Радиевые девушки

Маленькая женская «атака мертвецов» на большие корпорации

Сегодня исполняется 84 года с завершения борьбы «радиевых девушек» в суде против U.S. Radium из Оринджа и Radium Dial Co. из Оттавы в США. Это трагичная, но красивая и сильная околомакабрическая история, о которой стоит рассказать конфидентам.

1920-е годы пришлись на закат «радиевого бума» в быту. Чистый радий был выделен в 1910 году, и новому химическому элементу незамедлительно начали приписывать чудодейственные свойства. Его добавляли буквально везде, куда только можно было: в крем для лица, зубную пасту, воду, сигареты. В рекламе утверждалось, что радий омолодит, заставит кожу сиять, разгладит морщины и избавит от импотенции, в целом окажет положительное влияние на здоровье. Через некоторое время появились первые предположения о вреде радиации, так как и Мария Складовская-Кюри, и другие учёные, работавшие с радиоактивными элементами, уже явно болели. Но именно в то время, с 1917 года, соли радия использовались для производства люминесцентной краски «UnDark», которой расписывали циферблаты часов.

Некоторые их детали в толщину не превышали миллиметра. Чтобы их окрасить, работницы фабрик облизывали кисть. Ни о какой технике безопасности речи не шло, а работа на этом производстве оплачивалась выше, чем аналогичная на среднестатистической часовой фабрике (что, конечно же, было не сопоставимо с фатальными последствиями для здоровья, которых никто из девушек не ждал).

Окраска одного циферблата стоила 28 центов (в пересчёте на современные деньги), это около 20 нынешних российских рублей. За рабочий день продуктивная сотрудница успевала прокрасить 200-250 циферблатов, то есть за рабочую смену её зарплата составляла около 5 000 рублей, а в месяц – до 100 000 рублей. И это в то время, когда женский труд был намного дешевле мужского (что, к сожалению, зачастую имеет место и в наши дни). Некоторые девушки зарабатывали больше своих отцов. Поэтому на каждое рабочее место буквально выстраивалась очередь, а сотрудниц меняли сразу, как только они переставали справляться с планом. Обычно это происходило из-за появившихся проблем со здоровьем: слабости из-за анемии, тремора рук, беспричинных переломов, хромоты.

На аналогичном производстве в Швейцарии для росписи циферблатов использовались стеклянные стержни, во Франции — палочки с ватным тампоном на конце, в ряде других стран — металлические иглы или заостренные деревянные стилосы.

Позже журналистка Кейт Мур опишет показания «радиевой девушки» Кэтрин Донахью в своей нон-фикшн книге «Радиевые девушки. Скандальная история работниц фабрик, получивших дозу радиации от новомодной светящейся краски»:

Сообщал ли вам кто-либо из руководства Radium Dial, что правительство США запретило использование кистей из верблюжьего волоса для радиевой краски?»

Кэтрин, казалось, была шокирована услышанным.

«Нет», – ответила она. Сидящие позади нее девушки обменялись полными злости взглядами.

«Протестую», – выпалил Магид, чуть ли не перебив Кэтрин.

«Протест принят», – ответил Марвел.

Гроссмана это нисколько не смутило; он припас другой вопрос.

«Было ли вывешено какое-то предупреждение, связанное с опасностью покраски циферблатов радием с помощью кистей?» – спросил он.

«Нет, сэр, – уверенно ответила Кэтрин, – не было никакого предупреждения. Мы даже обедали прямо за рабочими столами рядом со светящейся краской. Наш управляющий Рид сказал нам, что мы можем спокойно там есть, главное, не пачкать едой циферблаты. И нам сказали, – она шумно задышала, настолько тяжело ей было разговаривать, – следить за тем, чтобы на циферблатах не оставалось жирных пятен».

Некоторые сотрудницы начали работать на US Radium ещё совсем подростками. Кэтрин Шааб на момент начала работы было 15 лет. Другой «радиевой девушке», сыгравшей впоследствии важную роль в начале судебных исков, Грейс Фрайер, при устройстве на работу было 18. Она стала одной из самых продуктивных красильщиц и расписывала до 250 циферблатов в день. Ирен Корби было 17 лет, Эдне Больц 16 лет. Когда Кэтрин обратилась к врачу, предполагая, что причина её проблем со здоровьем в подростковых гормональных изменениях, тот после анализа крови стал настойчиво расспрашивать, уверена ли она, что не работает с фосфором. Взволнованная Кэтрин Шааб поделилась страхами со своими коллегами, и девушки начали осаждать начальство. В итоге оба основателя корпорации приехали и прочитали им лекцию о безвредности радия.

Иногда девушкам выдавали баночки, чтобы мыть кисти, иногда — тряпочки, чтобы вытирать кисти об них, а не облизывать губами. И то, и другое в итоге забирали, решив, что слишком много материала остаётся в воде и на ткани, расходуясь впустую.

Так выглядит фото 1922г, подписанное как фото Амелии Маггиа

Красильщицы циферблатов временно успокоились, их работа всё еще была престижной. В городе их стали порой называть «призрачными девушками» за то свечение, которое исходило в темноте от их одежды после рабочих смен. Некоторые красильщицы даже намеренно приходили на завод в лучших платьях, чтобы вечером пойти на вечеринку и произвести фурор, ведь они были активными юными девушками в «ревущие 20-е».

Через пару лет у многих красильщиц начались схожие проблемы: боли в ногах, в челюсти, проблемы с зубами, анемия, потеря веса. Часть красильщиц на тот момент уже уволилась, вышла замуж и воспитывала детей, часть нашла другую работу, и мало кто соотносил своё состояние с радием.

Когда «радиевая девушка» Амелия (подруги звали её Молли) Маггиа лечилась от непонятного и стремительно распространяющегося некроза челюсти, её стоматолог доктор Кнеф после исключения пиореи (пародонтоза) и сифилиса, также стал «узнавать» в состоянии пациентки симптомы отравления фосфором. Однако это был тупиковый путь, и исследования люминесцентного материала на наличие фосфора закономерно ни к чему не привели, огласки история не получила.

Зубы Амелии удаляли один за другим, как и участки нижней челюсти, ломавшейся от лёгких воздействий. Некроз распространился по горлу. Когда распад тканей добрался до яремной вены, Молли умерла от открывшегося кровотечения. В этот момент рядом с ней была её сестра Кинта, тоже красильщица циферблатов.

Одна и та же симптоматика проявлялась у всё большего числа сотрудниц U.S. Radium. От проблем с зубами страдала Ирен Рудольф (кузина Кэтрин Шааб), она скончалась в 1923г, в 21 год с тотальным некрозом челюсти, незадолго до нее — Хелен Куинлан, которой оказавшиеся в тупике доктора диагностировали экстремально тяжелый случай ангины Венсана. Состояние Кэтрин также ухудшалось. Её лечащий стоматолог доктор Барри для начала удалил ей два зуба, обратив внимание на их зернистую структуру и ломкость, а также отметив в карте, что как и покойная Ирен, Кэтрин работала с радием. Позже к числу пострадавших присоединились Маргарита Карлоу и сёстры Джозефина и Женевьев Смит. Доктор Барри, уже столкнувшийся с тем, что раны после удаления зубов у двух его пациенток не заживали и превращались в гнойные язвы, отказался удалять зубы новым пациенткам, предложив им только наблюдение и обезболивание, а также смену работы. Автор статьи надеется, что доступность опиоидных средств в те годы могла помочь купировать боль от тотального некроза, однако полной уверенности в этом нет.

Растерявшись, доктор Барри обратился к своему коллеге, доктору Мартланду. Тот, осмотрев пациенток, пришёл в не меньшее замешательство. Не имея идей о причинах происходящего, на время он просто отложил эту тему. Параллельно «радиевыми девушками» занимался ортопед доктор Хамфрис, к которому обратились Грейс Фрайер (у неё он предположил артрит) и Дженни Стокер (чьё заболевание колена он даже не смог идентифицировать как какую-то известную ему болезнь).

В Нью-Йорке с другой радиевой девушкой, Хейзел Кузер, приехавшей к нему как к одному из лучших челюстно-лицевых хирургов страны, работал доктор Блум. Он впервые официально зафиксировал предварительный диагноз как «отравление радиоактивным веществом». Также он констатировал, что шансов на излечение у Хейзел нет, однако отправил её на операцию к своему коллеге.

Пострадавших работниц было много. Все — девушки, все умерли до тридцати. Для того, чтобы обыграть это обстоятельство в свою пользу, корпорация начала подкупать врачей для ложной диагностики сифилиса.

Несмотря на это, слухи расползались всё активнее. Сотрудницы одна за другой увольнялись, а очереди желающих занять их место уже не было. В 1924 году мать Хейзел написала в U.S. Radium, что собирается подать иск в суд. Всё в сумме представляло собой серьёзную угрозу для бизнеса, и высшее руководство U.S. Radium было вынуждено начать собственное расследование. Президент компании обратился к доктору Дринкеру, профессору физиологии в Гарвардской школе здравоохранения, упомянув два случая: один смертельный, другой имеющий улучшения, подчеркнув, что в семье второй девушки были случаи туберкулёза и намекая на его костную форму. По результатам обследования были зафиксированы воспалительные процессы во рту у части красильщиц, но в отчёте говорилось, что это «не связано с воздействием какого-то конкретного производственного фактора». Доктор Барри же продолжал советовать своим пациенткам увольняться без отлагательств. Его даже навестило руководство завода U.S. Radium, но разговор ни к чему не привёл: врач остался при своём мнении и предположил, что стоит закрыть весь завод. Параллельно делом таинственных заболеваний красильщиц циферблатов занялась санитарный инспектор Ленор Янг, связавшаяся для этого с Кэтрин Уайли. Та была исполнительным секретарем Союза потребителей, в те годы активно боровшегося за улучшение условий труда женщин. Параллельно с этим умерла красильщица Дженни Стокер.

В мае 1924 года супруги Дринкеры (они были докторами и работали совместно) два дня проводили исследования на заводе U.S. Radium, обследуя выборку из 25 красильщиц, и параллельно изучая доступные материалы о радии. Они заметили ожоги на руке главного химика завода доктора Лимана и болезненный вид некоторых красильщиц, а также отсутствие какой-либо техники безопасности. Также они связались с доктором Барри и несколькими уволившимися красильщицами, включая Грейс Фрайер (им показалось, что она идет на поправку).

Маргарита Карлоу, не получившая желаемой помощи от доктора Барри, сменила лечащего врача и обратилась к доктору Кнефу (раньше он пытался лечить покойную Амелию Маггиа). Тот, помня о похожем случае, в котором оказался бессилен, взялся за лечение новой пациентки почти бесплатно и иногда навещал её ежедневно. К сожалению, от этого было мало толка. Но доктор Кнеф внезапно сделал открытие, которого точно не ожидал: часть челюсти Амелии, которую он положил в рабочий стол, так и не разгадав тайну загадочной болезни, часть оставил пятна на рентгеновской плёнке, лежавшей в том же ящике. Шли 20-е годы, доктор Кнеф был стоматологом, у него не было профильного химического образования. Он не понимал, что именно это значит, но был уверен, что так быть не должно, что процесс крайне противоестественен.

Тем временем с Маргаритой Карлоу встретилась проводящая расследование Кэтрин Уайли, и вид страдающей девушки добавил ей решимости разобраться с происходящим. Узнав о желании матери Хейзел подать в суд на U.S. Radium, она проконсультировалась о том, как это можно сделать, и узнала удручающие новости: список производственных заболеваний, за которые полагается компенсация, был очень коротким, как и срок исковой давности. Уайли поняла, что единственный способ добиться какой-то справедливости — менять законодательство. Но для этого нужны были очень серьёзные основания, и она, вернувшись после проведённого расследования, стала добиваться экспертизы от санитарно-эпидемиологической службы США.

В это время в U.S. Radium получили отчёт от Дринкеров. Они оповестили работниц о том, что их анализы крови практически в норме.

В июле 1924 года к доктору Блуму, лечившему Хейзел Кузер, обратилась и Кэтрин Шааб. Когда девушки случайно встретились в коридоре, Хейзел была уже очень плоха и физически не могла разговаривать из-за состояния нижней челюсти и всего рта.

У доктора Хамфриса тоже появилась новая пациентка — к нему обратилась Кинта Макдональд, у которой начали развиваться тревожащие симптомы. Тот начал лечить её от артрита тазобедренного сустава.

В сентябре 1924 года на медицинской конференции впервые прозвучало словосочетание «радиевая челюсть», использованное доктором Блумом для описания случая своей пациентки, Хейзел Кузер, умершей через пару месяцев.

Кэтрин Уайли, продолжая искать рычаги воздействия, обратилась к Алисе Гамильтон, основательнице промышленной токсикологии, работавшей в Гарварде на одном факультете с доктором Дринкером. Та согласилась помочь. После этого Уайли обратилась к доктору Фредерику Хоффману, специалисту по производственным заболеваниям, работавшему на тот момент на страховую компанию Prudential Insurance. Он начал опрашивать пострадавших, первой из которых была находящаяся в ужасном состоянии Маргарита Карлоу. Собрав информацию, Хоффман пообещал руководству U.S. Radium, что признание «радиевой челюсти» производственным заболеванием, подлежащим компенсации — это вопрос времени. После этого Маргарита почувствовала себя увереннее и в феврале 1925 года подала иск против U.S. Radium.

Она стала первой среди решившихся дать юридический отпор. Терять ей было всё равно нечего. К иску присоединились родные Хейзел Кузер. Хоффман продолжал своё расследование, он посетил также Radium Dial в Оттаве, а уволившимся красильщицам и их докторам разослал опросники. Приходящая информация подтверждала, что девушки работали в одинаковых условиях, и у них были схожие проблемы со здоровьем. Вырисовывалось несколько линий вариантов течения болезни, но в их рамках у девушек было слишком много общих симптомов, чтобы случаи оказались совпадением. С Хоффманом связался сам изобретатель светящейся краски «UnDark» Сабин фон Сохоцкий (на тот момент ему ампутировали часть пальца, на котором он по неосмотрительности получил радиевый ожог и, к своему большому удивлению, последующий некроз) и написал, что согласен с его мнением: проблемы со здоровьем у красильщиц являются производственным заболеванием.

Кэтрин Уайли узнала об исследовании докторов Дринкеров и написала в U.S. Radium с требованием предоставить результаты. Те были ещё не готовы, но в апреле 1925 года Дринкеры направили предварительный отчёт, в котором обозначалось, что заболевания девушек являются следствием их работы. Они подробно изучили состав краски и пришли к выводу, что всё остальное, кроме радия, безвредно. Значит, только радий мог быть источником отравления. Также они впервые озвучили, что радий имеет ряд сходств с кальцием, поэтому, вероятно, встраивается в минерал костной ткани в зонах повышенной костной активности. Так они выдвинули гипотезу о том, что именно происходило с болеющими и умирающими девушками.

Между руководством U.S. Radium и докторами Дринкерами завязалась переписка. Данные из отчёта были направлены в Департамент труда крайне выборочно. Целиком отчёт опубликован не был: руководство завода жаловалось, что производство на грани закрытия, и обещало, что введет новые правила техники безопасности. Дринкер вошел в положение компании, но его коллега Алиса Гамильтон — нет. На руку им сыграла подтасовка обрывочных цитат из отчёта Дринкеров, направленная в Департамент труда, которая точно не порадовала бы чету докторов. Когда Алиса Гамильтон сообщила об этом Кэтрин Дринкер, переписка докторов с руководством U.S. Radium возобновилась. Параллельно с этим корпорация пыталась убедить и Фредерика Хоффмана не публиковать отчёт, предлагая ему больше времени для исследований. Обнаружилось, что отчёт не только опубликован, но данные из него находятся и в одной из книг, публикуемых в этом году Американской медицинской ассоциацией.

В мае 1925 года районным врачом округа Эссекс, в котором находился Ориндж, стал Гаррисон Мартланд. В июне того же года умер доктор Лиман, главный химик завода U.S. Radium, на руке которого за год до этого супруги Дринкеры обнаружили странные ожоги. Официальной причиной значилась стремительно прогрессировавшая анемия, такое объяснение показалось Мартланду странным, и он решил разобраться лично. Он также обратился к Сабину фон Сохоцкому. Третьим экспертом он пригласил Говарда Баркера из U.S. Radium. Они пришли к идее кремировать тело, а затем изучить пепел при помощи электрометра. Выяснилось, что останки Лимана были радиоактивны.

После этого доктор Мартланд встретился с ещё живой Маргаритой Карлоу. Он обратил внимание, что и ухаживающая за ней Сара Майлефер (сестра Маргариты) выглядит болезненно, поэтому взял у неё кровь на анализ. У Сары обнаружилась анемия, ей стремительно становилось хуже. Мартланд решил доказать, что причиной является отравление радием, но не знал способа проведения исследования на живом человеке, а не теле умершего. Вместе с фон Сохоцким они начали новый мозговой штурм. В июне они пришли к двум идеям тестирования на гамма-излучение. В первом варианте пациент находился перед электроскопом, что позволяло зафиксировать гамма-излучение, исходившее от его скелета. Во втором варианте пациент дул в электроскоп через систему бутылок, что позволяло измерить количество радона в выдыхаемом воздухе. Сара Майлефер стала первой испытуемой. Оба метода тестирования указали на отравление радием. Через два дня Сара скончалась. Посмертные исследования подтвердили, что её тело радиоактивно.

Размышляя о природе отложения радия в костях и о том, что это фактически открывает дорогу воздействию на организм не только гамма- , но и альфа-излучения, доктор Мартланд пришёл к мрачным выводам о том, что отравление радием неизлечимо.

В августе 1925 года была опубликована полная версия отчёта Дринкеров, которым надоело входить в положение корпорации.

Доктор Мартланд продолжал свои исследования, он подтвердил радиевое отравление Маргариты Карлоу, а Кэтрин Уайли помогала другим красильщицам, включая Кэтрин Шааб, связаться с Мартландом. Вскоре на него вышли Кинта Макдональд и Грейс Фрайер, направленные доктором Кнефом. У всех девушек обследования подтвердили отравление радием.

В декабре 1925 года доктор Мартланд опубликовал предположение: имеет место никогда ранее не встречавшийся вариант производственного отравления. Его выводы были высмеяны той частью профессионального сообщества, которое было материально заинтересовано в радиевом бизнесе, а затем и общественностью. В декабря умерла подавшая первый иск Маргарита Карлоу.

Тем не менее, в 1926 году был принят закон, вносивший радиевый некроз в список болезней, подлежащих компенсации, что вынудило  U.S. Radium выплатить деньги по искам Маргариты Карлоу, Сары Майлефер и Хейзел Кузер. Прочитав об этом, Грейс Фрайер решила подать собственный иск, но принятый закон не имел обратной силы и затрагивал только случаи некроза, а другие проблемы, связанные с отравлением радием, компенсации не подлежали. В таких обстоятельствах адвокат Грейс отказался от дальнейшей работы, как и еще несколько его коллег. Поиск юриста, готового взяться за такое дело, занял у Грейс два года. Когда процесс наконец пошёл, и эта тема привлекла внимание СМИ, её и четырёх красильщиц циферблатов, также участвующих в иске, впервые назвали «радиевыми девушками».

В 1927 году Грейс Фрайер была вынуждена не снимая носить стальной корсет от плеч до поясницы просто чтобы ходить. В мае она обратилась к адвокату Раймонду Берри, который взялся за это дело и в мае 1927 года подал иск. К нему присоединились Кэтрин, Кинта и Альбина, чуть позже — красильщица Эдна Хассман. В газетах появились заголовки о «Деле пяти обреченных на смерть женщин». Собирая информацию для выстраивания обвинения, Берри заинтересовался неким доктором Флинном, приглашённым U.S. Radium для обследования красильщиц — Флинн делал анализы крови, рентген, назначал лечение. Как выяснил Берри, Флинн действительно был доктором, но не доктором медицины. Он был доктором философских наук. СМИ заинтересовались темой ещё больше. Кроме того, после нескольких слушаний, судья, симпатизирующий девушкам, сам подсказал Раймонду Берри, как обойти юридическую проблему со сроком исковой давности: если радий продолжал находиться в костях девушек, то вред их здоровью продолжает наноситься, и он не связан с моментом их увольнения из компании U.S. Radium.

В 1928 году в результате мирового соглашения U.S. Radium обязалась выплатить девушкам по 10 000 долларов, платить по 600 долларов ежегодно до конца жизни (в современном эквиваленте 137 000 долларов и 8 200 долларов), а также взять на себя медицинские расходы. Компания при этом не признала свою вину, сделала заявления, что выплаты — исключительно акт гуманизма, и настояла на том, что должны проводиться дальнейшие обследования девушек, которые через какое-то время покажут, что «радиевые девушки» здоровы.

Однако даже лояльные к компании врачи были вынуждены признать, что те определённо больны. И радиоактивны. Грейс Фрайер перенесла 25 операций на челюсти, которые помогли девушке сохранить её, другим же повезло меньше. В сентябре 1929 года Кинту Макдональд госпитализировали, назвав её состояние предсмертным. Вопреки прогнозам она продержалась три месяца, и в какой-то момент показалось, что она пойдет на поправку. Вместо этого она впала в кому и умерла в декабре, на тот момент её саркома на ноге была видна невооруженным глазом. Доктор Мартланд провёл вскрытие и подтвердил, что опухоль была точно такой же, как на руке Эллы Экерт. Это помогло Берри, адвокату «радиевых девушек», добиться мирового соглашения и по иску ещё одной девушки, Мэй Кэнфилд, которая получила компенсацию в 8 000 долларов. Но U.S. Radium поставил условие: тот выходит из игры. Берри согласился, подписавшись под словами: «Я выражаю свое согласие не принимать никакого участия, будь то прямое или косвенное, в любых других исках к корпорации U.S. Radium, а также не оказывать какого-либо содействия каким-либо людям в любых действиях, направленных против упомянутой компании, не предоставлять им никакой информации по вопросам, связанным с упомянутой компанией».

Доктор Сабин фон Сохоцкий умер в 1928 году от анемии, также вызванной его собственным изобретением.

Для сотрудниц Radium Dial история только начиналась. Корпорация оказалась ещё более упорной в попытках уйти вообще от какой-либо ответственности.

После публикаций о деле их коллег, в 1928 году красильщицы циферблатов вполне закономерно паниковали и чуть ли не бастовали. Чтобы их успокоить, руководство Radium Dial провело предвзятые медицинские обследования и опубликовало их результаты, согласно которым работницы были абсолютно здоровы.

 

На этот момент многие девушки уже имели признаки отравления радием. Кэтрин Донахью хромала. У Маргарет (подруги звали её Пег) Луни не заживала лунка от удаления зуба. Всего через год она уже с трудом могла ходить и очевидно для самой себя и окружающих медленно умирала. Когда 6 августа 1929 года она потеряла сознание на рабочем месте, в Radium Dial, где знали о причинах её состояния (исследования 1925 года и 1928 года показывали, что она радиоактивна), отправили её в больницу за счёт компании, однако при этом не пускали к ней родственников.

Через восемь дней она скончалась, и за телом пришли сотрудники корпорации, чтобы тихо и самостоятельно похоронить Маргарет. Однако этому категорически воспрепятствовал муж её сестры, кроме прочих дежуривших в тот день присутствовавший в больнице (к умирающей так никого и не впустили, но родные не хотели уходить). Тогда сотрудники Radium Dial согласились провести вскрытие в присутствии семейного врача Луни. Это всех устроило, однако корпорация не сдержала слова и вскрытие было проведено за час до прибытия врача со стороны семьи, ему предоставили только краткий отчёт, согласно которому челюсть и зубы были в идеальном состоянии, а причиной смерти была названа дифтерия. В будущем эксгумация тела Маргарет выявила, что некроз был не только челюсти, но и в своде черепа, рёбрах, тазу и ещё ряде костей.

В 1930 году значительно ухудшилось состояние здоровья Кэтрин. Та работала на компанию уже восемь лет и не хотела терять стабильный высокий доход во время Великой депрессии. В это же время активно обследовалась её коллега Инез Валлат. Ей в 23 года приходилось постоянно носить на челюсти повязку (оттуда сочился гной), а также бороться с некупируемыми головными болями и ограничением подвижности тазобедренных суставов. Это полностью повторяло симптомы покойной Маргарет Луни. Ее Семья пыталась бороться в суде, но единственное заседание ни к чему не привело, и её отец прекратил попытки. В том же году от саркомы умерла 21-летняя красильщица Мэри Тониэлли. Её муж и родители не стали проводить расследования и подавать иск.

В 1931 году против U.S. Radium подала иск умирающая Ирен Корби Ла Порт, но после этого продержалась в живых всего месяц. Вскрытием занимался также доктор Мартленд, подтвердивший, что причиной смерти была саркома, достигшая размера двух футбольных мячей. Винсент Ла Порт, муж Ирен, продолжил судиться с U.S. Radium.

В августе 1931 года Кэтрин Вольф была уволена из Radium Dial: её нарастающая хромота привлекала слишком много внимания новых сотрудниц.

В 1932 году умер Эбен Байерс — промышленный магнат, спортсмен, светский лев и амбассадор напитка «Radithor», за три года успевший выпить более 1000 флакончиков радиоактивной воды. Его тело хоронили в свинцовом гробу, а фотографии его случая «радиевой челюсти» до сих пор вызывают оторопь даже у искушённой жёстким контентом публики.

«Бытовая» радиевая промышленность рушилась. Завод U.S. Radium в Ориндже закрыли и снесли, но студия Radium Dial в Оттаве продолжила работать.

В 1933 году Кэтрин Шааб решилась на ампутацию ноги с саркомой, но врачи констатировали, что состояние девушки уже не позволит пережить операцию. Вскоре она умерла в возрасте 30 лет. Осенью того же года от саркомы умерла и Грейс Фрайер.

В Оттаве по врачам продолжали ходить три подруги — Кэтрин Донахью (вышедшая замуж Вольф), Мэри Росситер и Шарлотта Перселл. Не получив ничего от местной медицины, Кэтрин и Шарлотта ездили в Чикаго, но и там медики были озадачены их случаями. В апреле 1934 года Шарлотте предложили ампутировать руку. Так как опухоль была в районе локтя, сделать это пришлось по плечо, что не давало шанса закрепить протез. Она согласилась. После операции руку поместили в формальдегид, так как случай на тот момент был из разряда медицинской казуистики.

Тогда же отравление радием признали у Кэтрин Донахью. Врач «радиевых девушек» доктор Лоффлер, к которому по сарафанному радио пришло уже больше пяти красильщиц циферблатов, связался с Radium Dial, но это ни к чему не привело. После этого девушки пришли в компанию лично, и им отказали в выплате компенсаций. Вскоре скончалась их коллега Мэри Робинсон, и часть её бедренной кости отправили на экспертизу в Нью-Йорк, откуда пришло подтверждение отравления радием. В Оттаве врачи продолжали игнорировать эту информацию, и записали, что смерть Мэри не была связана с местом её работы.

Летом 1934 года большая группа «радиевых девушек» подала иск против Radium Dial и неожиданно столкнулась с противодействием не только компании, но и всего города, от представителей бизнеса и административной власти до духовенства. Город не хотел, чтобы во время экономического спада закрывалось такое успешное производство. Зато освещение ситуации в газетах помогло другим девушкам, страдавшим от необъяснимых недомоганий, понять, что с ними происходит, и найти друг друга.

Среди них была Перл Пэйн, страдавшая от гинекологического кровотечения на протяжении нескольких месяцев. Оно не останавливалось от двух выскабливаний выстилки матки, назначенных её гинекологом, который считал, что это выкидыш. В конце концов, матку ей удалили, но так и не дали объяснений. Когда история «радиевых девушек» попала в новости, Перл все поняла. Она связалась с Кэтрин Донахью, ее бывшей приятельницей, и присоединилась к иску.

Прошёл год, процесс не двигался с места. Силы были неравны, у Radium Dial была возможность обращаться к лучшим адвокатам, а у семей девушек не было денег — все уходило на лечение. Срок исковой давности выходил. Последствия, вызванные отравлением ядами, на тот момент по законодательству не попадали под производственные заболевания. Первый суд они проиграли. Другие адвокаты отвечали отказами.

В декабре 1935 года суд против U.S.Radium окончательно проиграл Винсент Ла Порт, потративший на борьбу с корпорацией четыре года.

В феврале 1936 года, после восьми лет болезни, умерла Инез Валлат, у которой открылось точно такое же кровотечение, как и у Амелии Маггиа. Губернатор Иллинойса подписал новый закон о производственных заболеваниях, согласно которому теперь к ним относились и отравления на производстве. Тогда же с ними связалась журналистка Chicago Daily Times, которая подробно и без купюр описывала их физические страдания, фотографировала их c детьми, подчёркивая в заголовках, что речь об обречённых женщинах.

Том Донахью, муж Кэтрин, смог связаться с министром труда Фрэнсис Перкинс, первой женщиной, попавшей в состав Кабинета президента США. Было инициировано федеральное расследование. Компания Radium Dial поспешно закрылась и исчезла из Оттавы. Весной 1937 года адвокат «радиевых девушек» бросил вести их дело, а Кэтрин Донахью сама случайно достала изо рта кусок своей челюсти. Время истекало. Для некоторых «радиевых девушек», уже давно ставших взрослыми женщинами, время действительно было на исходе, они находились в терминальной стадии рака. Снова объединившись, они решились написать лучшему известному им адвокату страны. И получили ответ, что, несмотря на всю симпатию, он не может им помочь, так как ему 80 лет, и он и сам имеет проблемы со здоровьем.

Тогда девушки снова обратились к помощи СМИ. Они писали о том, что у них нет адвоката, а до слушаний их дела осталось две недели. Отклика от желающих представлять их интересы не последовало. Тогда пять девушек, включая практически находящуюся при смерти Кэтрин Донахью, сами отправились в Чикаго.

Там они познакомились с адвокатом Леонардом Гроссманом, который занимался компенсациями рабочим, делами представителей социальных низов, а также был одним из первых, кто поддерживал суфражисток. Он согласился взять дело, и через два дня после знакомства безвозмездно представлял их интересы перед Промышленной комиссией Иллинойса. Ради дела «радиевых девушек» он откладывал другие дела, ездил в Оттаву, направлял запросы насчет их медицинских обследований в Radium Dial. Оценив состояние девушек, первым истцом он выбрал Кэтрин Донахью. Её медленное угасание СМИ подробно зафиксировали на фото. Но Кэтрин должна была продержаться до оглашения вердикта вопреки всем прогнозам врачей, в противном случае её семья не получила бы никакой компенсации.

Началась долгая подготовка к слушаниям. Зимой Гроссман продолжал ездить в Оттаву, хотя погодные условия были сложными. Когда дороги так замело, что было не проехать, один раз он даже арендовал частный самолёт.

В феврале 1938 года Кэтрин давала показания по делу, во время которых достала из футляра в сумочке и продемонстрировала кусок своей челюсти (он был приобщён в качестве доказательства). Через какое-то время от физического (женщина уже находилась фактически при смерти) и психоэмоционального перенапряжения у неё случилась истерика, после которой был объявлен перерыв, а Кэтрин отнесли отдохнуть и положили на письменный стол. Слушания продолжились без неё. Radium Dial продолжала утверждать, что радий не является ядом и никак не связан ни с её состоянием, ни со смертями и болезнями других «радиевых девушек».

Следующие слушания в качестве исключения решено было провести прямо у кровати Кэтрин Донахью. «При условии, если она будет ещё жива».

Девушки назвались «Обществом живых мертвецов», что охотно подхватили газеты. Фрэнсис Перкинс, та самая министр труда, поручила службе здравоохранения исследовать случай Кэтрин. Но врачи предположили, что кальциевую терапию она просто не переживёт.

В апреле судья Марвел вынес вердикт. Компанию признали виновной. И Кэтрин дожила до этого решения вопреки медицинским прогнозам! Но через два дня Radium Dial подала апелляцию. Единственным новым материалом дела стали изменившиеся показания их бывшего начальника Рида, который теперь утверждал, что девушки были проинструктированы об опасности. Это полностью противоречило его ранним показаниям, также данным под присягой. Гроссман призвал СМИ начать сбор средств для оплаты медицинской помощи Кэтрин, которой всё ещё нужно было продержаться до вынесения решения. На тот момент она уже не поднималась с кровати и весила 28 килограммов.

Окончательный вердикт Промышленная комиссия Иллинойса должна была вынести 10 июля, но озвучила его даже на несколько дней раньше, учитывая состояние здоровья Кэтрин.

Марвел постановил компенсировать Кэтрин понесенные ею медицинские расходы, выдать ей в полном объеме зарплату за весь период, что она была не в состоянии трудоустроиться из-за болезни, возместить ущерб, а также выплачивать ей пожизненное пособие в размере 227 долларов (4 656 долларов в современном эквиваленте) в год. В общей сложности ей полагалось 5 661 доллар, максимально возможная сумма, которую можно было ей присудить по закону.

26 июля 1938 года компания подала еще одну апелляцию в окружной суд. Дальнейшие судебные проволочки Кэтрин уже не застала, она умерла 27 июля 1938 года, через день после этого.

Эту апелляцию также отклонили, и на это решение представители Radium Dial снова подали апелляцию. Так, оспаривая раз за разом решения вышестоящих судов, с последней апелляцией они добрались до Верховного суда США. У адвоката девушек не было специальной лицензии для допуска туда, и он приобрёл её за свой счёт ради конкретно этого дела, давно превратившегося для него в Magnum Opus. Судя по всему, в Radium Dial подобного не ожидали. Их многолетние затягивания судебных процессов и апелляции отлично работали на истощение ресурсов — деньги заканчивались, здоровье оставшихся девушек становилось хуже, зависший процесс казался бензнадежным. Однако все участники повели себя как святые или одержимые. Леонард Гроссман брал на себя судебные издержки, а умирающие онкобольные многократно давали показания с непереносимыми болями от распада саркомы.

Верховный суд США отклонил апелляцию. Это была точка, поставленная 23 октября 1939 года.

Судьбы живых на тот момент «радиевых девушек» сложились по-разному. Врачи считали Шарлотту следующей после Кэтрин кандидатурой для отправки на тот свет. Однако оказалось, что своевременно принятое решение ампутировать руку спасло ей жизнь. Она дожила до 82 лет, хотя с середины жизни была вынуждена носить корсет из-за остеопороза позвоночника, а также потеряла все зубы. В 50-х годах она участвовала в исследованиях Аргоннской лаборатории Центра радиобиологии человека. Там же, кстати, отдельно от неё изучали её ампутированную руку. В исследованиях принимали участие и Перл Пэйн (удивительным образом дожившая впоследствии до 98 лет), и Мэри Росситер (которая выжила, но перенесла шесть бесполезных операций на ноге и её последующую ампутацию). Кроме них в документации лаборатории присутствовало несколько сотен других красильщиц. Аргоннская лаборатория не очень активно делилась информацией о них, но известно, например, что последняя из выживших «радиевых девушек» умерла в 2014 году в возрасте 107 лет. Её спасло недовольство начальства и быстрая потеря работы (она была уволена всего через несколько дней).

Если говорить о компенсациях, Шарлотта получила всего 300 долларов (5 000 долларов в пересчете на современные деньги). Сёстры Глачински и Хелен Манч устали и отозвали свои иски.

Тем не менее, их борьба не была напрасной. Они создали прецедент. Они стали причиной многих радикальных изменений в охране труда, в соблюдении техники безопасности, в возможностях работников получать компенсации. Если раньше компенсациям подлежали отдельные конкретно взятые заболевания, расширение и систематизация законодательства дали возможность получать их за любой вред здоровью, если доказано, что он был получен в процессе профессиональной деятельности, за счёт рабочих условий или вредных факторов на производстве. Законодательство в этой сфере стало значительно более справедливым. Изменились требования к информированию работодателями своих сотрудников о вредных условиях труда, к обязательному наличию средств индивидуальной защиты. Начало развиваться правовое регулирование в области стандартизации норм техники безопасности по отношению к токсичным материалам.

Гленн Сиборг, химик и физик-ядерщик, нобелевский лауреат, работавший в Манхэттенском проекте, писал в дневнике, что во время одного из утренних обходов лаборатории внезапно вспомнил о красильщицах циферблатов. Он настоял на более детальных исследованиях медико-биологических свойств плутония. Выяснилось, что он очень схож с радием, и будет точно так же откладываться в костях контактирующих с ним людей. Были разработаны правила техники безопасности.

Некоторые девушки завещали свои тела науке, а несколько сотен других красильщиц циферблатов были эксгумированы Центром радиобиологии человека с согласия родственников. Первым среди них было тело Маргарет Луни. Оказалось, что уровень радия в ее костях был 19 500 микрокюри, а нижняя челюсть отсутствовала — её вырезал во время вскрытия врач корпорации.

Радиевые девушки не стали иконами массовой культуры, однако их история вдохновляла людей. Считать ли ее триумфом воли? Надеждой на возможную справедливость? Упорством обречённых? Сестринством перед лицом смерти? Одной из форм танца Смерти и Девы?

Наверное, всё и сразу.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.