«Изнанка крысы»: маргиналы и маргиналии Михайлова

Рассказывать о текстах Михайлова непросто, потому что поначалу не очень понятно, за что ухватиться, какую соринку выбрать в качестве точки кристаллизации. Новую книгу Романа Михайлова «Изнанка крысы» издали ребята из петербургского книжного магазина (а с некоторых пор – ещё и издательства) «Все свободны», для самого Михайлова это вроде как первое печатное издание его прозы. В «Изнанке крысы» он занимается всё тем же, чем и в «Равинагаре», – клеит причудливый узор из бесед, переписок и встреч с разными интересными людьми; клеит его из своих зарисовок, замечаний и маргиналий – заметок на полях к коду «Красивая ночь всех людей» на языке RN.

«Изнанка крысы» является также и записной книжкой, а иногда и дневником. Основные темы, прошивающие эту записную книжку, – лиминальное-сакральное, язык, текст, время и память. Эти темы обсуждаются с различными персонажами книги, каждого из которых можно назвать маргиналом – ведь каждый из запечатлённых в «Изнанке крысы» собеседников Михайлова ходит по краю, исследуя пограничные области познания. Среди них есть безумцы, шифропанки, криминальные элементы, учёные, тантрики, колдуны, битарды – некоторые наверняка совмещают в себе целые комплекты маргинальных признаков. Каждый из них сообщает автору какую-то любопытную информацию, либо демонстрирует так или иначе специфику своего восприятия/распознания Среды.

Создание криптоязыков, способы экзорцизма вредящих сущностей, непривычные методы структурирования Среды – всё это склеивается Михайловым в ризоморфный кружевной нарратив. В «Изнанке крысы», кажется, нет концов и границ, части книги – это, скорее, поля интенсивности тех или иных мемов: топология муравья, топология лестницы, птицы-оборотни. Крыса Клейна.

[Если отрывки из «Изнанки крысы» читать вслух в виде лекции, то наверняка михайловский текст легко превратить в орудие цыганского гипноза, в НЛП формата «тройной спирали Эриксона», когда в центры разрывов нарратива встраиваются внедряемые команды. Можно было бы развить конспирологическую шутку про то, что такой текст – это тайное орудие МАА–САП, но нет.]

Кто читал «Улицу Космонавтов» и «Равинагар», тот примерно представляет, чем склеивается «Крыса»: метафизика детства, цыганские тайны, индийские зарисовки, кашмирский шиваизм, математические аналогии.

Тема детства – базовая, самая надёжная, потому что в детстве каждый видел область пограничного и тайного, сакрального. Детство психоактивно, язык детства текуч, жёсткие рамки взрослого кондиционирования ещё не поделили Среду на строгие зоны возможного и невозможного, мыслимого и немыслимого. Воспоминания о детстве глубоки, а обряды детства часто похожи – поэтому обращение Михайлова к сакральному периоду в жизни каждого вызывает отклик, вспоминается что-то забытое (а может даже – и никогда не бывшее).

В детство можно вернуться посредством ПАВ, сбросить со Среды сетку конструктов и кондиций, изучить и перестроить Среду заново, об этом Михайлов тоже пишет – как и о тех, кто обходится без ПАВ. Ещё каждому знакомо пространство снов – даже тем, кто забыл детство и ни разу не вспоминал его при помощи субстанций.

Язык – это один из способов обойтись без психоактивов; гипотеза Сепира-Уорфа была изгнана академическим сообществом в тень, но почему бы не применить её к языкам вообще – к языкам программирования, к sāṃd­hyāb­hāṣā («сумеречному языку» тантрических текстов), к логическому языку AO (о котором Михайлов размышляет в своих записях), к михайловскому же языку Red Night, которым написана «Красивая ночь всех людей»? К математике, наконец. Или же язык дакинь, желтые свитки, Rat Night.

Что если начать воспринимать Среду на подобном языке, думать на нём, распознавать Среду на нём? Это уже психопрактика высокого уровня – увидеть Среду новым со-знанием и рас-по-знанием, а там уже недалеко и до языков птиц и муравьёв. Об этом тоже по-своему повествуют заметки «Изнанки крысы» – и о маргиналах, которые картографируют Среду иначе и говорят на других языках.

[Вот ещё задачка – картографировать, скажем, Вавилон-на-Неве как мандалу и ориентироваться в нём относительно восьми великих кладбищ, по питхам. Смоленское кладбище в такой карте наверху, ну это понятно.]

Всё это очень интересно – в первую очередь для Михайлова, конечно, но и для читателя тоже. Текст завораживающ. Некоторые пеняют Михайлову на недостаток самоиронии: возможно, ожидается меньше серьёзности от человека, который жонглирует предметами.

Отдельное слово о тех, кто личностью Михайлова, его лекциям и его текстами оказался абсолютно заколдован. После публикации «Изнанки крысы» вокруг Михайлова (не без помощи КРОТа, “Все свободны” и видеоканала Михайлова на YouTube) начался небольшой бум, усилившийся с выходом новой книги, – образовалось целое сообщество, почитающее его в качестве духовного учителя.

[Пьют ли они молоко?]

Причём со всеми сектантскими атрибутами: от хождения пилигримами по виртуальным пространствам в духе «не хотите ли почитать книгу Романа Михайлова?» до отчётов о снисхождении благодати после регулярных лекций и видеостримов Романа.

Естественно, очарованные гипнозом михайловского нарратива воспринимают его каждый по-своему, это неизбежно для любого текста, а для этого – даже в большей степени (этот отзыв как раз тоже пример очень субъективного почитания). Но культисты иначе расставляют акценты и расшифровывают его тексты и лекции, каждое его слово или жест – как некое откровение. «Свидетелям Михайлова» точно не хватает самоиронии. Это тоже интересно наблюдать со стороны, Михайлову нельзя отказать в харизматичности, но лидером харизматической секты он, похоже, быть пока не хочет.

Если возвратиться обратно к самому тексту, то стоит вновь отметить, что читать «Изнанку крысы» чрезвычайно познавательно – особенно тем, чьё облако тегов совпадает с, условно говоря, катабазийным (да, это рекомендация). Калейдоскоп узоров и разнообразие тем «Изнанки» позволяют довольно широкому кругу людей найти в книге что-то ценное для себя. Можно просто любоваться на такие находки, как на раскопанные в детстве «секретики» под стёклышком.

लुप्तसमय