Научно-фантастический Белград

От переводчика. Эта статья посвящена тому, как два признанных комиксиста и режиссёра Энки Билал и Алекса Гайич изобразили Белград, столицу Сербии, в своём творчестве. Она состоит из двух частей и одного предисловия переводчика. Первая часть академически сухая и информативная. Вторая — юмористическая зарисовка, которая написана от лица бойкого гида, ведущего экскурсантов сквозь времена и эпохи. Выбирайте сами, с чего начать, или скачите так же смело, как мысль автора! Но предисловие переводчика прочитайте сразу. Вы уже тут. Не уйдёте!

В феврале 2023 года я переехал в Белград. Неожиданную опору на новом месте мне дало прошлое. До этого я почти ничего не знал про этот город. Но совпадения (назовите их «синхрониями», а я назову переплетением нитей жизни) меня сильно поддержали.

В 16 лет я случайно увидел фильм «Бессмертные: война миров» французского режиссёра югославского происхождения Энки Билала. Странный и малопонятный фильм сильно меня впечатлил. Год спустя я, опять же случайно, столкнулся с оригинальным комиксом, который и экранизировал Билал. Я был шокирован красотой рисунка, вдохновенностью и дерзостью истории.

Стоит упомянуть, что комиксы Билала обрушились на меня сразу после посещения масштабной выставки картин Клода Моне. В комиксе я увидел искусство той же оглушительной силы, как на стенах музея. На следующий день я вернулся в книжный магазин, в котором случилась встреча. И через день. Через полгода мне уже оформили там трудовую книжку. А события, связанные с тремя годами в книжном, отдаются эхом до сих пор.

Вторая «ниточка» — киберпанк-мультфильм Алексы Гайича «Эдит и Я», от которого мне, кажется, было не уйти в начале 2010-х. Он постоянно попадался в рекомендациях и интернет-публикациях. Чуть позже я осознал, что основой мультфильма стали комиксы того же Гайича, которые я тоже видел.

После переезда в Белград все эти ниточки сплелись. Мне посчастливилось лично познакомиться с Алексом, а с Билалом я смог сократить дистанцию до одного рукопожатия. Надеюсь, однажды я познакомлюсь и с ним.

Статья Срджана Тунича, равно, как и произведения Билала и Гайича, переносят читателя в удивительный мир Белграда воображаемого. До малейших деталей знакомого и в них же — иномирного. Это странное ощущение, кажется, испытал каждый эмигрант, что, как понятно из мемуаров, столетней давности, так и совсем новоиспечённый. Страна/пространство/территория вокруг знакома слишком во многом, и одновременно — совершенно другая. Поэтому перевод этой статьи так сильно захватил меня — и теперь я предлагаю её вашему вниманию.

Sergio Nero

Такие разные воображаемые реальности в произведениях Энки Билала и Алексы Гайича

В разгар гражданской войны в Югославии (1991–1995), сербский писатель-фантаст Миодраг Милованович опубликовал статью «Время как ключевая определяющая научно-фантастического жанра» (1993). Он заявил, что большинство местных научно-фантастических сюжетов оторваны от повседневности Балкан. По его мнению, чтобы читатели прониклись научно-фантастической новизной, произведениям необходим реалистичный исторический фон, а не предлагаемый эскапизм. Даже когда научная фантастика воображает будущее и расходится с настоящим, она всегда проистекает из конкретных мест и историологий (вот диаграмма изменения тенденций в НФ с течением времени).

Например, какая тема могла бы стать более предпочтительной у фантастов, когда в 1950-х над миром нависала угроза ядерной войны? В начале 1970-х, с ростом экологической осведомлённости, знание о том, что мир скорее всего сгинет в пучине биологической катастрофы, стало общим. Такое положение связано не только с частотой упоминания конкретных тем в конкретное время. Оно соотносится с образом мышления, который был совершенно иным в начале XX века, в 1940-е, 1960-е годы или сегодня. Мир сегодня не тот же, каким он был пять или десять лет тому назад, и это чётко отражает НФ-литература.

Здесь в дело вступает Белград (и Балканы в целом).

Белград как столица всех версий союза южных славян в ХХ веке выступает в роли особенного места как для представлений о формах государственности, так и в качестве поля битвы для разнообразных представлений о будущем. Этот текст рассматривает образы и интерпретации будущего на примере двух современных авторов комиксов, работающих в жанре научной фантастики — Энки Билала  и Алекса Гайича. Билал уже долгое время живёт во Франции [с девяти лет — прим.переводчика], но у него югославское происхождение. Гайич живёт в Сербии. Оба изобразили Белград в своих комиксах и фильмах и работают преимущественно для французского рынка. В этой статье речь пойдёт о фильме Билала «Бункер „Палас-отель“» (1989) и тетралогии комиксов «Спящий зверь» (1998–2007). [«Спящий зверь» это возможный перевод оригинального названия «Le Sommeil du monstre», содержащего очевидную аллюзию на известную пословицу «Сон разума рождает чудовищ», так что лучше было бы перевести «Сон чудовищ» — прим.переводчика.] И о комиксах Алексы Гайича «Технотайз» (2001) и их авторской экранизации «Эдит и Я» (2009).

[Если захотите узнать подробнее про фильм «Эдит и Я»,  прочитайте статью-интервью «„Эдит и я”: летающие небоскрёбы и киберпироги в Белграде-2074», которую я опубликовал в прошлом году — прим.переводчика.]

Значимость Белграда как места действия признал сам Гайич. В интервью Деборе Хусич от 2011 года он назвал использование сербского языка в фильме «Эдит и Я» инновацией (Дарко Сувин назвал бы это novum). Он заметил, что «обычно действие разворачивается в Токио, Париже, Берлине или Нью-Йорке». И добавил, что не хочет идти на компромиссы ради рынка:

Обычно авторы чувствуют, что должны льстить публике, чтобы их приняли. Это значит, что они выдают шаблоны, которые „ожидает“ публика. В общем-то, большинство фильмов, которые мы смотрим сегодня, сделаны с оглядкой на эти паттерны. В «Технотайз» мне очень хотелось избежать этого. Я хотел, чтобы Белград был таким, каков он есть: пусть персонажи говорят  по-сербски, шутят и общаются между собой как местные, чтобы посреди НФ-сюжета показать город естественно (курсив автора).

 

Почему НЛО нет в Лайковаце?

Зоран Живкович, один из пионеров югославской научной фантастики, творивший во второй половине XX века, известен фразой «Летающие тарелки не приземляются в Лайковаце». Т.е. инопланетяне не прилетят в  типичную сербскую деревню. В фантастическом сообществе она стала известна как «Закон Зорана». Метафора указывает, что НЛО в местном контексте были редкостью (или вообще не существовали). Они ассоциировались с западной географией и популярной культурой (можете ознакомиться с путеводителем Миловановича по НФ). К сожалению, тут мы не учитываем вклад бывшего СССР, России или других незападных стран. А ещё огромную роль в подобной географической (или геополитической) дискуссии сегодня играет мир манги и аниме (зародившийся в Японии, но распространившийся и в других частях Азии).

То, что НФ-произведения бывшей Югославии и Сербии не призмелялись на местную почву и историю — как и то, что НЛО не приземлялись в Лайковаце — указывает на их эскапистский характер. Однако «закон Зорана» дал трещину в конце 1980-х — начале 1990-х годов, вместе с распадом Югославской СФР. Об этом замечают в своих статьях Иван Джорджевич («Летающие тарелки ещё приземлятся в Лайковаце») и Александар Б. Неделькович («Американская научно-фантастическая литература и сербский научно-фантастический фильм: Когда миры даже не сталкиваются»).

«НЛО в Лайковаце» подчеркивает два аспекта НФ, которые я считаю важными для данного анализа. Во-первых, у повествования в научной фантастике есть внутренняя структура и логика. Во-вторых, существует динамичная и продуктивная связь между повествованием и его автором и, возможно, между повествованием и его историческим и географическим происхождением. Иными словами, изображаемый мир и контекст (реальность), от которого он отталкивается или на который реагирует, связаны друг с другом.

Эта мысль тесно связана с моим предыдущим эссе «Научная фантастика между утопией и критикой», в котором показано, как авторы используют различные перспективы и литературные традиции — утопию, антиутопию, альтернативную историю — чтобы представить себе иное общество и показать (критически) отражение имеющегося. С учётом этих концепций мы и рассмотрим творчество двух художников.

 

Антиутопии Энки Билала

Для творчества Энки Билала характерны мрачные темы и настроение, которые можно определить как антиутопические. Он часто затрагивает такие проблемы, как тоталитарные режимы (теократия и фашизм), колониализм, коррупция, кризис идентичности, шизофрения и отчаяние, но часто в ироническом ключе. Большой источник (на сербском языке) о творчестве Билала — специальный выпуск журнала «Градац» под редакцией Мирослава Марича. Ссылки на критические оценки и цитаты из интервью с Билалом, приведенные ниже, взяты из этого специального выпуска, если не указано иное.

«Бункер „Палас-отель“» (1989) — первый полнометражный фильм, снятый Билалом с его давним соавтором Пьером Кристеном. Действие фильма разворачивается в Белграде в альтернативной реальности или в безвременье, в ухронии (альтернативной истории). Роли исполнили французские и югославские актёры, однако фильм ориентирован только на французский рынок. Некоторые комментаторы назвали фильм критикой социалистического режима Югославии (Билал это отрицает), а также предвестием распада Восточного блока в Европе. Изначально Билал хотел, чтобы действие фильма происходило в СССР. Белград был запасным вариантом.

В интервью 1988 года он пояснил свой выбор: «Если вы настаиваете, в фильме идёт речь о [политической] системе, которая больше всего напоминает фашизм. Я хотел, чтобы фильм, в котором не видно, о каком времени или месте идёт речь, был снят в несколько восточной, необычной для французских зрителей обстановке. Чтобы было немного экзотики. И я очень рад снимать здесь, потому что югославские актёры производят нужное впечатление».

В это «экзотическое» впечатление он включает вымышленный славянский язык, на котором говорят герои-повстанцы. Имена персонажей разнятся от западных (Хольм, Клара) к славянским (Николай, Зарка). При этом в повествовании нет явного именования повстанцев, государства, города, языков, идеологий, национальностей или времени. Фильм следует НФ-тенденции ухронии. Он насыщен элементами антиутопии и исследует вопрос «Что, если бы нацисты победили во Второй мировой войне?». Такой вопрос звучит со времён «Человека в высоком замке» Филипа К. Дика. Если принять эту мысль, которая использует образ (тогдашней) социалистической Югославии как зеркало или референтное общество, вопрос становится более сложным и проблемным.

Нам нужно понять альтернативно-исторический сеттинг «Бункера „Палас-отель“». Там в основном избегают отсылок к современному обществу — автомобили, технологии, архитектура, одежда. Всё ретро, или ретрофутуристично, впрочем, для некоторых поджанров фантастики это привычная обстановка. В фильме мы видим примечательные здания, построенные в десятилетия до Второй Мировой: в стиле модернизма, ар-нуво или эклектики. Это Французское посольство, улица Светозара Радича, железнодорожная система в Савамале, здание БИГЗ и Геозавод. Кроме того, в фильме показаны анахроничные технологические изобретения, которые относятся к более позднему периоду. Одно из них — человекоподобные андроиды. Исследователь Елена Смилянич называет такое видение «(…) ониристическим (сновидческим) постсоциалистическим Белградом, перемешанным с симулякрами (sic!) Бодрийяра (…), создающими симулятивную гиперреальность». (Ониризм — сюрреалистическое литературное движение в Румынии в 1960-е годы. А в психиатрии — состояние, при котором зрительные галлюцинации возникают в состоянии полного бодрствования.) Всё вместе создает ретрофутуристическую и сюрреалистическую обстановку «Бункера „Палас-отель“».

Разные видения присутствуют и в «Le Sommeil du monstre», также известной как тетралогия «Сон чудовищ» — серии комиксов, которую Билал создал в 1998–2007 годах.

Её действие разворачивается в 2026 году. Недалёкое будущее насыщено передовыми технологиями, но глобальная обстановка — антиутопическая. Повествование раскрывается в двух переплетённых сюжетах. Три героя — Найк Хацфельд, Лейла Миркович-Зохари и Амир Фазлагич, осиротевшие во время гражданской войны в Югославии, — пытаются воссоединиться. Второй слой повествования — воспоминания Найка о детстве, которые сопровождают нас от его рождения в 1993 году посреди осады Сараева. Позиция Билала меняется от позиции инсайдера к более широкой космополитической глобальной перспективе. Но я буду рассматривать в первую очередь то, как он изображает Балканы.

Белград и Сараево — две антиутопические локации. Они представлены в «Сне чудовищ», как и в «Бункере „Палас-отель“», в ретрофутуристичном миксе. Старое и новое соединяются беспорядочно. Все города переживают сильный упадок. «Мир нарративного апокалипсиса» — так описал их комиксист Зоран Пеньевски в интервью с Билалом.  В том же интервью Билал заявил, что Белград мало изменился с той поры, как он переехал в Париж в 1960 году. Когда в другом интервью его спросили, почему он избегает изображать современность (войну в Хорватии и Боснии и Герцеговине или бомбардировки Белграда силами НАТО), он ответил:

«Странно, но когда я изображаю жестокую сцену, мне некомфортно помещать её в настоящее. Когда же я переношу себя на 20–30 лет [в будущее], то наслаждаюсь творческим процессом (…) Я посещаю будущее, чтобы вернуться в прошлое и настоящее». (Курсив автора).

Тетралогия развивает нарратив о болезненном прошлом и не слишком оптимистичном будущем во времена, когда распад СФРЮ ещё свеж. После выхода «Сна чудовищ» в 1998 году Билал сказал, что его интерес к Югославии вызвали жестокие события войны и насилие, которые породили «чудовище воспоминаний». Здесь можно применить концепцию рефлексивной ностальгии, предложенную Светланой Бойм — ностальгии, которая не стремится реконструировать прошлое, а наоборот скептически или критически относится к нему, поскольку возврат к воображаемому лучшему прошлому невозможен. В случае Билала это был творческий способ избавиться от тревог, вызванных войной.

В тетралогии «Сон чудовищ» преобладает антиутопический настрой: будущее несёт продолжение конфликтов, но есть и проблески утопии. В них Билал взращивает мощный образ сегрегации людей по религиозному признаку (и национализму). Согласно эссе Орели Юз и Ирен Лангле, отказ от национальной или религиозной классификации главных героев (рассказчиков) указывает не только на состояние неопределенности идентичности после распада единого государства, но и на критику сегрегации самим Билалом. Если принять аргумент, что такое разделение способствовало насильственному распаду мультикультурного общества и пространства СФРЮ, то Билал переносит подобные разделения в общество будущего. Например, в Париж («только для католиков», «только для салафитов» в комиксе), чтобы выразить беспокойство и предупредить о возможном повторении истории. Поэтому вопрос «Ты серб, хорват или мусульманин?», заданный в комиксе неоднократно, остаётся без ответа.

Утопии Алекса Гайича

В отличие от Билала, работы Гайича полны юмористических и светлых тонов. Они — визитная карточка его комиксов и анимации. В основном он работает в эпическом жанре, фэнтези, киберпанка и НФ, или  в том, что он называет «оптимистической футуристикой» (optimistična futuristika). О таких аспектах его творчества рассказывают Павле Зелич  и Аница Туцакова.

«Технотайз» — дипломный проект Гайича, сценарий для которого написал Дарко Гркинич, который послужил отправной точкой для фильма «Эдит и Я» (на сербском: «Technotise: Edit i Ja»). Он известен как первый сербский полнометражный анимационный фильм. В обеих работах преобладает утопическое видение, которое показывает общество произведений с точки зрения инсайдера.

Комикс «Технотайз» (создан в 1998 году, опубликован в 2001) уделяет внимание двум временным периодам, каждый из которых оторван от современности. Короткий эпизод в самом начале происходит в 1739 году. А основное действие комикса — в 2074 году.

Комикс повествует о приключениях группы подростков во главе с Эдит в Белграде. Действие происходит в основном на Большом военном острове [это настоящий топоним, причем исторически обоснованный: на этом острове высадились турки, атаковавшие оттуда город — прим.переводчика], природном заповеднике между реками Савой и Дунаем, которые окружили город с двух сторон, и в Земуне, бывшем австро-венгерском городе, а ныне районе Белграда, где живёт Гайич. Подростки ведут гедонистическую жизнь среднего класса, в сердце которой секс, наркотики, гонки на ховербордах и прогулки. Их имена — комбинация из иностранных (Эдит, Брони, Херб, Ву) и местных (Саня, Боян); их внешность и привычки выглядят типичными для (западных) подростков, но они контекстуализированы через сербский язык, происхождение и отсылки.

Фильм «Эдит и Я» (2009) сохранил основных персонажей и полу-утопический образ Белграда, добавив к нему ретро-футуризм. За основу брались реальные места и дополнялись футуристическими деталями. В интервью для портала B92 Гайич пояснил:

Белград 2074 — это город, в котором будущее наступило без градостроительного плана. Да, автобусы парят над улицами, но и приходят с опозданиями. И не будем забывать про „пробки”. Фасады футуристические, но в то же время обветшалые. Места изменились, но все ещё узнаваемы, так что вы не перепутаете нашу столицу с другим городом. Я постарался придать НФ-фильму толику правдоподобия, потому что считаю, что так зритель поверит в историю (…) Поэтому главный герой — обычная девушка с обычными проблемами, которые может понять каждый. В то же время я не отказался от своих желаний — снял фильм, который хотел бы посмотреть сам.

Вспоминая различные позиции «взгляда», которые я разрабатывал в предыдущем эссе, можно сказать, что техника построения мира в фильме —  пример того, как настоящее проецируется в будущее. Обветшалость мира указывает, что социальные проблемы в фильме изображаются, но сознательно переносятся на другой план. Несмотря на юмор картины, она напоминает зрителям о нерешённых проблемах сербского и белградского общества 2009 года: Рома соревнуются с роботами за сбор мусора. Роботы попрошайничают на новые видеокарты. «Вечные студенты» используют «жучки» для сдачи экзаменов. Молодые люди живут с родителями. Телесериалы; старые автобусы и полицейские машины модели «Застава 101». Сельский дедушка кричит, что детям нужно вернуться в деревню. И так далее.

Гайич подмечает актуальные отсылки в интервью Соне Чирич и Иване Матиевич. Проблемы настоящего проецируются в будущее — фильм превращает их в наследие, которое отягощает будущее, и показывает, что будущее автоматически не освобождается от проблем настоящего. Оптимистический тон, который всё же преобладает в фильме, продолжает тенденцию художественных фильмов Новой Белградской школы о сербском обществе после 2000 года. В них авторы ухватились за «(…) возможность нового старта, создавая виртуальный город из культурных и жанровых идиом», — как показывает Невена Дакович в работе «Воображая Белград: культурная/кинематографическая идентичность города на европейских границах».

Изменения Белграда, вызванные социальными потрясениями 1990-х годов и ощущением нового старта в 2000-х, больше всего заметны в кино. Дакович утверждает, что кинематографический пейзаж города тесно связан с пространством, временем и вопросами (межкультурной) идентичности:

Кинематографический пейзаж города — это многосоставное отображение идентичности. Для Белграда он представляет собой богатую череду конфликтов и превращений, от экзотического ориентализма до виртуального космополитизма, с тугим клубком из Восточно-сельских-Балкан и Западно-городской-Европы. Белград постоянно колеблется между этими полюсами идентичности, выплёскиваясь через край, плутая во времени и пространстве.

В контексте Югославии после Второй мировой, а затем Сербии, пейзаж города поменялся от социалистической идиллии через гетто 1990-х годов к «чистому локусу возможного» — космополитической идентичности после демократических выборов в 2000-х. Таким образом, раз авторская проекция глубоко укоренена в локальном контексте, значит НФ-образы Белграда могут обеспечить понимание современного состояния [места] и его идентичностей. Но в то же время могут служить для читателя (и зрителя) средством для временного бегства от самого себя и окружающего общества.

Одним из главных замечаний в адрес «Технотайз» в Сербии было то, что фильм подходил к научной фантастике с юмористической позиции, что отличалось от большинства НФ-произведений. Критиковалось использование молодёжного сленга и отсылок к современному сербскому обществу. По словам автора, такое положение было как его личным выбором, так и отходом от общепринятых шаблонов жанра. Особенно в научной фантастике, действие которой в основном происходит в высокотехнологических обществах Запада или Японии. Сербский кинокритик Димитрие Войнов подметил, что Гайич отошёл от мейнстрима сербского кинематографа, который «столь нагружен прошлым, что будущему редко удается попасть на экран. Но когда это произошло, оно стало ироничным отражением настоящего или прошлого».

Готовясь к сиквелу , фильму «Пророк 1.0», Гайич сказал, что хочет представить «будущее по-сербски, а не по-американски или по-японски». Поясняя, что именно в «Эдит и Я» является «сербским», он выделил соавторов, финансирование, язык и темы. К этому списку я бы добавил локации. Любопытно, что эта, казалось бы, патриотическая декларация не нагружена традиционалистскими или националистическими смыслами. Такое сочетание интернационального и национального (или местного) взглядов связано с родством между НФ и  «эскапистским» и критическим знанием, о котором я говорил в статье «Научная фантастика между утопией и критикой».

Идентичность (будущего) города — идентичность его конструкто(ро)в

В работах Билала и Гайича присутствуют два измерения научной фантастики — эскапистское и критическое. Около двух десятилетий прошло между НЛО, которые не приземлились в Лайковаце, и появлением фантастических произведений, погружённых в сербский контекст. Важно попытаться понять, зачем Билал и Гайич, поместили свои сюжеты в контекст места, с которым они физически и(или) эмоционально связаны. В обоих случаях это был личный выбор. Это породило работы, которые отличаются от того, что оба художника делают для (в основном) французского рынка.

Билал сделал себе имя в 1970-х и 1980-х годах, что позволило ему с большей легкостью обратиться к современным, политически ангажированным и личным темам. Но работы Гайича для французского рынка отличаются от «Технотайза», который отходит от популярных тропов и вступает с ними в конфликт. Это заставило его приостановить свою работу на зарубеж на время съёмок. Столкнувшись с многочисленными трудностями во время работы над фильмом, он заявлял: «Если фильм не удастся, раскаявшийся сын вернётся во Францию. В конце концов, мечи, магия, резня и всё остальное… это не так уж и плохо!» и «Если бы я хотел денег, я бы, наверное, снял фильм о зверушках и волшебниках».

Готов поспорить, что Билал и Гайич в своих произведениях нашли способ противостоять официальной националистической риторике, которая заметна в сербской политике. Они не скрывают свою национальную идентичность в произведениях о Белграде и Балканах, которые создали со страстью и без оглядки на рынок.

Возникает вопрос, чьими глазами мы смотрим. Что отличает людей друг от друга? Контекстуализация историй происходит через конкретных персонажей, имена, обстановку, города, историю и отсылки, но в то же время избегает демонстративных национальных образов, таких как флаги и национальные символы, религия персонажей и так далее. В случае Билала, как уже упоминалось, персонажи отказываются отождествлять себя с причинами войны в знак протеста. А Гайич считает политику в сербском обществе чрезмерной и предпочитает находить способы создавать произведения искусства, которые развлекают и заставляют людей смеяться. Он считает это более благородным и почётным делом, чем быть серьёзным и испуганным.

Может ли такой эскапизм содержать в себе балканизм, как его определяет Мария Тодорова? В научных кругах это понятие определяется как дискурс, в котором Балканы были (а иногда и остаются) сконструированы как «Другая» Европа, отрицательный стереотип, перевёрнутое зеркало. В своей книге «Воображая Балканы» Тодорова утверждает, что балканцы, которые производят балканские образы, очень осознанно относятся к навязанному дискурсу:

Западные наблюдатели, конструируя и воспроизводя дискурс Балкан, мало осведомлены о мыслях и чувствах местных, и ещё меньше заинтересованы в их исследовании. Балканцы же конструируют самые разные образы себя и с самого начала вовлечены в сложные и творческие динамические отношения с этим дискурсом (…).

Другая исследовательница, Мария Паласиос Круз, утверждает, что образ «Балкан как они выглядят для местных» в кино, похоже, вводится скорее чтобы понравиться на западе, чем чтобы развеять иностранные заблуждения, подкрепляя стереотипы и ложные суждения. Эскапизм Гайича в футуристическом «Технотайзе» не избавляет научно-фантастический Белград от реальности , не избавляет его от чувства космополитизма, но в конце концов даёт надежду. Билал создал несколько экзотическую обстановку Белграда в «Бункере „Палас-отель“», в то время как в «Сне чудовища» очевидно, что главные герои сопротивляются националистическим нарративам и прокладывают свой собственный неуверенный путь, избегая стереотипных медиадискурсов.

По словам самого Билала: «Я не отвергаю корни. Я говорю, что опасно слишком долго вглядываться в самого себя, в своё прошлое, воспоминания, память, нацию, религию, территорию. Это опасно, но я считаю это необходимым. Очень важно сохранить то, что разглядел, и двигаться, пусть, и вместе со своими корнями».

 

Выводы: научная фантастика космополитична?

Дакович характеризует сербских режиссёров нового тысячелетия, как использующих эскапизм, космополитизм и постмодернизм. Кинематографический пейзаж Белграда строится на «„глокальной“ (Прим. — global + local) идентичности, [которая] состоит из местных элементов, но имеет глобальную привлекательность; темы местные, но отражают общепонятные; события начинаются здесь, но неизбежно имеют глобальные последствия», — цитируя определение Пола Вирилио. Или, как говорится в сербской рекламе пива: «глобальное, но наше».

Бинарность (локальный/глобальный, национальный/интернациональный, патриот/космополит) тянет за собой набор контекстуализированных включений и исключений. Связь с местом может рассматриваться как национализм или даже ксенофобия или как сопротивление процессам глобализации. А может просто как верность политике локальности, описанной Донной Харауэй в её теории ситуационного знания. Таким образом идентификация с городом может быть даже средством сопротивления национальной идентичности (подробнее об этом смотрите в исследовании Иваны Спасич).

На другой стороне воображаемого полюса находится космополитизм, основанный на открытости и универсализме. Что на Балканах критикуется как элитарная позиция, которая ассоциируетсяс прозападными и проевропейскими политическими идеологиями.

После социалистической (или титовской) Югославии, когда сербская научная фантастика обращалась к миру, в середине 1980-х годов наступила фаза (ре)традиционализма, которая заземлилась в почве националистических политических проектов и соответствующего имаджинариума. Такому повороту жанра сопутствовали элементы, более характерные для фэнтези.

Антрополог Иван Джорджевич в работе «Антропология научной фантастики: „Традиция“ в жанровой литературе» пишет, что такие произведения, локальные по сути, стратегически подбирают элементы и создают образ того, как видит себя культура в конкретное время (эту точку зрения можно сравнить со статьёй Эндрю Липтака о национализме в милитаристской научной фантастике). Джорджевич отмечает, что такие произведения вводят решительное различие между «Нами» и «Ими» (Европой, Западом или миром в целом), опираясь на традиционалисткий нарратив. Так НФ-образы несут страх потерять «корни» или допустить культурную ассимиляцию (в случае космополитичного будущего) с универсальными (скорее всего, западными) тенденциями. Такой взгляд на роль научной фантастики созвучен антиглобализационному дискурсу.

Научно-фантастический Белград противоречив: он собран из напряжений и противоположностей. Как и в целом в научной фантастике, в нём содержатся универсальные утверждения о будущем (и нашем глобальном настоящем), но в то же время повествование вписано в местную историю, социальные проблемы и географию. На геополитическом уровне он восприимчив как к балканизму (принятию Балкан как «Другого» в Европе), так и к европеизму или западничеству (построению универсалистских глобальных воображаемых образов). Однако он является пространством для личных повествований и альтернативных видений, предлагающих истории, обеспеченные местным опытом, которые обогащают поле научной фантастики. Истории предлагают утопические и антиутопические ситуации, эскапизм и социальную критику.

Как пишет Невена Дакович: «межкультурная идентичность и образ Белграда — результат слияния балканизма и европеизма, локальных и глобальных аспектов в городе, который многослоен и многогранен». Какая идентичность города будет использована, в какой обстановке и в какое время (антиутопическое или утопическое), во многом зависит от необходимости сбежать или сконструировать альтернативу настоящему моменту.

 

Дополнительная информация

Дополнительная информация о научной фантастике в Сербии (и Югославии) доступна онлайн.

• База данных проекта «Растко» по современной сербской и южнославянской фантастической литературе (на сербском языке).
• Монография Ивана Джорджевича «Антропология научной фантастики: „ Традиция“ в жанровой литературе» (на сербском языке).
• Статьи Миодрага Миловановича «Краткий путеводитель — Science fiction» и «Сербская научная фантастика» (на сербском языке).
• Тексты о научной фантастике Зорана Живковича (на сербском и английском языках).

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

Здание Белградского кооператива — зеркало воображений города

Привет! (Машет рукой) Вы здесь для… ПРИВЕ-Е-ЕТ! Ребятки, вы здесь ради путешествий во времени?! Рад, что нашёл вас так быстро. Сегодня людновато, так что не отставайте от меня. Будете только вы или ожидаем кого-то ещё? Нет? Окей, хорошо, тогда у нас немного больше свободного места, идёмте. Dobar dan, добро пожаловать на «Знакомство с Белградом сквозь время», самый популярный тур по путешествиям во времени, который можно найти в Сербии! В качестве промо, предлагаем отправиться в любую точку города и посмотреть, как она менялась с течением времени. Забронировав одну из наших полных программ, вы сможете выбирать из нескольких увлекательных туров, которые перенесут вас вплоть до римских времён! Передайте мне, пожалуйста, ваучеры, присаживайтесь и наденьте защитные колокольчики. Вы уже немного выучили сербский язык? Ах, да, конечно, rakija! Экскурсия продлится два часа, я отведу вас в удивительное здание, которое находится в районе Савамала. Бывали там? О, там необходимо побывать! Пойдёмте!

Остановка 1: 1907

Одна из жемчужин города! Посмотрите на её красоту — убранство, монументальность, как она страстно вписывается в окружение и очаровывает всех. Давайте, заглянем внутрь… Обычно мы зовём это здание Геозаводом, на самом деле его построили для Белградского кооперативного банка наши выдающиеся архитекторы Андра Стеванович и Никола Несторович. Вы могли видеть в этом районе и другие их работы.

Это одно из лучших произведений архитектуры того периода, сочетающее в себе академический стиль, Ар-нуво, ренессанс и барокко. А ещё здесь впервые в Сербии применили железобетон! Аккуратненько, чуток посторонитесь, izvinite… Видали рабочих? Район был заполнен новыми зданиями, прудами и пляжами, он служил порталом, через который в Белград прибывали товары и люди. Увы, после Второй мировой войны Кооперативного банка больше не было. Здание меняло арендаторов и архитектурные детали. К счастью, его ни разу не разбомбили! Кстати, о бомбах… проследуем дальше.

Остановка 2: 1989

Čoveče, разве теперь его узнать!? Что произошло? Здание немного обветшало, да и весь район Савамала стал местом былой славы. Теперь здесь шумно, шныряют тёмные личности; Савамала почти позабыта. Тусоваться здесь не круто. На самом деле, перед нами декорация из сюрреалистического фильма французского художника, родившегося в Белграде. Слыхали про такого? Дам подсказку, он рисовал комиксы… «Никополь»? «Бессмертные»? (бип-бип) Что это?! А, ладно, неважно…

Действие фильма «Бункер „Палас-отель”» происходит в альтернативной реальности, в самом конце югославского социализма, столицей которого был Белград. В фильме это не отель, а бункер для членов правящей верхушки, скрывающихся от загадочной угрозы… Больше рассказывать не буду, смотрите фильм! Если интересуетесь историей кино, обратите внимание на экскурсии при Кинотеке!

Остановка 3: 2012

Гляньте-ка на старушку! Изможденная, но ещё гордо стоит! Ностальгическая жемчужина, напоминание о былых временах, но не столь отдалённых, чтобы вообще никто о них не вспомнил. С 1990-х здание использовали для рейв- и техно-вечеринок. Представьте себе: мрамор и электронная музыка, витражи и стробоскоп.

Где-то с конца 2000-х сюда стали переезжать художники, вновь сделавшие район заметным и интересным для белградцев. Слышите музыку? Фестиваль прямо за углом! Гляньте-ка на всю эту молодёжь! Кажется, райончик возвращается к жизни?! Помню времена, когда сам был молод… К счастью, сейчас мы живём достаточно долго, чтобы ворчать про то, как были молоды. Мы тогда были немного напуганы, боялись призрака джентрификации, армии жёлтых машин, утюжащих всё то, что мы с таким трудом взрастили… Не будем вмешиваться… Мы обязаны следовать законам путешествий во времени — остаться незамеченными и ничего не изменять.

 

Остановка 4: 2016

После стольких лет пренебрежения! Наконец! Проснись и пой! В 2014 году здание капитально реконструировали для проекта Belgrade Waterfront. Ну, что вам больше по нраву: шарм забытья или новая жизнь?

За прошедшие годы район кардинально изменился: некоторые улицы исчезли, одни здания снесли, а другие, как Белградский кооператив, получили шанс и инвестиции. Небоскрёбы позади здания закрывают вид на реку, и многие жители сочли это спорным: кто здесь будет жить, если джентрификация сделала район таким дорогим для местных жителей? Мы… кто-кто? Охранник? Ой, не обращайте внимание на парня на углу, там всегда крутятся зеваки… но нам всё равно лучше пройти чуток дальше.

(Бип-бип) Что это за звук опять?

Sranje! Гляньте-ка на всех этих людей!.. Ха-х, извините, не заметил… Кажется, я завёл нас в гущу протеста против Belgrade Waterfront! Это сторонники инициативы — Ne davimo Beograd, «Не души Белград». Так-с, на этом пригорочке мы в безопасности. То был ненасильственный протест. Некоторые сведения о нём, вы найдёте в раздаточных материалах. А вон та большая жёлтая утка — их символ! «Утка» по-сербски так же означает «шутку» или «разводку». Давайте, отойдем, я слышу приближающиеся вертолёты, а мне нужно место для манёвров, чтобы вести вас дальше.

Остановка 5: 2074

Что ж… Наконец, мы в безопасности. Берегись! Трамвай!

Видите ли, мы очутились в мультфильме. Другой художник, автор комиксов Алекса Гайич, представил Белград одновременно старым и новым, со старомодными социалистическими трамваями, архитектурой начала XX века и футуристическими штуками. Поезда парят в воздухе. У Белградского кооператива купол виртуальной реальности. А сам Белград выглядит… что думаете? Знакомым? Ностальгическим? Красивее, чем есть на самом деле? Гайич снял фильм в 2009 году: интересно взглянуть, как люди раньше представляли наше время.

(Бип-бип-бип) Ладно! Вот и промо-туру конец…

Был бы рад побыть с вами дольше, но для этого, пожалуйста, ознакомьтесь с нашими полными программами. Мы сможем путешествовать целый день: ещё столько всего можно рассказать про город! Если у вас найдутся полминутки, поставьте мне оценку, как гиду… Спасибо! И вам, и вам спасибо! Vidimo se neki drugi put!

Благодарности

Я благодарю профессора Невену Дакович из Университета искусств в Белграде за помощь в написании статьи, Шарлотту Э. Уилан за корректуру и Рут Эллиот Бломквист за превосходную редактуру.

Срджан Тунич — историк искусств, куратор-фрилансер и менеджер в сфере культуры, поклонник научной фантастики из Сербии. Контакт: srdjan.tunic@gmail.com

Автор: Срджан Тунич
Оригинал: https://unevenearth.org/2018/06/science-fiction-belgrade/
Перевод и вступление: Сергей Корнеев (Sergio Nero), текст опубликован с любезного разрешения автора