.

Именно с его помощью Альфонс Каанье, я и другие получили возможность пройти через вечные врата, навсегда закрытые для воплощенного человека. Мы получили этот небесный ключ – и пройдя через врата, в святом спокойствии, можем исследовать невыразимые и безмятежные тайны человеческой души и достичь бессмертия… (Anonymus, 1860а, 5).

 Рэндольф сообщил, что за предыдущие двенадцать лет он экспериментировал с гашишем пять или шесть раз и «получил больше света, чем за весь «духовный» опыт всей жизни… под его влиянием я вырос до того, кто я есть – интеллектуально достигнув с его помощью определенной точки, с которой моя душа больше никогда не уходила». (Anonymus 1860b, 8) Он также предоставил подробный «отчет о путешествии» — рассказал о внетелесном опыте, вызванном гашишем, 29 марта 1858 года, который оставил его совершенно убежденным в бессмертии души.

Рэндольф впервые попробовал гашиш во время путешествия во Францию в 1855 или 1856 году. По рекомендации французского врача, практикующего в Нью-Йорке, доктора Бержевена, который был связан с парижским высшим светом, он был представлен кругам барона Дюпоте и Луи-Альфонса Каанье (Deveney 1997а, 29, 55, 68-69). Именно здесь он, похоже, столкнулся с чрезвычайно редким явлением для середины века: сетью практикующих, которые отказались довольствоваться пассивным наблюдением за погруженными в транс медиумами и фактически пытались увидеть все сами. Мы обнаружим, что они не только открыли средство для непосредственного переживания трансцендентных реальностей, но также использовали его в контексте ритуальной магии.

Луи-Альфонс Каанье

Каанье [5] не был ни академиком, ни обычным ученым джентльменом – он с гордостью называл себя ouvrier (фр. «работяга»). Родился 18 апреля 1809 года в Инкаэне в Нижней Нормандии. Когда ему было 7, вместе с семьей переехал в Гавр. Здесь он получил образование плотника, восемнадцать лет проработал столяром-краснодеревщиком и (в конечном итоге) реставратором старой мебели. Он утверждал, что ему нравилось изобретать собственные инструменты, пока слабая грудь не вынудила его сменить профессию – он продолжал зарабатывать на жизнь кроем рубашек и воротничков. На некоторое время в 1840-х он переехал в Париж, где снимал комнаты по адресу Rue St. Denis, 265, пока дороговизна не вынудила его переехать в парижское сообщество banlieue Argentueil, где он умер 10 апреля 1885 года (Cahagnet, 1856, 21-22). Статую, воздвигнутую его поклонниками, до сих пор можно увидеть на кладбище Аржантей.

В 1848 году Каанье опубликовал первый том своей работы «Arcanes de la vie future dévoilés» (Cahagnet 1848, 1849, 1851). На английский язык книга была переведена под названием «The Celestial Telegraph» (Cahagnet 1850; 1855) и считается одним из основных источников влияния на Эмму Хардинг Бриттен. Объёмные тома Каанье содержат протоколы многочисленных сеансов с восемью сомнамбулами, которые в мельчайших деталях описывают свой опыт пребывания в духовном мире. Как отметил Подмор, эти откровения «обычно были пост-сведенброргианского толка» и касались «устройства духовных сфер, занятий умершего, блаженства загробной жизни и видений ангельских существ, одетых в белое, прогуливающихся по прекрасным лужайкам в свете более ярком, чем земной» (Podmore, 1902, 82). От многих других подобных отчетов их отличает то, что Каанье был очень озабочен эмпирической проверяемостью.

Подмор описывает его как «человека совершенно необычной искренности и восприимчивости» (Podmore 1902, 83). Он положительно реагировал на критику и делал всё, что в его силах, для улучшения документального качества своих свидетельств. Это видно, например, из подзаголовка ко второму тому: «во всей литературе по спиритуализму я не встречал записей более высокого уровня доказательности, добросовестности и интеллекта автора» (Podmore, 1902, 84).

Но Каанье не был удовлетворен ролью пассивного слушателя сомнамбулических посланий: он хотел увидеть эти духовные сферы собственными глазами. Исходя из нескольких коротких отрывков в первом томе «Тайн» (1848), он уже на ранней стадии задавался вопросом, могут ли «обычные методы наркологии» (Cahagnet 1848, xi) оказать какую-либо помощь в этом отношении. То, что подобные методы считались «обычными» в 1840-х годах, мягко говоря, любопытно. Но важнее тот факт, что собственные рекомендации Каанье были совершенно ясны в резком неприятии любых подобных методов: «Наркотики вредят нервной системе, нарушают жизнедеятельность души – бросают ее в мир причин, в то время как она изо всех сил пытается остаться в мире следствий». [6]

Но что бы ни говорили духи, ясно, что Каанье не внял их предупреждениям. Он не только продолжал экспериментировать с наркотиками, но и вскоре стал писать о своем опыте открыто и довольно подробно. То, что он не предпринял никаких попыток отредактировать или подавить ранние негативные высказывания своих «сомнамбул» или духов – ни здесь, ни в более позднем переводе на английский – подтверждает суждение Подмора о его честности.

Тёмная сторона

В 1850 году (между первыми двумя томами «Тайн» и последним, опубликованном в 1851) Каанье опубликовал книгу, написанную в форме диалога, под названием «Sanctuaire du spiritualisme» (Cahagnet 1850). Это произведение тоже было быстро переведено на английский язык под названием «Храм спиритуализма» (1851), но я буду ссылаться на французский оригинал. Два собеседника, «Альфред» и «Густав» начинают с обсуждения Бога, человеческой души и природы материи и мысли, переходя к другим темам, например, астрологии и оккультным наукам. В седьмой их беседе, посвященной «числам, времени и пространству», обсуждение принимает неожиданный оборот, когда Альфред (кажется, забывший о теме разговора) начинает рассказывать Густаву о своих личных попытках достичь экстатического состояния. Нижеследующий отчет явно автобиографичен, поскольку автор вскоре отбрасывает все претензии на то, что «Альфред» должен как-то отличаться от самого Каанье.

Испытав первые наблюдения сомнамбулического состояния как пассивного присутствия, «Альфред» утверждает, что ему сразу же пришлось испытать такое состояние самому. Но его ждало разочарование: несколько магнетизёров пытались ввести его в транс, но он не почувствовал никакого эффекта. Затем ему пришла идея создать «наркотический месмерический сосуд» (Cahagnet 1850, 94).

Он состоял из стеклянных пузырьков, наполненных смесью сублимированной серы, железных опилок и песка, соединенных магнитопроводом со смесью трав и растений, в том числе таких мощных наркотиков как белладонна, опиум, мак и конопля. Но он снова не испытал ничего необычного. Поэтому приступил к серьезному изучению книг, опубликованных «с 1784 по 1800 год» (к сожалению, названия не указаны) и в которых, как он пишет, обсуждались методы усиления магнетической силы с помощью тонких флюидов, которые, как считается, выделяются подобными наркотическими веществами. Но и в этот раз он не добился успеха.

После нескольких экспериментов в аналогичном направлении он пришел к выводу, что вместо того, чтобы подвергать себя воздействию тонких жидкостей, ему придется фактически принимать наркотики (Cahagnet 1850, 99). Однако употребление в пищу или курение опиума/конопли не оказало на него никакого воздействия, кроме сильных головных болей. Испытывая серьёзное разочарование, он решил попробовать магическое призывание. На первый взгляд этот прием может показаться не связанным с наркотиками, но его отношение к теме станет ясным из дальнейшего.

…следуя Агриппе, я призвал духа, который явился мне во сне. Я подписал это заклинание и положил его под подушку. Теперь мне повезло больше. Прошло несколько дней, и у меня были видения – не такие, как я хотел, но достаточно поучительные, чтобы успокоить мою страсть к знаниям и заставить меня увидеть, что нужно и чего не следует делать при наших контактах с духами. Я был одержим в течение трёх лет, на меня слишком сильно повлияли все эти переживания в сочетании с другими обстоятельствами, касающимися так называемого магического заклинания, жертвой которого, как утверждает меня мой ясновидящий Бруно, я стал, и описание которого вы прочли в «Тайнах». Было ли это правдой или ложью: я увидел больше, чем желал, и я был освобожден от этой одержимости молитвой. Эти видения не дали мне того, что я искал, ибо это был созерцательный экстаз, которого я желал, чтобы разрешить только один-единственный вопрос: что такое человек? Мне абсолютно необходимо было найти способ достичь такого благословенного экстаза, и я бы отдал остаток своего земного существования ради этого. В то время я так мало заботился о своей жизни, что не боялся никакого яда, ничего, что могло бы заставить меня увидеть своими глазами то, что я хотел увидеть. Я покинул сельскую местность, где жил, и отправился в Париж, чтобы попытаться обнаружить там луч света, который осветил меня. Я получил ответы на мои молитвы: состояния сомнамбулизма и экстаза легче пробудить там, чем в сельской местности: человек отстранен от страхов, которые делают его уязвимом, ничто не выглядит «дьявольским» или «чудесным», легче обрести уверенность в такого рода переживаниях. Я обучил нескольких превосходных ясновидящих, под чью диктовку я сочинил раскрытые «Тайны будущей жизни» (Cahagnet, 1850, 101-102).

Тут любопытно отметить замечания Каанье о сельской местности. Обширный опыт деревенской жизни может объяснить замечательный уровень знаний Каанье о лечебных свойствах трав и растений, в том числе связанных с народной магией и колдовством. [7]

Помимо содержащейся в нем биографической информации, этот отрывок важен для нашей темы: он предполагает тесную связь между вдыханием духов или благовоний и вызовом духов. Рассказ Каанье о вызывании духов «следуя Агриппе» идет сразу после его описания наркотических окуриваний: «Я жег благовония – коноплю, кориандр, белладонну, анис, шеллак и смолу акации. Я вдыхал полные легкие этого зловония. Они вызывали у меня сильную головную боль. Я не знаю, как мне удавалось выдерживать все эти испытания» (Cahagnet 1850, 101). Агриппа, который упоминается сразу после этого отрывка, действительно даёт рецепт таких магических благовоний или ароматов в «De occulta philosophia», I, 43:

Говорят также, что, сделав аромат корня тростника или камыша ферулы с соком цикуты (болиголова), белены, тиса, красного сандала и черного мака, заставляют появиться демонов, и странные фигуры, а если туда добавить сок мака, то прогоняют демонов из любых мест и разрушают их идолов (Агриппа, 1992).

Ближе ко времени Каанье Карл фон Экартсгаузен описал свои собственные эксперименты с подобными благовониями. По его описанию стоило ему бросить благовоние в курительницу, появилось человеческое тело в натуральную величину, бледного цвета и с пепельным лицом. Дым явно повлиял на состояние его сознания, поскольку впоследствии он не мог отчетливо вспомнить свой разговор с призраком и чувствовал оцепенение, как будто пробуждался ото сна (Eckartshausen 1788, 111–11). Когда он решил повторить, его охватил такой страх, что пришлось покинуть комнату. Следующие часы он чувствовал себя очень плохо, и даже в течение нескольких недель после этого продолжал чувствовать слабость. Все это время ему казалось, что он всё ещё видит призрачную фигуру, парящую перед ним. После этого он больше никогда не осмеливался прибегать к этому методу. (Eckartshausen 1788, 113–114). [8]

Как я предполагал в другом месте (Hanegraaff 2012, 222–230), такие эксперименты с отравлением ядовитыми веществами могут иметь большее значение для возникновение оккультизма, чем считалось ранее. [9] В этом я вижу примечательную связь между рецептом в «De occulta philosophia» Агриппы (учтём, что похожие приводит, например, [Джамбаттиста] Делла Порта) и знаменитым романом Анри Монфокона де Виллара «Граф де Габалис» (1670). Весь роман завязан в конечном итоге на утверждении, что элементали могут быть вызваны с помощью нераскрытого алхимического эликсира, «самого сакрального средства» или «католического каббалистического средства». [10]

Предложение о вызове невидимых существ с помощью алхимического эликсира подхватывает Бульвер-Литтон. В его главном романе «Занони» ученик колдуна употребляет «экстатический напиток», [11] который заставляет его увидеть ужасного «Обитателя порога» (Anonymus [Bulwer Lytton] 1842 [vol. 2], 24–27). Любопытство «ученика чародея», ведущее к переживанию готического ужаса… Очень похоже непосредственно на описание Эккартхаузена из вышеприведенного отрывка.

Эти предпосылки кажутся решающими для понимания попыток Джорджа Генри Фелта вызвать элементалей «с помощью ароматических смол и трав» перед членами Первого теософского общества. Теургическая операция с применением благовония, которая, кажется, настолько напугала участников, что Блаватской пришлось прервать сеанс (Hanegraaff, готовится к печати). [12] Во всех случаях переживание вызывало страх, ужас и духовное недомогание – что логично, учитывая тщательно задокументированные эффекты некоторых веществ, связанных с традиционной мазью ведьм. Галлюцинации от белладонны, в частности, «обычно описываются как грозные, темные, демонические, дьявольские, адские, глубоко пугающие» (Rätsch 1998, 84). [13]

Эти эксперименты нашли своего рода продолжение в книге Каанье «Magie magnétique» (1858) – еще одном забытом труде, который на самом деле имеет важное отношение к зарождающемуся оккультному движению и заслуживает отдельного обсуждения. [14] Ссылки на вещества разбросаны по всей книге и ясно показывают, что даже после открытия гашиша (см. следующий раздел) Каанье не прекратил изучение опасных субстанций, связанных с традиционным колдовством.

Третья глава посвящена различным видам магических зеркал, включая «наркотическое зеркало». Обычное «магнетическое зеркало» имеет форму хрустального шара, заполненного намагниченной водой. А «наркотическое» заполнено наркотическими растениями (белладонной, беленой, мандрагорой, коноплей, маком, опиумом), дистиллированным в воде (Cahagnet 1858, 84-87, ср. 116, 126-127). Каанье подчеркивает, что эффект основан только на магнетизме жидкости. Пить смесь не предлагалось: «можно было бы испытать эффект хотя и не смертельный, но очень тревожный» (Cahagnet 1859, 87).

Светлая сторона

Мы видели, как Каанье все-таки добился некоторого успеха в своих экспериментах с наркотическими веществами, но они не дали ему того, на что он надеялся. Эти вещества, традиционно связываемые с колдовством и демонами, вызывали чувство ужаса и духовного недомогания, даже заставляли его годами чувствовать себя «одержимым». Тем не менее, он все еще жаждал увидеть все своими глазами:

Поэтому в Париже я возобновил свои эксперименты. Я изо всех сил пытался намагнитить свой разум. Мои медиумы пытались сделать это в состоянии транса месяц или больше – но у них ничего не получилось. Я приготовил новый экстракт конопли, я курил её сухие листья и белладонну, я вдыхал диэтиловый спирт [15] в течение 25 минут, но так ничего и не получил. (Cahagnet 1850, 103)

Должно быть, бедному Каанье все это очень не нравилось. Знаменитому магу елизаветинской эпохи Джону Ди чтобы связаться с ангелами через чёрное зеркало пришлось положиться на своего помощника Эдварда Келли. Возможно, Каанье, как и Ди, был лишен какого-либо таланта к трансцендентальному видению.

Но однажды друг рассказал ему о рекламе, которую увидел в аптеке: «Гашиш с Востока» (Cahagnet 1850, 103). Каанье купил немного и засыпал три грамма в чашку черного кофе. Спустя пять часов он по-прежнему ничего не чувствовал. Друзья, которых он пригласил, уже ушли, потому что всем казалось, что это всего лишь ещё один провал. Но затем, совершенно внезапно, Каанье начал испытывать странные визуальные и телесные ощущения. Он описывает их со своей обычной обезоруживающей честностью:

Я привлек внимание Адель [Мажино: его самой известной ясновидящей, которая позже стала его женой] к этому видению, столь странному для меня. Я воскликнул: «Разве это не смешно? Я поднимал ноги, как будто шел, и с каждым движением я чувствовал, как мои ступни поднимаются вверх внутри ноги. Я подумал, что это моя внутренняя или духовная нога отделяется от своей материальной оболочки… Адель стояла передо мной, смеясь над моим удивлением и странными движениями. Затем между нами установились такие узы симпатии, что я был вынужден копировать каждое ее движение – мой подбородок, казалось, был одним целым с ее подбородком, я улыбался ее улыбкой, я произносил ее слова (Cahagnet 1850, 105).

Вот так всё и началось. Каанье переживал классическое «путешествие», подобное тому, которое описывали бесчисленные испытуемые под воздействием гашиша, и, очевидно, они с Адель отлично проводили время. Он обнаружил, что не только может покидать своё тело и возвращаться в него по собственному желанию, но и полностью отождествиться и «становиться единым целым» с любым внешним объектом, находящимся в поле зрения. Затем, однако, опыт внезапно перешёл на другой уровень. Каанье испытал чрезвычайно сильный шок, описанный одновременно как болезненный и приятный, поднявшийся от копчика до макушки головы (Cahagnet 1850, 107-108). [16] За этим последовало видение

обширной панорамы, в которой все, что я мог видеть, думать или знать в своей жизни, было представлено самыми яркими красками в виде прозрачных вкладок, похожих на венецианские жалюзи, подсвеченных ни с чем не сравнимым светом. Эта панорама разворачивалась вокруг меня с такой живостью, представляя мне такое огромное разнообразие образов, что я мог бы написать целую книгу о том, что узрел за несколько часов. Это состояние настолько отличается от материального бытия, что для существа, находящегося под его влиянием, совершенно невозможно уловить время, которое проходит, пока эти образы сменяют друг друга, и пространство, в котором они находятся. Я убеждён, что парил в центре и над этой микроскопической вселенной… Материальная вселенная казалась меньше во всех смыслах – то есть, города, памятники, общественные места, сады, небеса и земля были ни с чем не сравнимой красоты… Я нашел решение, которое искал, я познал Человека, я был вселенной в миниатюре, и я понял, как ясновидящий мог оказаться в Египте или Китае, не пройдя ни километра пути; как он мог пожать руку африканцу, не сдвинувшись с места (Cahagnet 1850, 107-109)

Это видение, наконец, стало тем, чего Каанье так ждал все эти годы. Опыт убедил его, что гашиш может «развить духовное состояние, в котором каждый может найти решения, отвечающие его чувствам» (Cahagnet 1850, 115). Нельзя не задаться вопросом, как специфическая феноменология этих переживаний может быть связана с французским сведенборгианством, которое в последующие годы будет развиваться под руководством Каанье.

Каанье не называет точной даты первого опыта употребления гашиша, но, скорее всего, это произошло в 1848 году. За описанием следует серия из 14 подробных «трип-репортов» от других лиц, которые показывают, как он поделился своим открытием со своими друзьями и начал предлагать им гашиш в течение лета 1848 года. Все первые десять сессий состоялись в период с 4 июня по 31 августа.

В соответствии с вниманием Каанье к независимой проверке участники более скромных сообществ упоминаются по имени (журналист Блуэ, «морской часовой» Лекок, г-н Дюте, «член Парижского общества магнетологов», г-н Блессон, «магнетист-спиритуалист», ещё один «часовой» по имени Рустан, сомнамбула миссис Пичар, «часовщик» Гаспар и еще один журналист Мутте), в то время как несколько человек, у которых могут быть причины опасаться за свою социальную репутацию, упоминаются только по инициалам («доктор У.», «аббат А.»).

В целом, всем этим людям опыт кажется приятным и прекрасным, часто глубоко эмоциональным и полным духовного значения. Обычно им трудно или невозможно вербализировать, но они пытаются понять происходящее в общих сведенборгианских терминах. Снова и снова они отмечают, насколько болезненно выходить из состояния опьянения гашишем и возвращаться к «земному» состоянию сознания.

Книга Каанье не осталась незамеченной в американской духовной прессе. Ранняя статья о гашише, написанная другом Эммы Хардинг Бриттен А. Б. Чайлдом в «Знамени света» от 22 января 1859 года (Child 1859), уже вызвала некоторые споры среди спиритуалистов. Чайлд был явно впечатлен книгой Фитца Хью Ладлоу «Гашишеед», опубликованной всего двумя годами ранее (Ludlow 1857). Но также ссылался на более ранних авторитетов, таких как Жак-Жозеф Мореод Тур (1845) и Теофиль Готье. Они оба были соучредителями клуба гашишистов в 1844 году, и оба были представлены англоязычной аудитории Робертом Чемберсом в статье о гашише, которая выдержала несколько переизданий в разных журналах, см. Partridge, гот. к публ. Чайлд сказал своим читателям, что гашиш,

из всех известных веществ, это, пожалуй, самое мощное, действующее на человеческий организм, открывающее духовное восприятие и переносящее его за обычные границы этой жизни, в мир духов, мир интенсивных ужасов и восторгов, позволяющее созерцать свет, красоту и необъятность, ещё неизмеримые самыми активными и могущественными представлениями человека (Child 1859).

Примерно в те же годы «The Spiritual Telegraph» и «Fireside Preach» опубликовали длинный отрывок из книги Кааанье, посвященный его опыту употребления гашиша (Anonymus 1859). Как мы уже прочли, Рэндольф рассказал о собственных экспериментах годом позже. Это побудило некоторых духовных деятелей сообщить об опасности наркотиков (напр., Anonymus 1860c; Tuttle 1862). На таком фоне уже не так удивительно, что даже сама Елена П. Блаватская отмечена как восторженная любительница гашиша (см. Wolff 1891, 1892).

Заключительные замечания

Главная цель этой скромной статьи – поместить Луи-Альфонса Каанье на карту академической науки, привлечь внимание к его значимости в двух разных, но взаимосвязанных областях исследований: ранней истории оккультизма XIX века и роли психоактивных веществ в религиозной или духовной практике. Область их пересечения — т.н. «энтеогенный эзотеризм» (Hanegraaff 2013), явление, которое, как я уже утверждал, значительно более важно для истории духовной практики с XIX и на протяжении всего ХХ и XXI веков, чем допускает историография. [17]

Каанье – ключевая фигура в этом контексте. С одной стороны, он обратился к целому спектру былых обсуждений наркотических свойств растений, связанных с магией и колдовством; причем к источникам, ныне в значительной степени забытым. С другой стороны, он стоит у истоков новой традиции использования гашиша для вызова духовных видений.

Которые были интерпретированы с масштабной сведенборгианской точки зрения и перекочевали в литературу по спиритуализму и, в конечном итоге, оккультизму. Насколько мы можем судить по имеющимся свидетельствам, по всей вероятности, именно Каанье впервые познакомил Рэндольфа с гашишем в 1855 или 1856 году, как вообще знакомил очень многих с 1848 года. И согласно его собственному свидетельству в 1860 году, гашишные видения Рэндольфа были самым важным «духовным» опытом всей его жизни: они убедили его в бессмертии души и заложили основу для его более последующих работ.

В свою очередь, Эмма Хардинг Бриттен работала актрисой в Париже с 1854 по 1855 год, прежде чем переехать в США. и, учитывая известность Каанье как автора «Тайн», сложно представить, что она не воспользовалась возможностью навестить его. [18] В этой связи важно отметить, что, хотя «Небесный телеграф» (английский перевод «Тайн») часто цитируется в «Искусстве магии», не совсем ясно, откуда взялись многочисленные ссылки Эммы на наркотики. Я подозреваю, что ответ очень прост: вероятно, большинство из них пришло либо из личного контакта с Каанье, либо из его работ.

Таким образом, за очень короткий период времени, 1855-1856 гг., две наиболее важные фигуры англоязычного оккультизма прибыли в США из Франции со свежими воспоминаниями о впечатляющих энтеогенных видениях духовного мира, пережитых Каанье в Париже. По крайней мере, насколько мне известно, Эмма Хардинг Бриттен никогда прямо не подтверждала собственное употребление наркотиков, упомянутых в «Искусстве магии». Однако, как я уже говорил в другом месте (Hanegraaff, гот. к публ.), некоторые наиболее впечатляющие духовные переживания, описанные в «Стране призраков», очевидно психоделичны, что трудно не заметить. Для этих людей Магия больше не была просто теорией: они увидели всё своими глазами, и это перевернуло их мир.

Возможно, один из наиболее важных нерешённых вопросов заключается в том, почему они в конечном итоге просто не стали рекламировать гашиш (не говоря уже о других наркотиках) открыто и недвусмысленно – как царский путь к духовному видению и оккультной практике. Возможно, «магия», особенно (в случае с Рэндольфом) в сочетании с «сексом», уже была предметом подозрительным. Так что добавление к ней «наркотиков» просто сделало бы оккультизм попросту отпугивающим? Или ранние оккультисты, например, Элифас Леви, [19] на собственном опыте узнали, что эти средства (по крайней мере, в случае традиционных «колдовских рецептов») были слишком неподконтрольны и даже могли быть опасны? Был ли это вопрос воли и контроля?

В конце концов, магия (сексуальная или любая другая) должна передаваться от учителя к ученику, и тогда магический прогресс кандидата можно контролировать с помощью ритуальных посвящений. Энтеогены помогают обойти любую иерархическую структуру, позволяют практику немедленно «попасть на ту сторону» совершенно самостоятельно – тем самым разрушая контроль инициатора или его организации.

Чтобы точно установить всё это нам нужно будет глубже изучить первоисточники и поставить перед собой новые вопросы.

 

Примечания

[1] Об общей истории протестантской и просветительской кампании против «эзотерики» и «оккультизма» см. Hanegraaff 2012: гл. 2. Более конкретно об «оккультных науках» см. Hanegraaff 2012, 177–207; и Hanegraaff 2013. О развитии «оккультного рынка» в XIX веке см. Hanegraaff 2012, 218–256.

[2] Deveney 2011, 356ff.; и см. Deveney 1997a, с аннотированной библиографией трудов Рэндолфа на стр. 343–368.

[3] Anonymus 1876b. Об этих практиках см. Deveney 1997b. Что касается (весьма сомнительной) надежности «»Страны призраков»» как исторического источника, см. Hanegraaff гот. к публ.

[4] Deveney 1997a, см. индекс под статьями “Drugs,” “Elixirs,” “Hashisch,” “Soma,” и “Sacred sleep of Sialam.” См. также Deveney 1997b, 54–55.

[5] Вторичная литература по Каанье крайне ограничена. См. Podmore 1902 (cf. reprint Podmore 1963a), 81–91; idem 1909 (cf. reprint Podmore 1963b), 200–204; Vadé 1990, 277–278; Brach 2012, 247–250; см. особенно Siegel and Hirschman 1984 и — что наиболее важно — чрезвычайно полезное обсуждение в Pierssens 1993, 357–363.

[6] Cahagnet 1848, 114. На с. 173-174 то же мнение приписывается духу самого Сведенборга.

[7] См. особенно статью Cahagnet 1851, в которой обсуждаются «медицинские свойства 150 растений».

[8] См. обсуждение в Faivre 1969, 107.

[9] Например, Anonymus 1885 и Kiesewetter 1886 (обе статьи появились в самых первых номерах соответствующих журналов The Occult Magazine и Der Sphinx в 1885 и 1886 годах, что говорит о том, что подобные темы занимали у редакторов далеко не последнее место).

[10] Villars 2010, 169, 189 (“la très sainte Médecine,” “la Médecine Catholique Cabalistique”).

[11] Anonymus [Bulwer Lytton] 1842 (vol. 2), 24. Tilton (2012, 189) Предполагается, что жидкость может быть идентифицирована как диэтиловый эфир; как будет показано ниже, Каанье упоминает о неудачных экспериментах с тем же веществом в своем «Sanctuaire».

[12] Наконец, можно вспомнить знаменитую историю о том, как Элифас Леви вызвал Аполлония Тианского. О личном знакомстве Леви с наркотиками и его отношении к ним см. Baier (2009, 272) и Strube (2016, 553). Две соответствующие главы Леви о некромантии (в «Догме» и «Ритуале» соответственно) полны упоминаний о наркотиках. Например, он упоминает «ужасные» вещества, необходимые для того, чтобы «видеть сны, будучи бодрствующим, то есть видеть в астральном свете» на шабаше ведьм (Lévi 2000, 116, cf. 88), а также приводит рецепт, в который входят «аконит, белладонна и ядовитые грибы» (Lévi 2000, 239). Ритуал вызывания Аполлония включал в себя использование двух костров, зажженных «с помощью необходимых и приготовленных веществ», в результате чего образовался густой дым, который был усилен «некоторыми ветками и духами», брошенными на мангал, после чего Леви начал видеть призрачную фигуру, очень похожую на ту, которую описал Эккартсхаузен в своем собственном рассказе. После этого он погрузился в глубокий сон, полный сновидений, о которых впоследствии сохранил лишь смутные и путаные воспоминания; и он посоветовал своим читателям не пробовать подобные вызывания самостоятельно, подчеркивая опасность для телесного и душевного здоровья (Lévi 2000, 119-120).

[13] Более подробно о ведьминой мази в историческом контексте см. Peuckert 1960; а нашумевшую историю об экспериментах самого Пекерта см.     Hanegraaff 2009, 286.

[14] Пока что смотрите только Brach 2011 и 2012.

[15] См. примечание 11.

[16] Конечно, здесь невозможно не вспомнить классические описания кундалини-йоги. Это тем более интересно, что ничто не указывает на знакомство Каанье с этой традицией.

[17] Новаторские исследования см. в Partridge 2005 (vol. 2), 82-134; и мы с нетерпением ждем Partridge (forthcoming).

[18] То, что Бриттен, будучи 12-летним музыкальным вундеркиндом, уже в 1835 году мог общаться с Каанье или Дюпоте, кажется маловероятным, поскольку Каанье в то время еще жил в Гавре (личное сообщение Демареста 27 августа 2016 года, со ссылкой на Demarest 2009). Интересно, что, кроме одного мимолетного упоминания, Каанье больше нигде не упоминается в невероятно богатой сокровищнице информации, которой является блог Марка Демареста «В погоне за Эммой».

[19] См. примечание 12.