Примитив, символ, буква — о творчестве Михаила Гробмана

В этом году мы уже упоминали Михаила Гробмана и его объединение «Левиафан» — причем в весьма неочевидном контексте творчества тайского художника Криангкрая Конгкхануна (Kriangkrai Kongkhanun). Стоит и о самом Гробмане упомянуть подробнее, и о его принципах.

Увлечение философией и мистикой Михаила Гробмана началось в Союзе конца пятидесятых, где он (вполне естественно для живого художника) бывал и арестован после «выступления» на выставке в честь советского искусства, и вообще ту еще школу психической юности прошел. Приходилось ему и находиться под арестом за чтение неправильных стихов, и выставляться по домашним выставкам, и подтягивать конспирацию («Я был хорошим конспиратором благодаря Гершуни. Я был очень хитрый, меня трудно было подловить. Я и «Хронику текущих событий» передавал на Запад, и КГБ тоже не узнал»). Однако, уехав в Израиль в 1971 году, он не вырвался на свободу, а лишь одну стигмату сменил на другую.

Там он организовал группу «Левиафан». Отрицая искусство ради искусства («проклятье искусства для искусства довлеет над нами, как первородный грех») и Возрождение («тупую визуальную игру мы получили из рук великих циркачей и эквилибристов Ренессанса, не пожелавших служить Богу, но попавших в услужение собственному эгоизму…»), Гробман утверждал «народность» («мы имеем в виду искусство, апеллирующее к творческой интуиции всех без исключения зрителей») и «религиозность» («мы зовем к мистическому постижению мира средствами изобразительного искусства»). В результате чего музейный истеблишмент объявил ему войну — если верить самому Гробману, то потому, что «он, как это ни покажется странным для многих, был антисионистским и враждебным еврейской традиции». Что ж, это удивленное сопротивление даже можно понять — если учесть, что левиафанцы во второй половине 20-го века основывали свое искусство на «примитиве» (Агада), «символе» (Каббала) и «букве» (Талмуд)…

История «Левиафана» случилась, сбылась, так что в войне Гробман скорее победил. Его история — история создания собственного движения с самостоятельным поиском источников вдохновения («на улице, конечно, никакой литературы не продавали, но у «чернокнижников» можно было купить что угодно, от работ Сведенборга до Талмуда…»), манифестами, борьбой — не только со стигматами страны советов или музейного истеблишмента, но в первую очередь с инерцией лишь только со скрипом и скрежетом зубовным меняющегося мира, инерцией, которая встретит любого творца в попытке обрести собственный путь.

Смерть

« ‹ из 25 › »