«23 разреза для Уильяма Берроуза»: третья и четвертая главы

От Редакции. Если речь заходит о сексуальной и психоделической революциях, то Берроуз — фигура, которая одной из первых приходит на ум. Однако его [весьма оригинальные] позиции по многим связанным с ними вопросам весьма далеки от сложившейся условно «контркультурного» консенсуса. «Воюйте, а не любите», — фраза Уильяма, которую Рафал Ксенжик выбрал для заглавия третьей главы «23 разрезов для Уильяма Берроуза» (Księżyk, 23 cięcia dla Williama S. Burroughsa), которую мы продолжаем переводить. В основном глава посвящена позиции Берроуза по возможности революции против сложившегося порядка вещей (отнюдь не только в одной Америке), невозможной при сложившихся социальном и экономическом порядках. Она касается представлений Билла о перенаселении, его скептицизма к повальному увлечению духовностью Востока, психоделическим экспериментам Лири, ну и битловскому Make love not war, конечно. Для любого истеблишмента и иерархического общества самым подрывным действием Инспектор Ли видел выход индивида из сферы их влияния, внутреннюю мутацию — и потому советовал обращаться к внутренней работе, технологии и коммуникациям.

Ну а как понять внутреннюю работу Берроуза, не учитывая его опыта опиатной зависимости? Ко всем своим взглядам он пришел сквозь одуряющую систему наркотического голода, которая уронила его на социальное дно и сулила убить, но одновременно и стала суровым учителем. А Билл был хорошим учеником: холодным, отстраненным, внимательно наблюдающим за тем, как опиаты меняют реальность посредством химического вмешательства на клеточном уровне: разрушают и усмиряют время, эмоции, желания и язык. Берроузу, по его собственному свидетельству, пришлось пасть куда-то до состояния минерала, но из этой бездны он и вернулся со специфической мудростью. Возможно ли до конца усвоить ее, не падая туда же — вопрос открытый.

fr.Chmn

Воюйте, а не любите

Однажды у Берроуза спросили, возможен ли рай на земле. «Избавьтесь от половины населения, –– последовал ответ. — Слишком много людей! Отсюда все проблемы цивилизации». Берроуз рассматривал перенаселение как одно из катастрофических последствий индустриальной эпохи, работающее на руку производителям потребительских товаров и оружия. Перенаселение и экономические потребности — фундамент репрессий и контроля. Именно нужда заставила людей стать частью системы, но взамен не предложила им ни физического, ни духовного удовлетворения. Едва лишь выживание, да и то не факт — ведь мы живем в цивилизации, которая сама себя разрушает.

В 1960-70-х годах Берроуза часто спрашивали о революции. Что и не удивительно, если вспомнить пламенные лозунги и дальновидные указания из «Трилогии Сверхновой» и воинственного сборника «Интервью», где он вовсю драл горло: «Должно быть больше беспорядков и больше насилия! Молодых людей на Западе обманывают, предают и продают». Доморощенным повстанцам он рекомендовал биологическое и химическое оружие, всё, что можно произвести в подвале. «Всё необходимое можно найти на помойке», — подсказывает он потенциальным создателям инфразвуковых генераторов, излучающих «частоты, убивающие всё живое в радиусе пяти миль». Однако следует добавить, что Билл критиковал и левых террористов того времени, считая, что их действия приняли фашистский характер.

По мнению Берроуза на возможность современной революции влияло и перенаселение. Поэтому в своё время в интервью для прессы Билл подошел к вопросу о ней с холодным скептицизмом.

Партизанскую тактику в духе Че Гевары Берроуз считал пережитком девятнадцатого века. Он указывал на наивность контркультуры Эбби Хоффмана и Тимоти Лири. С трезвостью замечал, что если все бунтовщики-хиппи покинут общество, возникнет нехватка продовольствия. Коммуны не смогут прокормить Америку. Вообще Берроуз считал альтернативные общества экономически невозможными. И также подчеркивал, что сложное гражданское общество функционирует, полагаясь на контроль.

Билл докопался до самого фундамента, заявив, что большие города невозможны без «невидимой бюрократии», распределяющей воду, еду и энергию. В «Городах Красной Ночи» он пишет: «Поскольку жизнь жителей города зависит от поставок еды, электричества, воды, от работы транспорта, безопасности и социальных служб, здесь больше нет места свободе от правительственной тирании. Ваше право жить там, где вы хотите, в той компании, которую вы выбираете, в соответствии с законом, который вы принимаете, умерло в 18 веке вместе с капитаном Миссоном. Изменить это могут только чудо или катастрофа». Своим творчеством Берроуз призывал и то, и другое.

Он ценил контркультуру 1950-х и 1960-х годов за возбуждение культурной революции, важнейшим проявлением которой для него стала революция сексуальная. Берроуз утверждал, что прославление абсолютного удовольствия означало бы конец системы. Сексуальное удовлетворение избавит от необходимости покупать новые автомобили. Он высмеивал психоделическую революцию: «Люди Запада настолько духовно отсталы, что переоценивают важность ЛСД». Несмотря на настойчивые попытки Лири завербовать его для продвижения психоделиков, Билл отвергал его веру в то, что наркотики могут привести к социальным переменам.

Он также скептически относился к мистическим увлечением Востоком и приводил простой аргумент: на Востоке не смогли справиться с перенаселением.

Излишне говорить, что он ненавидел лозунг «любовь и мир». Хотя «Битлз» поместили Берроуза на обложку «Оркестра клуба одиноких сердец сержанта Пеппера», он заявлял: «Содержание большинства текстов поп-музыки смысла не несет». И в качестве примера приводил гимн «Власть народу» Джона Леннона. Он обвинял движение «силы цветов» в раздувание неэффективный западной концепции любви. «Тут не «любовь» нужна, — говорил он. — Есть только одна игра, и эта игра — война». Полагая, что восстание должно уйти в подполье, он не воспринимал хиппи всерьез, утверждая, что они слишком бросаются в глаза. Его ирония коренилась в понимании того, как молодежный бунт быстро становится инертным образом жизни.

«Революция произойдет из игнорирования существования иных», — предсказал Берроуз в знаменитой беседе с Дэвидом Боуи. Боуи ответил, перечисляя пророков нового рока: Лу Рида, Игги Попа, New York Dolls, Элиса Купера. Стенограмма этой встречи, опубликованная в 1974 году в журнале Rolling Stone, стала предвестником нового раскола в поп-культуре. Но в словах Билла крылось нечто большее, чем просто панк-нигилизм. Поскольку экономический переворот и альтернативные общества недостижимы, то ради освобождения остается лишь устремиться к технологии и во внутреннее пространство.

«Сейчас я больше сосредоточен на личной трансформации, которая для меня гораздо важнее, чем так называемая политическая революция», –– говорил он в 1970-е годы. Но ведь так было всегда. В 1960-е годы, наблюдая за эмансипационными движениями чернокожих, он пришел к выводу, что для любого истеблишмента и иерархического общества самым подрывным действием является выход индивида из сферы их влияния. Отстраненность от системы, от общества — один из самых важных моментов во вселенной Берроуза. Особого рода крайне индивидуалистическое отчуждение. Трансгрессивный эксперимент, поиск необходимой мутации.

«На протяжении истории самым мощным оружием всегда были новые формы сознания. Новый мир — это лишь новый разум». Поэтому трансформация индивидуальности имеет подрывной потенциал. Берроуз считал поиск техник декондиционирования важнейшим методом революции. Устранение автоматических реакций, приобретенных в процессе социализации, освобождение от гнета всего культурного прошлого. Вот цели настоящего бунта! И если в него вовлечь все новые медиа, то он приведет к изменению сознания. Контроль общественного мнения — это важнейшая технология: «Кто контролирует коммуникацию, тот контролирует страну». Однако её можно использовать и для освобождения разума, ведь СМИ доступны каждому. Они по определению не подлежат контролю, а доминировать помогают только будучи монополизированы. Революционер становится кочующим партизаном, но, прежде всего, техником на фронте постоянной информационной войны. Он не может свергнуть правительство, но может создать помехи в коммуникации и вызвать хаос.

Алгебра Потребности

«Важно было постигнуть зависимости и голод, — Выводил Берроуз резюме своей зависимости. — До того, как я начал употреблять героин (а писать я начал позже), я никогда не пытался работать над своей собственной системой убеждений. Это имело решающее значение. (…) Я начал смотреть на себя более внимательно». Ему было уже за тридцать, когда он начал привыкать к опиатам. В мире взорвалась атомная бомба, война закончилась. А в Нью-Йорке Берроуз во всю мазался по вене. Начал от скуки, в 1946 году. С морфия, украденного из спасательной шлюпки военного корабля, пришвартованного в Бруклинской гавани. Выпускник Гарварда, намеренно пошедший под откос. Он утверждал, что в колледже у него была только одна альтернатива: стать членом истеблишмента или марксистом. Ни один из этих вариантов его не устраивал.

В Гарварде он изучал английскую литературу, читал классику, умел ловко бравировать цитатами Шекспира, а во время поездок в Нью-Йорк посещал гей-бордели и подхватил сифилис. Когда он в 1936 году окончил колледж, родители отправили его в путешествие по Европе и выдавали ему по 200 долларов в месяц. Эта сумма, регулярно поступающая в течение следующих двадцати девяти лет, дала Биллу полную свободу. Со временем он усовершенствовал технику жизни на пять долларов в день. Во время своего европейского путешествия он посетил Париж, Вену, Будапешт, Дубровник, знакомился с местной выпивкой и гомосексуальным андеграундом. В Вене целый семестр пытался изучать медицину и одновременно наблюдал там эскалацию фашистского движения. В Дубровнике заключил «белый брак » [брак, вступая в который, супруги сознательно отказываются от сексуальных отношений, преследуя исключительно духовные цели — прим.переводчика] с еврейкой, что позволило ей бежать в США.

Вернувшись в Америку, Берроуз потерялся. Он больше не знал ни кто он такой, ни чего хочет. Восстановившись в Гарварде, поступил на антропологию, исследовал индейскую культуру, посещал лекции по общей семантике А. Коржибского и начал вникать в психоанализ. Однажды в приступе ревности к возлюбленному он отрезал себе кончик пальца, ему поставили диагноз «параноидальная шизофрения», из-за чего он на месяц попал в психиатрическую клинику. Пытался записаться в военно-морской флот, затем в разведку. Но когда США вступили в войну и его призвали в пехоту, не захотел служить рядовым, так что, благодаря связям матери и эпизоду членовредительства, освободился от службы. В Сент-Луисе работал в фирме своего отца, а в Нью-Йорке пошел в рекламное агентство, где должен был вести кампанию по производству косметики на основе гормонов, которая вскоре была запрещена из-за вредных побочных эффектов.

В конце концов он уехал в Чикаго и стал жить среди отбросов. Он работал в детективном агентстве и дезинсектором, а по возвращению в Нью-Йорк нашел себя в хипстерском мирке Таймс-сквер. Смотрел на него глазами антрополога, пока не наткнулся на опиаты. Быстро стал зависимым. Наркомания ввела нещадный режим в рассеянную жизнь Билла.

«Употребление джанка вовлекает тебя в уравнение процессов, происходящих в тебе на клеточном уровне. С помощью этого уравнения можно вычислить фундаментальные законы бытия, — написал он в прологе к «Джанки». — Джанк, в отличие от травы и алкоголя, это не способ сделать жизнь приятнее, это не привычка. Это образ жизни».

Вспоминая Томаса Де Квинси, Артюра Рембо и Жана Кокто Берроуз уподоблял литературное вдохновение зависимости. Аллен Гинзберг, свидетель впадения Берроуза в зависимость, утверждал, что его отношения с наркотиками были далеки от романтического волнения, связанного с кайфом. Даже в этом вопросе Билл оставался реалистом. Его позиция напомнила Гинзбергу исследование [Альфреда] Кинси, в котором под влиянием Ханке принимал участие Берроуз.

С холодной проницательностью он наблюдал за прогрессом зависимости, своим отчуждением и замкнутостью, а также метаморфозами в восприятии окружения и характере. Больше всего его поразило то, что опиаты меняют реальность посредством химического вмешательства на клеточном уровне. Наркомания разрушила и усмирила время, эмоции, желания и язык. Берроуз связывал это с металлическим вкусом и состоянием минерала. Он мог спокойно сидеть восемь часов, пялясь на кончик ботинка.

Берроуз считал, что магнетическая сила опиатов обусловлена ​​их болеутоляющим действием. Беднякам зависимости предлагают спасение от невыносимой жизни в гетто, а среди высших классов они подавляют дискомфорт, возникающий из-за духовной бедности. «Если бы наркотики не были запрещены в Америке, они могли бы стать излюбленным пороком среднего класса, –– говорил Билл. — Зависимые делали бы свою работу и возвращались домой, чтобы употребить свою дозу образов из СМИ. Наркоманы любят смотреть телевизор».

Берроуз говорил, что к спидам питает отвращение, что кокаин и амфетамины заставляют его нервничать и отнимают аппетит. Психоделики очаровали его переживанием внетелесного и вневременного опыта. Гашиш вызвал далекие, неожиданные ассоциации. Берроуз, однако, предпочел тяжелый опыт безжалостного голода опиатов — опиума, морфия, героина и всех других натуральных и синтетических производных мака. В этом голоде он нашел универсальный ключ к расшифровке социальных механизмов.

Опиатная зависимость — это квинтэссенция алгебры потребности, которая подчиняет человечество. Она навязывает зависимость от контроля, секса, наркотиков, не говоря уже о метафизике и моде.

«Пользуясь терминами тотальной потребности: «А вы бы не стали?» Да стали бы», –– написал он во вступлении к книге «Голый завтрак» и сравнил зависимость с «тотальной одержимостью» вирусной природы. Безжалостный контроль над алгеброй потребности в конечном итоге приводит к отсутствию контроля. «Джанк соответствует основной формуле вируса «зла»: Алгебре Потребности. Лик «зла» –– это всегда лик тотальной потребности. При частом повторении потребность становится беспредельной, над ней утрачивается контроль» (пер. Виктор Коган).

Насильственное «Да стали бы» управляет вселенной войны, организуя ее как «пирамиду, высшие уровни которой пожирают нижние». В этом мире межличностные отношения сводятся к игре сил: господин-раб, что отражено в садомазохистской фэнтезийной порнографии «Голого завтрака» и «Трилогии Сверхновой».

Часто у Берроуза спрашивали о мазохизме, предполагая, что его проявлением была наркозависимость. «Ты имеешь в виду гедонизм. Все эти вещества доставляли мне массу удовольствия», –– заключил он. Начиная с конца 1940-х годов, он несколько раз успешно избавился от зависимости, но регулярно, до конца своей жизни, возвращался к опиатам. И даже в восьмидесятилетнем возрасте, живя в Канзасе, он систематически принимал метадон — наркотик, используемый при реабилитации зависимых от героина.