О паре интересных нисхождений

Пару недель назад на дружеском Абраксасе вышел чрезвычайно любопытный материал на заряженную тему — о параллелях между месопотамскими и манихейскими мифами, в частности между нисхождением Инанны и сражением Первочеловека с архонтами тьмы с последующим порождением вселенной. Эти мифы выглядят совершенно разнородными, но выясняется, что важные аспекты в них действительно повторяются или отражаются зеркально! А заряженность темы выражается попросту в том, что Редакция не раз слышала мнение будто миф о нисхождении Инанны и гностицизм связаны непонятной связью, не явной, а будто общим веянием или схожим вкусом. Вот, видимо, кто-то — Мехмет-Али Атач (Mehmet-Ali Atac) из Гарварда, если конкретно, — решил эту связь прояснить.

Манихейство и «гностицизм» Древней Месопотамии

На поверку манихейский гностицизм и культ Инанны действительно оказываются ужасно далеки. Инанна — та еще архонтица, владычица в самом земном из смыслов, благословляющая Саргона на царство и отвергнутая Гильгамешем за непостоянство и жестокость. При этом она — сама сексуальность, тогда как сексуальность и размножение в манихейских мирах Царства Света и Царства Тьмы — прерогатива темных архонтов и их уродливо-плотяного мира. Последнее Мехмет, кстати, не освещает, только замечает, что распределение сексуальности в двух мифологических системах зеркально — ему вообще приходится тяжеловато в стаскивании двух систем.

Но он остроумно подмечает, что в обоих случаях фигурирует болезненный катабазис, причем по инициативе нисходящего. Даже тут системы очень разнятся: Инанна, кажется, попросту движима страстью и властолюбием, она облачается во все свои артефакты власти, совершает вторжение в мир мертвых — и заканчивает голышом, подвешенной на крюке. Ярко, витально, просто почти до грубости. А манихейский миф, наоборот, крайне эзотеричен — до невнятности: Царство Тьмы замышляет вторжение, и чтобы его предупредить Отец Света эманирует богиню, которая эманирует полубога, который облачается в первоэлементы, которые по совместительству — его потомство, дети. Архонты тьмы пожирают всю эту команду (кроме Отца и богини) и из них творят мир — в мифе также присутствует подробное описание того, как эти силы света, отравив архонтов, связав и обездвижив их, будут спасены из их тел.

Инанну затем освобождают духи-служители, Первочеловеку также помогают выбраться, но… Инанна разве что утвердила, что смерть преодолима циклом возрождения, а манихейцы пророчат эсхатологию всеобщего спасения всех светлых сил из материального плена — земля и небо, а не финалы. Также Мехмет находит параллели между Энума Элиш и созданием вселенной Демиургом, а также между Эпосом о Гильгамеше и гностической антропологической сотериологией. Но, надо сказать, что тут связи выглядят еще более непрочными и ненадежными.

В целом же кажется, что гностический дух свободолюбия уже в месопотамские времена искал подходящего нарратива. И нашел боевитую Богинюшку, через которую получилось хотя бы впервые преодолеть смерть — причем не без потерь и не без жертв. Видимо, в месопотамской системе тотальное гностическое освобождение было попросту немыслимо. Но множество любопытных параллелей в «Манихействе и «гностицизме» Древней Месопотамии» действительно подмечается, и любопытно поразмыслить, через что получается прийти хотя бы к мыслимости этого самого тотального гностического освобождения.