Психоделия Джима Леона: невозможный пример для всех нас

От Редакции. На автопортрете Джима Леона, известного британского психоделического художника, мы можем видеть четыре слова на латыни: procul hinc abeste pro­fani. Это слова из знаменитого «Амфитеатра Вечной Мудрости» немецкого алхимика, каббалиста и теософа Генриха Кунрата. Надо признать, эта фраза, означающая «отсюда поверни назад, непосвященный», на портрете этого человека более чем к месту.

Потому что без действительно глубокого психоделического понимания немалая часть его творчества обращается в чудовищную извращенную порнографию, а другая – в сумбур и шум, хаос, беспорядочное запустение, которое может стать символическим повествованием лишь для того, кто сможет растолковать символ. Кто узнает намек на картины «Амфитеатра…», кто считает слова из знаменитой Изумрудной Скрижали Гермеса Трисмегиста («Что вверху, то и внизу»), кто сумеет растолковать жуткого монстра как символ мерзостей эпохи, тот – знающий, и вместо зла и распущенности увидит свободу и любовь.

fr.Chmn

Творчество Джима Леона, 1938–2002

Выдающийся, но малоизвестный британский художник Джим Леон (Jim Leon) родился в городе Вулвергемптон в 1938 году. Он был первым из 13 детей. Семья вскоре переехала в Бирмингем, где он учился в Гардcвортской гимназии. В 16 лет он перешел в Бирмингемскую школу искусств, из которой через три года его исключили за недисциплинированность. В 1959 году он женился на Монике Верше, французской Au pair, и в 1960 году они вернулись в ее родной Лион, в котором Леон жил до самой смерти от рака в 2002 году.

У Леона был выдающийся талант как рисовальщика, так и художника. В равной степени он обладал необыкновенными, поистине провидческими силами воображения. Именно сочетание этих даров породило поразительные, совершенно уникальные и личные произведения искусства, которые рождались под его карандашом и кистью по прибытии в Лион.

В его ранней работе смешались Фрэнсис Бэкон, сюрреализм и барокко, в ней скрывается и английский визионер Уильям Блейк, и навязчивый романтизм прерафаэлитов. Ряд его ранних картин и рисунков относится к «Голому Завтраку» Уильяма Берроуза (впервые опубликован в Париже в 1959 году). Это были лишь некоторые из компонентов удивительной, полу-абстрактной, пространственно сложной, ритуалистической, оргиастической плотской живописи, выражающей сильную коварную болезненность, эротизм, трансцендентность и экстаз; удивительные исследования мрачных глубин человеческого разума.

Настроившись на другую часть духа времени 1960‑х годов, Леон начал параллельную серию поп-картин – фантастические карнавалы еды, секса и плоти, блестяще окрашенные в ярмарочных оттенках. Эти две группы работ должны обеспечить ему место в истории: первую можно охарактеризовать как поздний расцвет сюрреализма, а вторую – как очень индивидуальный вклад в поп-арт в его самые напряженные моменты.

Творчество Леона в те моменты было подрывным, но он все еще действовал в традиционном мире изобразительного искусства. Однако в октябре, в бурном потоке конца шестидесятых, он покинул свою семью и город Лион и провел следующие четыре года в Лондоне и Соединенных Штатах, работая в андерграунде как контркультурный художник. В этой среде, среди прочего, бытовали свои газеты и журналы, призывающие к радикальным социальным изменениям.

Леон уже был в США в 1969 году, когда ездил в Калифорнию. Там он создал обложку для подпольного журнала Berke­ley Barb и участвовал в создании Народного парка в Беркли. В Лондоне он внес свой вклад в Inter­na­tion­al Times, Rolling Stone, Friends/Frendz и, самое главное, в Oz. Этот журнал стал cause célèbre: в 1971 году три редактора этого журнала были привлечены к уголовной ответственности за непристойность в знаменитом сейчас выпуске «Schoolkids» и были отправлены в тюрьму. 26-дневный процесс стал locus clas­si­cus для истории столкновения поколения 1960‑х годов со старым истеблишментом. Oz фактически продолжал публиковаться до конца 1973 года, его распространение сильно усилилось благодаря процессу, а Леон был в журнале самым выдающимся художником. Он предоставил 13 работ для 18 последних выпусков, включая одну обложку и несколько разворотов. В частности, он создал «Конец эпохи», впечатляющий диптих, появившийся в то время, когда редакция ждала суда. Основанная на библейской истории Лота и его дочерей, эта картина демонстрирует, как это семейное трио занимается любовью на фоне апокалиптического разрушения декадентского мира, который они оставили. Аллегория 1960‑х годов, которая по-прежнему актуальна в этом году, с ретроспективностью Леона, перекрывающей полномасштабное исследование психоделии и андерграунда.

Эта работа была важна для Леона, потому что он был счастлив видеть, что его искусство «воспроизводится тиражом 90 000 экземпляров, достигая огромного количества людей, вместо того, чтобы видеть, как оно исчезает в уединении гостиной среднего класса, потерянное навсегда». То же самое можно сказать о нарядах и костюмах, которые он создал для театральных режиссеров, таких, как Роджер Планшон, а также для фильма «Пю-дэн» с участием Кэтрин Денёв, в которую Леон безнадежно влюбился. Другие работы художника включают плакаты для рок-концертов и росписи, которые он сделал для ряда ресторанов в Лионе.

Затем, в феврале 1974 года, во время жесткого ЛСД-трипа, у Леона был мистический опыт, в котором его посетила Богиня-Природа. С того времени его искусство все больше и больше отдавалось идеалу природы. Эта тема, развитие которой продолжалось до конца его жизни, реализовалась на сольной выставке в галерее Лайонс Верриер в 1984 году. Эти работы воссоздают особый мир, «бывший, будущий, способный быть, излеченный от шрамов, оставленных человеком, рай восстановленный, охраняемый несколькими серафимами загадочной и сияющей красоты, или неописуемо таинственными огромными объектами – минеральными структурами (огромными драгоценностями!), гигантскими кристаллическими яйцами, расколотыми, чтобы продемонстрировать радужные слои своей скорлупы, шаманские объекты и полупрозрачные призматические сферы и овоиды.

История искусств могла бы отнести пейзажи Леона к продолжению традиции, основанной во Франции Клодом Лорреном и, в случае Леона, проследить его влияние через английского визионера-пейзажиста Сэмюэля Палмера. Парадоксальное видение из более поздних работ Леона не нуждается в дальнейшем исследовании.

Но что насчет того мрачного, часто тревожного видения 1960‑х и начала 1970‑х годов? Это часть давней традиции художников, которые чувствуют стремление исследовать темную сторону человеческой натуры. Но цель Леона состояла в том, чтобы расширить наше сознание и, в конечном счете, просветить мир. Он всегда был на стороне обездоленных и угнетенных, он был решительным антиматериалистом и никогда не владел имуществом. У него никогда не было денег, по сути, он был невинен, как святой. Он был невозможен – и он был примером для всех нас.

Автор John Coulthart